В последнее время стали появляться сообщения, как правило, по неофициальным каналам, согласно которым присутствие России в Сирии резко увеличилось. Речь идет о переброски военных, истребителей и другой военной техники. Естественно, ни для кого не секрет, что Россия и Сирия ведут активное военно-техническое сотрудничество, которое крайне необходимо правительству Башара Асада в свете почти пятилетней войны с террористическими интергбригадами, спонсируемыми некоторыми странами Запада и Ближнего Востока, а также с Исламским государством – квазигосударственной террористической организацией, обретшей серьезные признаки субъектности, благодаря финансовой независимости и стратегическому мастерству своей военной верхушки. В первую очередь Россией поставляются вооружения и военная техника, а также осуществляется переброска инструкторов, обучающих сирийских военных обращению с российским оружием, и военных советников. Кроме того, Дамаск снабжается отечественными разведданными, да и сами российские разведслужбы, несомненно, активно действуют в зоне конфликта, поскольку данный регион представляет стратегический интерес для России. Однако в последнее время отмечается четкая тенденция роста сообщений о переброски военного контингента, который якобы будет принимать участие в боевых операциях на стороне правительства Сирии, не говоря уже про мощный подъем сирийской темы в российских СМИ. Данное обстоятельство заставляет более пристально взглянуть на ситуацию на Ближнем Востоке и грядущие события, чтобы понять возможную причину вероятного усиления присутствия России в Сирии.
В первую очередь следует отметить приезд В. Путина на юбилейную 70-ю сессию Генассамблеи ООН, где он выступит с речью 28 сентября и, как ожидается, ближневосточная тема станет одной из ключевых. При этом параллельно с информацией о появлении российских военных в Сирии стали поступать новости о давлении, оказываемом Вашингтоном на страны, через территорию которых должны пролетать российские военно-транспортные самолеты для доставки гуманитарных и военных грузов в Сирию. Так Болгария отказалась предоставлять воздушный коридор для российских самолетов, что стало причиной жесткой реакции из Кремля. Сам же Вашингтон устами своего госсекретаря Джона Керри недвусмысленно заявил, что рост численности российских военных и техники в регионе приведет к дальнейшей эскалации конфликта и «гибели большего числа мирных жителей, увеличению потока беженцев и риску конфронтации с коалицией, действующей против «Исламского государства»». Как по команде ему вторили другие официальные лица из Вашингтона и американские СМИ, при этом ими совершенно игнорировался тот факт, что ситуация в Сирии является прямым следствием политики США на Ближнем Востоке. Фактически любое существенное изменение баланса в регионе не так, как того хотят в Вашингтоне, мгновенно инициирует весьма болезненную и жесткую реакцию с его стороны. Реакция вполне естественная: США, в частности обе администрации Б. Обамы, разрушали и хаотизировали Магриб и Ближний Восток для достижения своих геополитических интересов, например, для сноса неугодных режимов, борьбы за газовый рынок (транзитным узлом которого и является Сирия), препятствию развития китайского Шёлкового пути, одна из веток которого как раз и пролегает через Ближний Восток, подрыва позиции России и т.д. Для этих целей использовались внутренние противоречия, этноконфессиональные и социально-экономические проблемы внутри стран перечисленных регионов, когда демонстрации под разными лозунгами перетекали в разрушительные молодежные протестные движения, над которыми западными, в первую очередь американскими, технологами устанавливался контроль, что в итоге и привело к т.н. Арабской весне. Возникший управляемый хаос, чьим основным инструментом выступил радикальный исламский фундаментализм, оказался очень полезным для Вашингтона, поскольку поддержание перманентного конфликта давало и дает ему возможность влиять на ситуацию нужным для него образом. Если одна из сторон конфликта чрезмерно усиливается, то американцы оказывают помочь ее противникам, чтобы выровнять возникший дисбаланс, причем делается это вопреки официальным декларациям. Однако, по мнению Вашингтона, никакие кардинальные изменения в балансе всей военно-политической обстановки не могут пройти без его согласия, тем более если за изменениями стоят геополитические противники США. Поскольку к таковым относится Россия, то реакция американцев вполне предсказуема, поскольку они прекрасно знают потенциал наших военных. В связи с вышеизложенным логично предположить, а не может ли быть резкая интенсификация активности России в преддверии Генассамблеи ООН своеобразным ходом для усиления позиции российского руководства во время переговоров на полях этого уважаемого мероприятия? С учетом приближающихся выборов на Украине и ситуацией вокруг Донецкой и Луганской народных республик, когда давление Запада и подконтрольного ему режима в Киеве усиливается, вполне возможно, что Кремль хочет получить более весомые позиции на переговорах в Нью-Йорке через сигнал, где ясно читается стремление изменить ситуацию в Сирии, которая, по оценкам разных аналитиков, близка к критической. Естественно, многое станет известно во время выступления В. Путина 28 сентября, но выдвинутое предположение не смотрится натянутым в свете текущих отношений между Россией и Западом.
Кроме того, следует рассмотреть еще один важный вопрос, связанный с тем, как именно России стоит оказывать помощь сирийскому народу. Постановка вопроса, надо или не надо помогать, отпадает сама собой – Сирия наш едва ли не единственный союзник в регионе (Иран стоит особняком), чтобы его бросать на «милость» исламистов. При этом необходимо отдавать себе отчет, что стратегически мы не сможем изменить обстановку – для этого нам потребуется перебросить военный контингент сопоставимый с тем, который мы послали в Афганистан. Такой ход сейчас невозможен в силу целого ряда политических и экономических причин и нет смысла его обсуждать. Тогда возникает вопрос: какой должна быть наша помощь? Кроме военно-технической и гуманитарной, Россия в состоянии оказать поддержку небольшим военным контингентом, но при этом важно понимать, что мы не должны воевать наравне с самими сирийцами. Для нас необходимо выполнять весьма полезную, но вспомогательную функцию, например, ограниченными группами принимать участие в удержании населенного пункта, если появятся разведданные о готовящемся наступлении исламистов, либо наоборот, оказывать содействие в наступлении на позиции боевиков на конкретном направлении. Важно чтобы мы выполняли роль не основной ударной силы, а вспомогательной, поскольку в противном случае наши потери в людях и материально-финансовые издержки будут огромными без какой-либо гарантии достигнуть стратегического перелома в войне. Наконец, мы можем активизировать деятельность наших спецподразделений, в частности, Главного разведуправления Генштаба ВС России или Управления "В" ЦСН ФСБ России с целью ликвидации наиболее важных лидеров исламистов тех группировок, с которыми в основном воюют правительственные силы Сирии. К ним относятся Джебхат ан-Нусра, Джебхат аль-Исламия и пр., в меньшей степени Исламское государство, с которым сирийцы реже вступают в боестолкновения, что подтверждается даже простым отслеживанием оперативных сводок, публикуемых сирийскими информационными агентствами. Наши силы спецназначения могли бы дезорганизовавать террористические группировки через систематические ликвидации их лидеров с параллельным созданием агентурных сетей. Для этого у нас есть специалисты экстра-класса. Однако главное, чтобы они действовали под чужим флагом, т.е. мимикрировали под почерк иностранных спецслужб и их спецподразделения, например, американские или израильские. Цель проста: исламисты не должны знать, что против них действуют российские спецслужбы и все подозрения должны пасть на других. Фактически подобные секретные операции должны быть «черными», т.е. в случае провала бойцов спецгрупп государство откажется их признавать и будет полностью отрицать какое-либо отношение к подобным операциям. Смысл этого в избегании негативных политических последствий и снижении риска возможных ответных действий со стороны исламистов на территории уже самой России через теракты. Важно заметить, что ответные меры террористов против России также является одним из самых серьезных рисков при принятии решения российским руководством по усилению присутствия в Сирии. Координация и согласованность всех упомянутых мер может стать нашим весомым вкладом в возможный стратегический перелом во всей войне, но мы не должны быть главной ударной мощью – если Сирийские вооружённые силы подобны артиллерии, бьющей по площадям, то мы подобны снайперу, который устраняет точечные, но важные цели. Альтернатива ограниченному ввязыванию в конфликт неприемлема, поскольку либо мы потеряем Сирию, либо увязнем в ней настолько, что станем таскать каштаны из костра в чужих интересах - такой сценарий ослабления России соответствует целям ее геополитических противников.
С учетом сказанного, хочется выразить надежду, что если высшее политическое руководство России приняло решение всерьез помочь Сирии, то каждый шаг в этом направлении будет выверен и просчитан на много ходов вперед.
Автор: К.С. Стригунов
