Дискуссия о стратегической стабильности в 2020-2021 гг. и развитие СВО на Украине

 

В физической области неизменным фактором остается то, что средства и условия непрерывно меняются[1].

Б.Л.Гарт, военный теоретик

 

Пустая дискуссия о стратегической стабильности, которая дала единственный результат,- обманчивое заявление о готовности к переговорам Дж. Байдена и В.Путина, которое только дезориентирует политиков, умышленно отвлекая их от понимания реалий войны, ведущейся без ЯО и предназначенной для такого ведения политикой. Суть проблемы стратегической стабильности в новом столетии заключается не столько в стратегических ядерных вооружениях (СНВ), как это обычно считается, а в революционных изменениях в средствах и способах ведения военных действий. Прежде всего, в неядерной области. Б.Л. Гарт, как гениальный теоретик, это предвидел. Дискуссия о стратегической стабильности, однако, искусственно возобновилась после 2014 года[2] в СМИ и достигла кульминации в 2023 году после эскалации военных действий на Украине и размещения ЯО РФ в Белоруссии.

Каждый раз, когда Запад усиливал свою активность на СВО, он подчеркивал отказ от своего прямого участия и необходимость сохранения СС (в его понимании, конечно). Надо признать, что принципиально новым аспектом СС в ходе СВО стало положение с неядерным сдерживанием, прежде всего, деятельностью сухопутных войск и новых ВВСТ. 

Военные конфликты нового столетия по сути провели границу между ядерным сдерживанием и войной без применения ЯО. Это обстоятельство отметил, например, А. А.Кокошин и ряд военных ученых еще в прошлом веке. Так, Кокошин в своих трудах отмечает, что в современных условиях вследствие революции в военном деле параметры оценки условий обеспечения стратегической стабильности в сфере сил общего назначения стали значительно более сложными, многомерными. «Прорывные достижения в информационных технологиях, - пишет ученый, - дали возможность обнаруживать противника и избирательно уничтожать его высокоточным оружием с неядерными боеприпасами (в том числе повышенной мощности). При этом боевые платформы - корабли и самолеты - могут находиться за сотни и даже тысячи километров от «поля боя»[3].  Таким образом, развитие некоторых видов обычных вооружений может иметь не менее дестабилизирующее значение, чем ядерных вооружений и средств ПРО. Развитие высокоточного дальнобойного оружия усиливает уязвимость различных компонентов СЯС. Обычные боеприпасы по своим возможностям нанесения ущерба противнику сегодня практически сравнялись с ядерными боезарядами малой мощности, значительно повысилась точность наведения их носителей. Оправданным представляется также вывод ученого о возрастании роли неядерного (предъядерного) сдерживания, в основе которого высокоточные дальнобойные вооружения в обычном оснащении. Этот вид сдерживания призван дополнять традиционную систему ядерного сдерживания, способствуя сохранению стратегической стабильности.

СС стало обсуждаться с новой энергией в связи с тем, что возникли новые объективные предпосылки и беспокойства, связанные с целым рядом разноплановых обстоятельств,о которых откровенно сказал В.В. Путин еще на Давосском форуме в январе 2021 года[4]:

– во-первых, со стремительным развитием новейших программ ВВСТ в США и странах-союзниках по военно-политической коалиции. Это отразилось и на риторике, используемой в западных политических выступлениях. Например, если в докладах генсекретарей НАТО термин «сдерживание» в 2011 году использовался 3 раза, то в 2015 – 31, а в 2019 – уже 39 раз[5];

– во-вторых, с политикой Д. Трампа – Дж. Байдена  по грубой ликвидации всей системы международной безопасности и договоров по контролю над вооружениями и военной деятельностью, которая привела к отказу практически от всех договоренностей, достигнутых в предыдущие годы;

– в-третьих, неожиданно быстрым развитием эскалации сценария развития ВПО «Усиления военно-политической эскалации», угрожающим перерастанию военно-силового противостояния в открытые военные действия после завершения «переходного периода»[6]. Эта сознательная, последовательная и последовательная военная эскалация Западом ВПО сделала переход от военно-силового сценария к силовому сценарию практически неизбежным к лету 2023 года;;

– наконец, в-четвертых, на мой взгляд, уступки и вялая ответная реакциия России, стремившейся избежать эскалации, наоборот, провоцировала её, а  оптимизация и сокращение военных расходов в России делала усилия Запада по переходу к военным действиям всё более реалистическими. Как известно, максимальный объем бюджетного финансирования был выделен в 2016 году – 3777, 6 млрд рублей (почти в 3 раза выше уровня 2010 года), однако в 2017–2019 годах произошло существенное снижение. В целом за последние 3 года до начала СВО расходы на оборону сократились с 12,3% до 8,2%[7], что особенно отразилось на расходах на НИОКР и производстве ВВСТ.

Таким образом, в основе процесса фактической ликвидации состояния стратегической стабильности находится устойчивое политическое стремление США и их союзников добиться военного превосходства, которое позволило бы им использовать военную силу в условиях изменения МО и ВПО в мире в самых решительных военных целях, вплоть до уничтожения России, а не простое стремление обеспечить себе стратегическое превосходство в ядерной области.

Иными словами, коллективному Западу стратегическая стабильность вообще не нужна. Более того, она была ему никогда не нужна. В самых разных формах, в том числе политико-психологической форме, на Западе пытаются реализовать политику «силового принуждения», которая в принципе не совместима с политикой укрепления стратегической стабильности. Так, например, появление в декабре 2020 года Ормузском проливе атомной подводной лодки «Джорджия» ВМС США класса «Огайо» с крылатыми ракетами – это был прямой сигнал руководству Ирана о способности американских боевых подводных и надводных кораблей нанести реальные удары по Иранским целям, например, по ядерным объектам. Вместе - подлодка и сопровождающие крейсера - насчитывают 398 пусковых ракетных контейнеров, – именно такое количество крылатых ракет может быть запущенно по иранским целям в течение считанных минут. Очевидно, что подобные действия откровенно нарушают политическую стабильность не только в регионе, но и в мире.

Надо сразу же отметить, что стратегическая стабильность с политической точки зрения[8], которая стала своего рода целью – иконой для советских и российских либералов, – никогда таковой не являлась для правящих кругов США. Более того, подписав соглашение в 1990 году, они никогда больше о нем не вспоминали по простой причине – вся их деятельность в последние три десятилетия была направлена против сохранения стратегической стабильности как в широком смысле этого понятия, так и в узком смысле – сохранения ядерного сдерживания. Стратегическая цель США и их союзников – сохранение созданной ими финансово-экономической и военно-политических систем в принципе не совместимо с идеей стратегической стабильности потому, что предполагает использование ими военной силы и создание военного превосходства.

Объективно говоря, понятие «стратегической стабильности» с точки зрения США, - во многом тождественно понятию «стратегическое сдерживание»[9], которое предполагает создание условий, при которых невозможно использование военной силы в форме СНВ в политических целях[10]. Как справедливо отмечают военные эксперты, «Стратегическая стабильность представляет собой такое состояние межгосударственных отношений, при котором сложившееся соотношение военно-политических сил в мире не позволяет ни одному государству (коалиции государств) добиться превосходства над другим государством (коалицией государств) силовыми методами»[11]. Причем, речь идет не только о применении ЯО, но и военной силы вообще.

В этой связи возникает традиционный вопрос о стратегической стабильности, который активно обсуждается с 80-х годов не только экспертами, но и на политическом уровне. Считается априори, что «все стороны заинтересованы в укреплении стратегической стабильности». Подразумевается, что это относится прежде всего к России и США, которые опасаются рисков ядерной войны, а также, что в этом заинтересованы и все другие государства, для которых риск возникновения военных действий может стать угрозой их существованию[12].

Это далеко не соответствует действительности и зависит от того, что имеется ввиду под понятием «стратегическая стабильность», какая её роль в политике и сущность.

Речь идет, прежде всего, о глобальном конфликте и применении ядерного оружия, что стало предметом дискуссии в последние годы в мире и в России[13]. Тем не менее военные действия в мире не просто не прекращаются, но и порой приобретают крупные масштабы. Так, в краткой характеристике локальных войн и военных конфликтов с участием России (1946–2000 гг.), данной авторами одной из работ российских авторов, приводится перечень 46 таких войн и конфликтов до 2000 года, в которых так или иначе принимали участие ВС СССР и России (далеко не полный)[14]. Из этого перечня (как и последующего участия ВС РФ в конфликтах на Кавказе и в Сирии) следует, что военный опыт и выводы о необходимости универсального потенциала ВВСТ и ВС России сделано не было. Что и подтвердилось в ходе первогог этапа СВО на Украине в 2022-2023 годах, когда недостаток вооружений и боеприпасов остро сказался на возможностях ВС. В наиболее яркой форме эту дискуссию озвучил в мае 2023 года Е.В.Пригожин.

Действительно, существующая современная военная доктрина России и её планы военного строительства не предусматривали массированного военного производства ВВСТ, что стало понятно в ходе напряженного военного конфликта на Украине. Так, например, модернизированные боевые истребители МИГ-29 СПМ в последние годы произведились поштучно. По заявлениям в прессе Министерства обороны РФ (2009 -2016 г):

  • 2009 г. (МиГ-29СМТ - 28 ед., МиГ-29УБМ - 6 ед.)
  • 2013 г.(МиГ-29К - 2 ед., МиГ-29КУБ - 2 ед.)
  • 2014 г. (МиГ-29К - 8 ед., МиГ-29КУБ - 2 ед.)
  • 2015 г. (МиГ-29СМТ - 4 ед., МиГ-29УБМ - 2 ед., МиГ-29К - 10 ед.)
  • 2016 г. (МиГ-29СМТ - 8 ед.).

Также как и новые истребители СУ-35 – порядка 120 до 2022  года. Или новейшие СУ-57 – до 15 штук. Или истребитель-бомбардировщик СУ-34 – менее 150 штук. Это не могло не повлиять на общее соотношение сил в области ВВС РФ и США и их союзников, которое к 2023 году сложилось в виде очевидного неравенства даже без учета ВВС Великобритании и других стран-членов НАТО.

 

Численность мирового парка военной авиации

 

Страна

Парк ВС

%

1

США

13 300

25

2

Россия

4 182

8

3

Китай

3 284

6

4

Индия

2 200

4

5

Южная Корея

1 602

3

6

Япония

1 451

3

7

Пакистан

1 413

2

8

Египет

1 069

2

9

Турция

1 065

2

10

Франция

1 004

2

Остальные

22 695

43

Всего

53 265

100

На практике политика США в последние два десятилетия направлена именно на разрушение стратегической стабильности, внесения неопределенности в действия и намерения с тем, чтобы максимально увеличить воздействие военно-силовой политики. Это стало особенно очевидно после отказа США в 2002 году от Договора по ПРО[15], ратификации ДОВСЕ, а также ускоренному развитию ВТО и других ударных вооружений и заявленному на лето 2019 года выходу из ДРСМД. Таким образом получается, что реальная политика США направлена не на укрепление, а на разрушение стратегической стабильности и предсказуемости в области использования ЯО. Это заставляет по-новому оценить перспективы развития ВПО и стратегий различных стран, но, прежде всего, США и возглавляемой ими коалиции.

Если говорить о современной стратегии США, то неизбежно приходишь к принципиальному выводу о том, что в последние десятилетия, но особенно в «переходный период», произошло изменение политических целей войны, которое в ХХI веке привело к тому, что процесс формирования ВПО в современный период происходит с помощью самого широкого спектра средств, – от ядерных до «мягкой силы, – среди которых исключительно важное значение приобрели электронные СМИ и интернет ресурсы, в особенности социальные сети[16].

Если прежние цели во многом определялись сохранением стратегической стабильности и недопущением военной эскалации, то в «переходный период» наоборот, – внутриполитическая и внешняя дестабилизация, подчинение правящей элиты стали главными целями, что предопределяет необходимость применения самых разных средств и способов ведения войны[17].

Комплексность использования «жесткой силы», «силы принуждения» и «мягкой силы» – обязательный принцип силовой политики США и их союзников, получившей название политики «силового принуждения». Об этом нельзя забывать, в частности, потому, что эффективное использование информационно-когнитивных средств и экономических санкций возможно только в том случае, если они обеспечены эффективной поддержкой самого широкого спектра возможных средств вооруженного насилия – от ядерных, стратегических, до электронных[18].

По сути дела правящая элита России фактически выбрала в предыдущие десятилентия стратегию медленных «уступок» Западу, который иногда корректировался некоторыми активными наступательными мероприятиями (как в Крыму и на Донбассе). Это прямо отразилось на военной политике страны, которая не была ориентирована на масштабное военно-силовое противоборства. Как заметили некоторые американские экспетрты[19],  «Российские вооруженные силы в конечном итоге пришли к тому, чтобы принять структуру сил, которая могла развертываться в виде батальонных тактических групп или в виде всего формирования, такого как полк или бригада. Батальонные тактические группы представляли собой специально организованные общевойсковые соединения с обычными учебными отношениями, сосредоточенными вокруг маневренного батальона в составе полка или бригады. Ожидалось, что они будут иметь более высокую готовностьс точки зрения оборудования и личного состава и иметь возможность развертывания в короткие сроки.  Батальонная тактическая группа возникла не в последнее время, но в российских вооруженных силах она стала эталоном для измерения готовности и способности сил формировать подразделения в кратчайшие сроки»..

В итоге, продолжали зарубежные эксперты.- «Российские сухопутные соединения (включая воздушно-десантную и морскую пехоту) как силы многоуровневой готовности были укомплектованы примерно на 70–90 процентов. Следовательно, бригада численностью 3500 человек в мирное время может иметь только 2500 человек. При учете 30 процентов призывников, которые, вероятно, будут в подразделении, это означало, что не более 1700 человек будут считаться пригодными для развертывания. Если фактические уровни готовности завышались или не хватало контрактников для укомплектования двух батальонных тактических групп, то реальная численность имеющихся сил сокращалась еще больше»[20].

Таким образом, ложные представления л варианте сценария ВПО и стратегии западной коалиции, и неверная, запоздалая реакция правящей элиты России, прежде всего, военно-политической, привела к провальной первой фазе СВО на Украине. Ошибки, причес принципиальные, были допущены задолго до февраля 2014 года. И это были ошибки всей правящей элиты страны, стремившейся «не видеть» радикальных изменений в политике Запада в области применения военной силы.

Автор: А.И. Подберезкин.



[1] Гарь, Б.Л. Стратегия непрямых действий.- М.:АСТ, 2018, с.23.

[2] См. подробнее: Подберёзкин А.И. Политика стратегического сдерживания России в XXI веке. М.: ИД «Международные отношения», 2019.- 808 с.

[3] Ефимов Н. Стратегическая стабильность в мировой политике: формулы академика А.А.Кокошина.Международная жизнь, 2014, №5.

[4] Путин В.В. Стенограмма выступления на онлайн-форуме «Давосская повестка дня 2021» / president.org/27/01/2021

[5] Проблемы трансформирования НАТО. Доклад РИСИ // Проблемы национальной стратегии, 2020, № 2, с. 15.

[6] См. подробнее: Подберёзкин А.И. Информационно-когнитивное силовое «формирование» правящих элит субъектов военно-политической обстановки в «переходный период» / философия, религия, культура, 2019, № 2 (10), СС. 113–135; Подберёзкин А.И., Александров М.В., Боришполец К.П. Стратегическое сдерживание: новый тренд и выбор российской политики. М.: МГИМО, 2019.

[7] Военно-экономическая безопасность и военно-техническая политика государства: изменение диалектики в современных условиях. Монография. Под общ. ред. проф. С.Ф. Викулова. М.: АПВЭиФ, ООО «Канцлер», 2020, с. 329.

[8] Стратегическая стабильность с политической точки зрения – зд.: состояние ВПО, при котором субъекты и акторы ВПО не могут использовать военную силу в политических целях. Нередко ассоциируется с ядерной стабильностью (стабильностью в области СНВ), что заведомо суживает понятие.

[9] Стратегическое сдерживание (трад.) – разработка и системная реализация комплекса взаимосвязанных политических, дипломатических, военных, экономических, информационных и иных мер, направленных на упреждение или снижение угрозы деструктивных действий со стороны государства – агрессора (коалиции государств) в интересах обеспечения военной безопасности страны.

[10] См. подробнее: Подберёзкин А.И. Политика стратегического сдерживания России в XXI веке: монография. М.: ИД «Международные отношения», 2019, 808 с.

[11] Вопросы безопасности и стратегической стабильности в терминах и определениях / под ред. В.Н. Михайлова; Институт стратегической стабильности Росатома. М.: Саранск, Тип. «Красный Октябрь», 2009, с. 30.

[12] Подберёзкин А.И. Роль США в формировании современной и будущей военно-политической обстановки. М.: ИД «Международные отношения», 2019.- 419 с.; Подберёзкин А.И. Политика стратегического сдерживания России в XXI веке. М.: МГИМО.- 2019 с.

[13] Это, в частности, потребовало принятие 2 июня 2020 года специального указа В.В. Путина «Об основах ядерной политики России», в котором было по сути повторено условие применения ядерных вооружений.

[14] Дегтярёв А.П. История России: войны и вооруженные конфликты: справочное издание. М.: КНОРУС, 2019. - 442 с.

[15] Ненартович Н.Э., Горевич Б.Н. Система противоракетной обороны США. Анализ и моделирование. М.: ПАО «НПО «Алмаз», 2018, СС. 16–28.

[16] См. подробнее: Стратегическое сдерживание: новый тренд и выбор российской политики: монография / А.И. Подберёзкин, М.В. Александров, К.П. Боришполец и др. М.: МГИМО-Университет, 2019. 656 с.

[17] См. подробнее: Подберёзкин А.И., Родионов О.Е. Человеческий капитал и национальная безопасность. М.: Прометей, 2020, 610 с.

[18] Summary of the 2018 National Defense Strategy of the United States of America. Wash., Jan. 2018, pp. 3–11.

[19] Хофман М., Ли Р. Создан не по назначению: злополучная конструкция российских вооруженных сил / Национальная безопасность для инсай         деров. 2 июня 2022 //https://warontherocks.com/2022/06/not-built-for-purpose-the-russian-militarys-ill-fated-force-design/

[20] Там же.

 

05.06.2023
  • Эксклюзив
  • Военно-политическая
  • Конфликты
  • Россия
  • Глобально
  • НАТО
  • СНГ