Евразийская ВКО и стратегические неядерные вооружения

Военно-политическая интеграция предполагает делегирование
полномочий по вопросам войны и мира на наднациональный уровень…[1]

В. Захаров
 
В настоящей момент пришло время понять и проговорить позицию 
в отношении НАТО, при этом на официальном уровне обозначив 
неприемлемые для нас моменты в отношениях с блоком…[2]
 
А. Торкунов, ректор МГИМО(У)
 
Появление стратегических неядерных вооружений стало главным новым фактором, влияющим на расстановку военно-политических сил в мире, который, к сожалению, не всегда учитывается. В том числе и на переговорах по ограничению и сокращению вооружений. В этой связи обращает на себя внимание замечание известного французского эксперта Ж.-Б. Пинателя: «… для США стратегическое превосходство более не ограничивается классическим военным могуществом. Новые информационно-коммуникационные технологии произвели переворот в военных делах. И это не стало неожиданностью. Успех боевых операций всегда напрямую зависел от способности координировать действия подразделений, занимающихся рекогносцировкой, и предположения относительно сил противника. Но новые информационно-коммуникационные технологии открывают для этих способностей поистине революционные перспективы.
 
Сейчас, в начале XXI века, развитие информационно-коммуникационных технологий позволяет, с одной стороны, быть постоянно в курсе местонахождения своих боевых подразделений, вплоть до конкретного солдата, и даже отслеживать в реальном времени уровень усталости последнего и серьезность полученных им ранений, а то и обеспечивать ему медицинскую помощь на расстоянии с помощью «нанокапсул», внедренных в его униформу, которая все больше приобретает свойства “второй кожи”»[3].
 
С начала нового века стали происходить принципиальные изменения в роли неядерного оружия и военной техники которое в ряде случаев стало приобретать качество стратегических наступательных и оборонительных вооружений. Речь идет прежде всего о высокоточном оружии (ВТО) – КР, ЛА и системах ПВО-ПРО. Отмечаются, как минимум три новые черты. Во-первых, массовость производства ВТО и его использования в военных конфликтах. Достаточно сказать, что если в ходе операции «Буря в пустыне» применении ВТО составляло менее 10%, то против Югославии – уже около 100%, а в Ливии использовалось только ВТО.
 
Во-вторых, массовое производство сопровождалось резким удешевлением ВТО, превращением его из экзотического средства почти в обычное, «повседневное». Это, естественно, сказалось и на масштабах производства и разработок неядерных вооружений.
 
Наконец, в-третьих, ВТО стало стремительно «расползаться» за рубеж, перестало быть привилегией только США и России. Более того, ряд стран, таких, например, как Франция и Израиль, стали лидерами в его производстве.
 
Важно отметить очень важное обстоятельство: развитие ВТО идет параллельно с созданием эффективных систем ПВО и ПРО, превращая их в единый комплекс. Так, опыт войны Израиля против ХАМАЗ в ноябре 2012 года показал, что с помощью ВТО можно уничтожить политико-военное руководство и наступательные вооружения (ПУ) даже в защищенных объектах, а с помощью ПРО – перехватить до 90 средств нападения.
 
Эти и другие изменения в военно-техническом и экономическом аспектах развития неядерных вооружений неизбежно сказались на способах его использования, более того, военной стратегии государств. Так, если с помощью стратегических неядерных вооружений, по некоторым оценкам, уже сегодня можно уничтожить до 30% СЯС России и 100% Китая, то в среднесрочной перспективе эта тенденция только усилится, даже несмотря на все меры противодействия.
 
В последние десятилетие мы являемся свидетелями бурного роста объема экспорта продукции военного назначения (ПВН) США за рубеж. По официальным данным только в рамках правительственных программ эти объемы выражались в следующих цифрах[4]:
 
2002 – 10 млрд. долл.
 
2007 – 18 млрд. долл.
 
2008 – 28,5 млрд. долл.
 
2009 – 29,9 млрд. долл.
 
2010 – 24,4 млрд. долл. (кризис)
 
2011 – 32,9 млрд. долл.
 
2012 – 51,6 млрд. долл.
 
Таким образом, только по официальным каналам поставки США за рубеж выросли более, чем в 5 раз за 10 лет. Этот фантастический рост объясняется многими причинами, но прежде всего, ростом значения систем ПВО и ПРО в обеспечении безопасности государств. Превращение воздушно-космического и информационного пространства в единый ТВД делает во многом искусственным прежнее деление вооружений на стратегические, оперативно-тактические и тактические, ядерные и обычные, наземные и морские. Она становятся единым комплексом.
 
Развитие неядерных высокоточных вооружений достигло такого уровня, что всерьез обсуждается вопрос о постепенной замене функции ядерного сдерживания неядерным.
 
«Казалось бы, неядерное высокоточное вооружение играет позитивную роль, способствуя снижению роли ядерных вооружений, а следовательно, и их сокращениям. Однако просматривается и противоположная тенденция. Подавляющее преимущество в обычных вооружениях одних государств побуждает стремление других государств к обладанию ядерным оружием с целью сохранить свой суверенитет и проводить независимую политику, и, таким образом, подрываются основы режима ядерного нераспространения»[5].
 
«Качественный скачок в развитии высокоточных неядерных вооружений начинает вызывать обеспокоенность в отношении выживаемости сокращающихся стратегических ядерных сил. В открытых публикациях рассматриваются сценарии превентивного обезоруживающего удара по российским СЯС, в частности с использованием неядерных крылатых ракет морского базирования. Поскольку неядерное высокоточное оружие начинает приобретать контрсиловые возможности, представляется резонным ставить вопрос о необходимости учета этого фактора при дальнейших сокращениях СНВ.
 
Некоторые типы неядерных вооружений ранее являлись предметом договоренностей между Россией и США по сокращению СНВ, и на них распространялись ограничения и меры транспарентности. В настоящее время наметилась тенденция вывода таких вооружений из-под ограничений.
 
Наиболее яркий тому пример – тяжелый бомбардировщик В-1В. Этот тип вооружений более не является предметом Договора о СНВ. Перестали также действовать ограничения на районы базирования В-1В вне национальной территории, и США более не обязаны уведомлять о перемещениях бомбардировщиков этого типа»[6].
 
Можно привести множество примеров, иллюстрирующих эту тенденцию – от создания ГЗЛА и СКР до ударных беспилотников. Остановимся на одном, может быть, не самом известном. В 2013 году Минобороны России начнет оснащать многоцелевые лодки проектов 971 «Щука-Б» и 877 «Варшавянка» крылатыми ракетами «Калибр», способными поражать наземные цели с расстояния от 300 до 2,5 тыс. км. Причем залпы производятся из обычных 533-миллиметровых торпедных аппаратов, которыми оснащена любая современная лодка. «Калибр» практически невозможно сбить даже самым современным системам ПВО, включая наши отечественные С-300 и С-400. А залп из внезапно всплывшей лодки может уничтожить сразу несколько ключевых объектов противника. Все это делает многоцелевые лодки, которые сейчас предназначены только для морских боев, универсальным оружием, – считают в главкомате ВМФ[7].
 
Поражает и точность «Калибра» — подлодка сможет попасть в наземную цель размером в 1–2 м. Кроме того, 400-килограммовая боевая часть ракеты уничтожит любой защищенный объект, а в противокорабельном варианте – потопит любой корабль размером с крейсер[8].
 
В авиации эта тенденция проявляется в развертывании (с определенными трудностями) нового фронтового бомбардировщика СУ-34, способного применять высокоточное оружие в любых условиях, не входя в зону поражения ПВО противника (до 50 км)[9].
 
Список типов вооружений, которые можно рассматривать в качестве стратегических неядерных, этим не ограничивается. Высказываются мнения, что к ним нужно также относить обеспечивающие системы, включающие космические средства разведки и целеуказания, противоспутниковое оружие, ударные беспилотные аппараты и даже кибероружие.
 
Очевидно, если российская сторона желает добиться прогресса в дальнейшем сокращении ядерных вооружений, то придется ограничить этот список, определив приоритеты. На данный момент создается впечатление, что в списке приоритетов только МБР и БРПЛ в неядерном оснащении, а также типы вооружений, которые разрабатываются в США в рамках программы «Быстрый глобальный удар»[10].
 
Развитие интеграционных процессов в военно-политической области, в частности, создание евразийской ВКО, как главного элемента обеспечения региональной безопасности, зависит от готовности государств-участников к тесному военно-политическому и военно-техническому сотрудничеству. Понятно, что степень такой готовности будет разная. Так, В. Захаров в этой связи справедливо замечает геополитическую и культурно-духовную общность государств, расположенных в центре Евразии: «Восточный Урал, уже стало аксиомой. Поэтому правомерно говорить не о поиске новых военно-политических партнеров, а о реализации Евразийского проекта безопасности, тем более что основа такого проекта уже заложена.
 
В июле 2006 г. на неформальном саммите президент Казахстана выдвинул идею «разноскоростной интеграции», в соответствии с которой в СНГ может быть выделено ядро государств, готовых перейти от переговоров об условиях объединения непосредственно к самому объединению. Он предложил план реформирования Содружества, включающий пять направлений: миграционная политика, транспорт, образовательная система, вопросы борьбы с вызовами сегодняшнего дня и гуманитарная проблема. Лидеры стран СНГ предложили расширить этот список, добавив в него вопрос о формировании единого подхода в международных вопросах и общего пространства в части оборонной политики. В феврале 2007 г. на совещании рабочей группы секретариатов Интеграционного комитета ОДКБ и Евразийского экономического сообщества (ЕврАзЭС) одобрен проект перечня основных направлений взаимодействия этих международных организаций, в том числе и в военной сфере. Заключено соглашение между Россией, Казахстаном и Белоруссией по Таможенному союзу, и с января 2012 г. функционирует единое экономическое пространство.
 
Сложившаяся в ОДКБ к концу 2010 г. стратегия «кризисного реагирования» предусматривает коллективные действия для защиты безопасности, стабильности, территориальной целостности и суверенитета государств-членов, а также совместные усилия по противодействию вызовам и угрозам и ликвидации последствий чрезвычайных ситуаций. Реализовать эту стратегию призваны Коллективные силы оперативного реагирования (КСОР), решение о создании которых принято в феврале  2009 г.
 
Процесс возрождения единого оборонного пространства ОДКБ при лидирующей роли России, как представляется, должен идти по трем направлениям: собственно военному, военно-политическому и военно-техническому. При этом необходимо учитывать, что основное преимущество РФ перед США и их союзниками в Евразии (значительную часть которой занимают страны СНГ) состоит в том, что только у России существует реальная возможность в сжатые сроки наращивать группировки войск (сил) в западном и южном регионах, а также в регионе Центральной Азии.
 
Военное направление возрождения единого оборонного пространства ОДКБ в силу объективных причин распадается на три относительно автономные региональные направления: восточноевропейское (Россия – Белоруссия), кавказское (Россия – Армения) и центральноазиатское (Россия – страны бывшей Средней Азии и Казахстан). При этом возрождение единого оборонного пространства возможно в  несколько этапов»[11].
 
В новой военной концепции США декларируется отказ от многолетней позиции, в соответствии с которой американская армия должна была быть способна вести две крупные войны одновременно. «На ее место приходит другая цель – борьбы и сдерживания, т.е. участие в одном крупном конфликте при одновременном сдерживании на другом стратегическом направлении как максимум. Также, согласно новой стратегии, США планируют как можно дольше кооперироваться с союзническими и коалиционными силами. Одна из главных целей – значительно сократить наземные войска и больше полагаться на потенциал авиации и флота, с тем, чтобы сдерживать Китай или таких противников, как Иран или Северная Корея. Сокращение армии требует и менее интенсивного военного присутствия в Европе. В то же время США перенесут центр тяжести военной силы в АТР, а их присутствие на Ближнем Востоке сохранится столь же значительным»[12]. Военно-силовой приоритет государства хорошо иллюстрируется распределением федерального бюджета США по основным направлениям, среди которых на МО США приходится более 57% расходов[13].
 
 
С точки зрения развития воздушно-космических средств нападения и обороны, следует отметить появление двух новых принципиальных моментов.
 
Во-первых, воздушно-космическое пространство фактически уже превратилось в единую область для ведения боевых действий от высот в несколько десятков метров до сотен километров. Сегодня крайне трудно, если вообще возможно, выделить зоны ответственности ПРО и ПВО как по высоте обнаружения и сопровождений целей, так и по возможностям их поражения.
 
Во-вторых, удешевление и совершенствование ВТ ЛА создало качественно новую ситуацию, когда КР, ГЗЛА, беспилотники и другие неядерные вооружения фактически превратились в часть стратегического наступательного потенциала, которому невозможно пока что противопоставить ВКО. Ответ на нападение с помощью этих средств, используя встречно-ответный удар СЯС, становится неизбежным, что требует ясного оформления в Военной доктрине России, Концепции национальной безопасности и Концепции внешней политики страны.
 
Перспективы развития ВТ средств поражения и информационных средств воздействия таковы, что следует ожидать уже в самом ближайшем будущем радикальных изменений во всем балансе стратегических (ядерных) сил и средств, роли  РВСН страны.
 
Кроме того, следует очень внимательно отслеживать эволюцию неядерных высокоточных вооружений, концепций их использования и распространения в другие регионы планеты. Во многом это вносит и существенные коррективы в планы развертывания систем ВКО России и концепции их использования.
 
Следует напомнить, что еще при подписании договора ДОВСЕ[14] в его мандате подчеркивалась важность сохранения стабильности, ликвидации потенциала для внезапного нападения[15].
 
Потенциальная опасность непосредственного использования военной силы растет и со стороны других быстро развивающихся государств. Это хорошо видно из данных, иллюстрирующих закупки вооружений. Причем КНР, например, всего лишь за 10 лет превратилась из крупнейшего импортера ВВТ в производителя и экспортера, что хорошо видно из данных СИПРИ. Кроме того стремительно растет импорт ВВТ Индии, Южной Кореи, Пакистана, Турции и ряда других государств[16].
Более того, экспортеры вооружений (кроме России) – развитые государства (США, Франция, Германия, Великобритания, Нидерланды, Италия, Испания, др.) контролируют более 60% мирового экспорта ВВТ, фактически устанавливая на этом рынке свои правила игры и условия безопасности[17]. При этом на данном рынке, безусловно, доминируют США, а также их союзники – Германия, Франция и Великобритания.
______________
 
 
[2] Торкунов А.В. Внешнеполитическое измерение военной безопасности. В кн.: Торкунов А.В. По дороге в будущее. М.: МГИМО(У). 2010. С. 72.
 
[3] Пинатель Ж.-Б. Россия – Европа: жизненно важный союз / перев. с франц. Д.Х. Халиллуллиной. М.: Книжный клуб 36.6, 2012. С. 102.
 
[4] Новости за рубежом // ВКО. 2012. № 5 (66). С. 86.
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
[14] Договор об ограничении обычных в вооруженных силах и вооружений в Европе был подписан 19 ноября 1990 года в Париже 6 участниками. Варшавского Договора и 16 государствами НАТО. Вступил в силу 9 ноября 1992 г.
 
[15] Антонов А.И., Аюмов Р. Контроль над обычными вооружениями в Европе - конец режима или история с продолжением? / Научные записки ПИР-центр. 2012. № 1(27). С. 9.
 
[16] Ежегодник СИПРИ. 2010. Вооружения, разоружение и международная безопасность. М.: ИМЭМО РАН, 2011. С. 345.
 
[17] Ежегодник СИПРИ. 2010. Вооружения, разоружение и международная безопасность. М.: ИМЭМО РАН, 2011. С. 349.
  • Эксклюзив
  • Аналитика
  • Военно-политическая
  • Россия
  • США
  • Глобально
  • XXI век