Сценарий развития системы ПРО как глобальной стратегии США

… Культурные самосознание, духовные, нравственные ценности, ценностные
«коды» – это сфера жесткой конкуренции, порой объект открытого информационного противоборства…
[1]

В. Путин,
Президент России

… Война в Ливии… велась с помощью спутниковых установок на Шпицбергене. Это крайне опасно, потому что вся эта территория, весь архипелаг … является
демилитаризованной зоной
[2]

А. Норберг,
вице-председатель Шведского
совета мира

 

Одной из глобальных стратегий США в мире по формированию благоприятной СО является развертывание глобальной системы противоракетной обороны (ГПРО США). С международной, военно-политической и стратегической точек зрения ГПРО США позволяет одновременно достигать несколько целей, а именно:

Во-первых, в различных регионах планеты создавать и развертывать системы ПРО, способны существенно влиять  на соотношение сил, т.е. стать эффективной частью оружия ТВД в любом регионе. Причем не только с военно-технической, но и с политической точки зрения – как способность постоянного влияния, даже угрозы и шантажа в регионе.

В этом смысле региональные системы ПРО становятся, наравне с ВМС США и ВВС, частью всей военной машины, способной эффективно решать не только собственно военные, но и необходимые политические и экономические задачи в отдельных регионах.

Во-вторых, развертывание в регионах ГПРО США является интегральной частью общей коалиционной стратегией США по формированию благоприятных условий региональных СО. Как справедливо отмечает исследователь МГИМО(У) И. Кузнецов, «Развертывание глобальной системы ПРО США на стратегическом, региональных (евроатлантическом, азиатско-тихоокеанском и средне-восточном) направлениях реализуется в различных форматах – внутриблоковом, многосторонних оборонительных союзов, ассоциаций союзников, двустороннем, а также с привлечением региональных организаций сотрудничества. Политическое и военное руководство США жестко следует долгосрочной стратегии глобализации системы ПРО посредством, прежде всего, ее политико-географического пространственного расширения, придания этому проекту качества максимальной многосторонности с точки зрения принятия взаимных, объективно долгосрочных обязательств, а, следовательно, необратимости процесса реализации проекта ГПРО и запаса инерционности процесса.

Отсутствуют какие-либо признаки того, что США и их ближайшие союзники в обозримом будущем сколько-нибудь значимо скорректируют такую стратегическую линию. Возможны лишь временные паузы в реализации этого проекта, связанные с ограничениями бюджетного финансирования, разногласиями между участниками относительно распределения бремени расходов, а также отсутствием необходимых военно-технических решений. Данную ситуацию нарастающей многосторонности проекта руководство США рассматривает как основание не учитывать или учитывать «по остаточном принципу» усложнение военно-стратегической ситуации для РФ в случае его реализации, а тем более в последующем расширенном количественном и качественном вариантах[3]. О таком подходе администрации США и НАТО свидетельствуют недавние официальные заявления заместителя помощника госсекретаря Ф.А. Роуза и Генерального секретаря НАТО Й. Столтенберга[4].

Реализацию военно-политических планов вообще и стратегической ПРО США, в частности, необходимо рассматривать прежде всего в контексте глобальной внешнеполитической и военной стратегии США, а не только в военно-техническом плане. Эта стратегия по-прежнему предполагает в качестве важнейшего приоритета политики возвращение возможности использования военной силы для продвижения своей системы ценностей, правил и норм поведения в мире. И глобальная ПРО в таком контексте рассматривается прежде всего как реальной способ «понизить порог» использования военной силы, вернуть эту функцию в отношения США со странами, обладающими стратегическим потенциалом, либо располагающими средствами (как, например, Иран), способными увеличить военные риски. Так, например, в 2013 году США заявили о переориентации своих усилий в области ПРО на Азиатско-Тихоокеанский регион и отложили, как минимум, до 2022 года развертывание в Румынии и Польше противоракет, перехватывающих МБР и БРПЛ, а в конце 2014 года, на саммите АТЭС в Пекине Б. Обама попытался противопоставить ТТП Китаю в качестве коалиции всех стран АТР.

Не случайно В. Путин в последние годы акцентирует внимание на ценностные характеристики политики. Можно сказать, что явственно эти акценты проявились еще во второй половине первого десятилетия XXI века, но стали доминирующими в 2012–2014 годы. В том числи они были практически подтверждены развитием кризиса на Украине, когда стало наглядно видно, что американская внешняя политика сознательно и целенаправленно на протяжении 25 лет превращала Украину в русофобское государство.

Прежде, вплоть до последнего времени, политиками и экспертами понималось, что создание глобальной системы ПРО США, безусловно, дестабилизирует ситуацию. Эта политическая позиция и аргументация сохраняются и сегодня. Что, собственно говоря, и явилось главным мотивом заключения Договора по ограничению ПРО 1972 года. Однако сегодня сохраняется и другая позиция, отрицающая дестабилизационное значение ПРО и опасность развития других видов оружия. Так, говоря о дестабилизирующем значении ПРО, некоторые эксперты (в т.ч. российские) полагают, что внезапный ядерный удар невозможен в принципе. В качестве аргументации они предлагают следующую логику. Ему (ядерному конфликту0 должен предшествовать политический и военный конфликт. Как пишут авторы доклада РСМД, излагая такую точку зрения, «прежде всего необходимо учесть, что ядерная война не может возникнуть внезапно, как и невозможен внезапный ядерный удар. Даже в разгар «холодной войны» такой сценарий не относился к числу вероятных сценариев. Без сомнения, ядерной войне будет предшествовать период крайнего обострения политической конфронтации, выполнения мероприятий по повышению готовности войск, создания группировок на угрожаемых направлениях, частичного или полного выполнения мобилизационных мероприятий и т.д. С высокой вероятностью ядерному конфликту будет предшествовать военный конфликт с применением только обычного оружия. Отсюда следует, что военно-политическое руководство каждой из сторон будет в готовности к своевременному реагированию на факт ядерного нападения. Тем более, не вызывает сомнения готовность боевых расчетов на всех пунктах управления и готовность самой системы боевого управления. Подводные лодки со стратегическим оружием будут находиться на патрулировании, мобильные МБР рассредоточены, самолеты стратегической авиации в готовности к взлету или частично в режиме дежурства в воздухе»[5].

Традиционно ограничение СНВ рассматривается как оборонительная политика, хотя можно предположить, что если не будет ограничено развертывание ВТО на КРМБ, то этот баланс станет угрожающим.

ДоговорПоСНВ3[6]

 

4-1

Хотелось бы, однако, серьезно возразить такой позиции. Уже говорилось об автоматизме в принятии решений, когда ответная реакция реализуется на основе разработанных сложных (и поэтому не всегда совершенных) алгоритмов. Но необходимо добавить следующее. Во-первых, военно-политическая обстановка и отношения могут меняться стремительно, в течение нескольких дней, а иногда и часов (конфликт с Грузией 2008 года – очевидный пример), а военные потенциалы – десятилетиями. Никто не может гарантировать, тем более, если у одной из сторон будет эффективная ПРО, что в случае резкого обострения она не воспользуется такой потенциальной возможностью. Во всяком случае игнорировать этот факт – наивно, хотя именно это и делают некоторые политики и ученые. В том числе и в России. Особенно если противоположные стороны будут знать, что вероятность безнаказанного использования СНВ будет высока.

Во-вторых, сама по себе потенциальная возможность нанесения разоружающего удара (обладая гарантией безнаказанности) ставит другую сторону в заведомо невыгодную позицию, когда ей можно диктовать (или пытаться) политические условия и даже шантажировать. Это «косвенное» использование военной силы сродни «мягкой силе», но является на деле наиболее эффективным внешнеполитическим инструментом. В этих условиях США могут пойти даже на одностороннее сокращение СНВ (или их ликвидацию). Как следует из доклада движения «Global Zero», подготовленного авторитетными американскими специалистами, одностороннее сокращение ядерных вооружений вполне даже компенсируется высокоточными обычными средствами, если Россия не развернет свою систему ВКО. В докладе также отмечается, что сокращение и снижение уровня боеготовности ядерных сил США создадут условия для договоренностей России и США по ПРО. Судя по отношению академика С. Рогова к этому докладу, он всерьез рассматривает такую возможность[7], хотя и без того ясно, что «замена» СНВ США на высокоточные системы, вкупе с глобальной ПРО, ведет к простому снижению, даже уничтожению «ядерного порога» и превращает саму идею ядерного сдерживания в архаизм. Понятно, что это вполне бы устроило США, но насколько это будет устраивать Россию?

В этой связи очевидно не могут не настораживать (если не оставаться наивным) следующие тенденции в развитии вооружений и военной техники. Прежде всего в области средств воздушно-космического нападения (СВН). По оценке Генерального конструктора Концерна «Алмаз-Антей» П. Созинова, например, к 2025–2030 годам ситуация в этой области может выглядеть следующим образом.

[8]

 

 

Последствия стремительного развития СВН в последние два десятилетия уже привели к тому, что:

– сроки уничтожения всего обозначенного спектра целей сокращаются с нескольких месяцев до нескольких недель, что позволяет сделать вывод о том, что к 2025 году вся воздушно-космическая операция сведется к нескольким дням, а, может быть, даже часам;

– при том же количестве самолёто-вылетов количество уничтоженных объектов увеличиваются в несколько раз, а в будущем – в десятки раз. Речь уже может идти об уничтожении не десятков, а сотен тысяч целей при незначительном увеличении числа боеприпасов;

– количество используемых боеприпасов при этом существенно возрастает (в несколько раз), что предполагает обладание заметным запасом будет использовать в исключительно короткий период времени. Так, только одна ПЛАРК «Флорида» использовала против Ливии в 2011 году столько же КРМБ, сколько за всю войну против Ирана в 1991 г.

[9]

 

 

Это хорошо видно на примере сравнения двух войн США против Ирака, – 1991 и 2003 годов, которые разделяли всего 12 лет.

[10]

 

Не случайно ускоренными темпами идет переоснащение ПЛАРК США способных нести большое число КРМБ большой дальности.

[11]

С точки зрения стратегического соотношения сил между Россией и США подобное развитие событий ведет к тому, что морской компонент ВТО США будет способен к массированному «разоружающему» удару по Российской Федерации по всей ее территории без использования СЯС США, которые в этом случае останутся гарантом для нанесения повторного, уже ядерного удара по России. Это «расклад» к 2020–2025 годам хорошо виден на следующей карте.

[12]

 

 

По мере совершенствования потенциалов СЯС обеих сторон, появления качественно новых систем боевого управления, стратегических неядерных вооружений и новых технологий противовоздушной и противоракетной обороны ситуация становится принципиально иной: усиление ПРО (до способности нивелировать стратегический потенциал) по мере сокращения СНВ сторон может рассматриваться как нарушение стратегической стабильности и ядерного сдерживания, а взятые оба процесса в комплексе, – как очевидная угроза национальной безопасности нашей страны. Понятно, что потенциал ответного удара обесценивается не только с военной, но и с политической точки зрения.

Надо понимать, что количественное сокращение потенциалов СНВ России и США неизбежно не только в силу достигнутых договоренностей по ДСНВ-3, но и в силу морального и физического устаревания СЯС обеих держав, их вытеснению высокоточными стратегическими неядерными вооружениями. Во многом это естественный процесс морального и физического устаревания, но развертывание в перспективе глобальной ПРО уже сегодня ставит трудноразрешимую проблему: каким образом компенсировать нарастающую дестабилизацию, ведь сегодня нет соглашений ни по ограничению СНВ Китая, Франции и Великобритании, ни ограничений на массированное развертывание СКР или ударных беспилотных ЛА, ни будущих ГЗЛА.

Остаются расчеты только по СНВ США и России, которые выглядят следующим образом[13] – см. рис. «Стратегическое ядерное оружие России и США».

Даже сегодня, учитывая тенденции развития ПРО, систем боевого управления, ВТ и вооружений, соотношение СЯС России и США не выглядит убедительным. Особенно, если учитывать темпы ввода в строй новых поколений МБР и БРПЛ в России и «провальные» десятилетия в НИОКР в российской ВКО. Тем более это соотношение будет неопределенным после 2020 года, когда потенциал российских РВСН во многом девальвируется. Рассчитывать на то, что средства преодоления и уничтожения американской ПРО будут эффективны изначально – иллюзия. США, надо полагать, уже просчитали эти возможности и будут готовы к их нейтрализации в том числе стратегическими неядерными вооружениями, с помощью которых уже сегодня они могут уничтожить в первом ударе не менее 30% ключевых целей в России и 100% целей в КНР.

Понятно, что руководство нашей страны учитывает и эти варианты. Как отметил президент России В. Путин, «Вероятность глобальной войны ядерных держав друг против друга невысока, таковая означала бы конец цивилизации…

…Однако нужно учитывать, что научно-технический прогресс в самых разных областях, начиная от появления новых образцов вооружений и военной техники и заканчивая информационно-коммуникационными технологиями, привёл к качественному изменению характера вооружённой борьбы. Так, по мере массового принятия на вооружение высокоточных неядерных средств большого радиуса действия всё более чётко будет проявляться тенденция закрепления за ними роли оружия решительной победы над противником, в том числе и в глобальном конфликте»[14].

Это вполне реальная среднесрочная перспектива до 2020–2022 года, которая уже подкреплена соответствующими решениями в стратегическом планировании, конкретными программами, НИОКР и финансированием. Это – реальность, от которой США не откажутся ни при каких обстоятельствах.

Но возможны, более того, вероятны, новые технологические прорывы, заделы которых были сделаны в предыдущие десятилетия. Как отметил В. Путин, «Большое, если не решающее, значение в определении характера вооружённой борьбы будут иметь военные возможности стран в космическом пространстве, в сфере информационного противоборства, в первую очередь – в киберпространстве. А в более отдаленной перспективе – создание оружия на новых физических принципах (лучевого, геофизического, волнового, генного, психофизического и др.). Всё это позволит наряду с ядерным оружием получить качественно новые инструменты достижения политических и стратегических целей»[15]. Эти прорывы сегодня трудно прогнозировать. Но, как показывает человеческая история, они неизбежны, если для этого есть соответствующий «социальный заказ». А он есть: кризис 2008–2012 годов показал, что не только в мире ослабли позиции США и модель их поведения доказала свою неэффективность и опасность, но и в самих США можно ожидать радикальные кризисные явления. И не только финансовые, экономические, но и социальные, и политические. Как в этих условиях поведут себя правящие круги США, никто не знает.

Пока что можно констатировать, что в настоящее время параллельно стремительно увеличиваются возможности США в области ПРО в различных регионах, которые направлены на нейтрализацию СНВ не только России, но и Китая. Может быть, даже прежде всего Китая. Развертывание морских (мобильных) систем ПРО означает, что они могут быть в короткие сроки переброшены в любой регион мира, что вкупе с создаваемым США «поясом» ПРО от Австралии до Аляски, может серьезно изменить соотношение сил в АТР. И это не далекая перспектива, а уже нынешняя реальность. Так, противоракета второго поколения Standard Missile – 3 (SM-3) Block 1B, запущенная с корабля ВМС США, поразила учебную боеголовку баллистической ракеты среднего радиуса действия, стартовавшей с полигона на Гавайских островах в ходе испытаний в июне 2012 года.

В мае 2012 года противоракета второго поколения Standard Missile – 3 (SM-3) Block 1B системы ПРО Aegis, запущенная с корабля ВМС США в районе Гавайских островов, поразила учебную баллистическую ракету ближнего радиуса действия. Это второе подряд успешное испытание новейшей противоракеты.

Таким образом, мобильные системы ПРО ракет среднего и ближнего радиуса уже испытаны и стали фактом. Как сообщалось в прессе, в рамках создания европейской системы противоракетной обороны Соединенные Штаты разместят на базе в Роте (Испания) четыре ракетных эсминца, оснащенных многофункциональной боевой информационно-управляющей системой Aegis. Эти системы легко могут быть направлены в любой регион планеты, а численность их развертывания доведена практически до любого уровня. Платформ – судов и других, в т.ч. наземных средств, – более, чем достаточно.

В 2014 финансовом году, который начинается 1 октября 2013 года и заканчивается 30 октября 2014 года, на базу в Роте уже будут переведены эсминцы Ross и Donald Cook с базы в Норфолке, штат Вирджиния. В 2015 финансовом году на базу в Роте будут переведены эсминец Porter, также базирующийся в Норфолке, и эсминец Carney из Мейпорта, штат Флорида. По сообщению МО США, эти боевые корабли должны быть задействованы не только в противоракетной обороне Европы, но и в случае необходимости могут быть переброшены в распоряжение Центрального командования ВС США, т. е. в регион Персидского залива и Аравийского моря[16].

Об этом сообщает Wall Street Journal, ссылаясь на чиновников американского Министерства обороны. «Наша риторика сфокусирована на Северной Корее, – сказал Стивен Хилдрет, эксперт исследовательской службы Конгресса США. – Но на самом деле мы в долгосрочном плане смотрим на слона в комнате, то есть на Китай».

Система ПРО будет покрывать все большие пространства Азии. Новый радар разместится в Японии, а еще один – возможно, в Юго-Восточной Азии, например, на Филиппинах. Они будут связаны с кораблями и наземными базами, на которых располагаются ракеты-перехватчики.

Этот план представляет собой часть новой стратегии президента США Барака Обамы, которая предусматривает переброску военных ресурсов в Азиатско-Тихоокеанский регион.

Сейчас в распоряжении США есть 26 кораблей, оснащенных противоракетным оружием. К 2018 году их число увеличится до 36[17]. Ключевую роль в сохранении американского влияния в Азии играют авианосцы[18], но, видимо, в будущем эта роль перейдет к платформам, оснащенным системами ударного наступательного и оборонительного оружия.

 

Автор: А.И. Подберёзкин, доктор исторических наук, профессор МГИМО(У), директор Центра Военно-политических исследований


[1] Выступление В.В.Путина по патриотическому воспитанию в Краснодаре 13 сентября 2012 г. / Цит. по: Петров В. Всегда говорить правду // Российская газета. 2012. 13 сентября. С. 2.

[2] Роблес Дж. Арктика: милитаризация в целях контроля природных ресурсов? Цит. по: Эл. ресурс «Евразийская оборона». 2013. 5 февраля / http://eurasian-defence.ru

[3] Кузнецов И.И. Распространение глобальной системы ПРО США. Аналитическая записка. ИМИ МГИМО(У), 2014. Декабрь. МГИМО(У), 2014. С. 2.

[4] Implementing Missile Defense in a Global Context. Remarks by Frank A. Rose, Deputy Assistant Secretary of State. 3AF Missile Defense Conference. Mainz, Germany June 17 2014. U.S. Department of States / http://www.state.gоv/t/avc/rls/2014/227802.htm.; NATO: A unique alliance with a clear course. Speech by NATO Secretary General Jens Stoltenberg at the German Marshall Fund. Brussels 29 October 2014 / http://www.nato.int/cps/en/natohg/opinions/_114179.

[5] Десять лет без Договора по ПРО. Проблема противоракетной обороны в российско-американских отношениях: науч. докл. / [Рогов С. М. и др.]. М. Спецкнига, 2012. С. 40–41.

[6] Барабанов О., Вайтц Р. Ядерные страхи после украинского кризиса / Валдайские записки. 2014. Октябрь. С. 11.

[7] Рогов С. М. ПРО для США стала религией // Независимая газета. 2012. 7 июля.

[8] Созинов П.А. Направления развития системы воздушно-космической обороны Российской Федерации. Доклад. М. : Алмаз-Антей. 2014. Май. С. 2.

[9] Созинов П.А. Направления развития системы воздушно-космической обороны Российской Федерации. Доклад. М. : Алмаз-Антей. 2014. Май. С. 5.

[10] Созинов П.А. Направления развития системы воздушно-космической обороны Российской Федерации. Доклад. М. : Алмаз-Антей. 2014. Май. С. 4.

[11] Созинов П.А. Направления развития системы воздушно-космической обороны Российской Федерации. Доклад. М. : Алмаз-Антей. 2014. Май. С. 6.

[12] Созинов П.А. Направления развития системы воздушно-космической обороны Российской Федерации. Доклад. М. : Алмаз-Антей. 2014. Май. С. 7.

[13] Стратегическое ядерное оружие России и США / Эл. СМИ. Газета «Взгляд». 2009. 21 мая / http://vz.ru/infographics/2009/5/21/289078.html

[14] Путин В. В. Быть сильными: гарантии национальной безопасности для России // Российская газета. 2012. 20 февраля.

[15] Путин В. В. Быть сильными: гарантии национальной безопасности для России // Российская газета. 2012. 20 февраля.

[16] США испытали противоракету для ЕвроПРО / Эл. СМИ «Взгляд». 2012. 27 июня / http://vz.ru/news/2012/6/27/585761.html

[17] Здесь следует сказать, что считать собственно корабли-носители ракет, обладающих способностями ПРО, бессмысленно. Существующие оценки базируются на подсчете количества противоракет, фактически развернутых на кораблях. В то же время применять эти противоракеты способен любой эсминец или крейсер УРО ВМФ США – достаточно просто взять их на борт. Таким образом, потенциальное количество платформ ПРО ВМФ США составляет 84.

[18] Скосырев В. США создают противокитайский ракетный щит // Независимая газета. 2012. 24 августа. С. 1, 4.

 

04.06.2015
  • Эксклюзив
  • Аналитика
  • Военно-политическая
  • США
  • Глобально
  • XXI век