Особенности региональных стратегий формирования СО отдельными локальными цивилизациями

Идущий на Донбассе (да и по всей
Украине) вооруженный конфликт
несет огромные угрозы России, Европе
и всему миру
[1]

С. Глазьев,
советник Президента РФ

Объявление о закрытии («Южного
потока») – часть программы Кремля
по формированию новых альянсов…
[2]

The Washington Post

 

Формирование региональных СО в конкретных деталях предопределено региональными стратегиями локальных цивилизаций, хотя основные, исходные условия и формируется, как уже говорилось не раз[3], взаимоотношениями между локальными человеческими цивилизациями и их производными – МО и ВПО, а также глобальными тенденциями развития и объективными условиями.

СевМорсПутьТранссибТрасекаСевер-Юг

В частности, СО в Евразии во многом предопределяется транспортными коридорами, значение которых по мере роста внешнеторгового обмена в XX и XXI веках, резко повышается. Но сами эти пути сообщения сформировались столетия и даже тысячелетия тому назад.

Таким образом при формировании региональных СО и региональных стратегий отдельных стран и цивилизаций присутствуют как объективные условия, в т.ч. исторически сложившиеся условия формирования СО, так и новые, появившиеся недавно или ожидаемые в будущем. Так, исторически, Северный морской путь (СМП) существует не одно десятилетие. В этом смысле для СО в Евразии этот фактор является традиционным, а его значение (например, в годы Второй мировой войны) было относительно небольшим. Но с потеплением климата в Арктике, результатами геологоразведки, товарооборота и его значения для мировой экономики, выходе стран АТР на первое место в мире по ВВП и другими факторами, значение СМП в СО XXI века в Евразии становится совершенно иным.

Это означает, что уже в относительно мирное время борьба за стратегическое влияние на формирование СО становится решающим фактором реальной военной политики. В XXI веке, например, стремительно усилилась активность не только «северных», но и «южных» стран по оказанию своего влияния на формирование СО в Арктике:

– формируются военно-политические коалиции;

– создается соответствующий флот;

– расширяется инфраструктура и др. действия, которые можно отнести к традиционным способам влияния на формирование СО.

Наряду с этим появляются и новые, в т.ч. силовые, способы борьбы за влияние на формирование СО в Арктике, в частности:

– создаются агрессивные НПО, претендующие на политическую роль в Арктике (например, экологические);

– создаются военные командования в сферу контроля которых попадает Арктика и проарктические районы;

– используются экономические и финансовые инструменты, затрудняющие освоение Арктики (эмбарго на финансирование, технологии и оборудование и т.д.).

В целом можно говорить о том, что в XXI век – стал веком усиления противоборства локальных человеческих цивилизаций (ЛЧЦ), что неизбежно ведет к появлению – у них новых региональных стратегий. Среди них в первую очередь условно выделяются «западная» во главе с США, «китайская», «индийская», «российская», «исламская», «бразильская», которые оформляются постепенно в военно-политические коалиции.

Каждая из таких коалиций (и лидеров-наций) стремится:

– во-первых, усилить свои позиции, укрепив внутреннее единство и правление союзников;

– во-вторых, ослабить своих потенциальных противников, представляющих иные ЛЧЦ и центры силы;

– в-третьих, сформировать для себя максимально благоприятную региональную ВПО и даже СО и наименее благоприятную – для своих оппонентов.

При этом собственно военная сила отнюдь не теряет своего значения (как это иногда пытаются упорно доказывать), хотя и существенно меняет свою роль и характер. Как справедливо отмечают российские эксперты, «Главное понять, что сегодня смысл войны стал не в том, чтобы сокрушить вооруженные силы противника, а в том, чтобы нанести максимальный урон политической воле, населению и хозяйственной инфраструктуре жертвы агрессии. Агрессор часто выступает не в своей истинной роли, а как заказчик, который со стороны управляет хаосом на территории государства-жертвы его агрессии, бросая в бой иррегулярные, а при необходимости и регулярные войска. Не случайно в мире набирает размах такой бизнес, как использование услуг незаконных военных формирований, лукаво называемых частными военными компаниями (ЧВК). О размахе этого явления говорит тот факт, что сегодня в мире зарегистрировано и работает более 450 частных военных компаний по всем направлениям деятельности. По некоторым данным, если в начале 1990-х годов на 50 кадровых военных приходился лишь один представитель ЧВК, то теперь это соотношение сократилось до 10:1 и имеет тенденцию к дальнейшему сокращению»[4].

У таких локальных человеческих цивилизаций, задачей которых является создание максимально выгодных условий для обеспечения своего существования в регионе, неизбежно усиливаются внешнеполитические и военные амбиции. Эти амбиции реализуются уже на стадии формирования ВПО в реальной военной политике государств, а по мере усиления таких амбиций – и в формировании СО. Примеры такой трансформации ВПО и СО в истории человечества хорошо известны еще с древних времен: государство развиваясь превращается постепенно в регионального лидера, у которого усиливаются внешнеполитические амбиции под которые, в свою очередь, начинают формировать соответствующую ВПО, а затем и СО. Иногда эти амбиции даже перерастают региональные масштабы и превращаются в глобальные военно-политические планы.

 Так было, например, с империями Александра Македонского, Древнего Рима, Чингисхана, Гитлера, а сегодня глобальной империей США, возглавляющими западную локальную человеческую цивилизацию (ЛЧЦ).

Любая из этих империй стремилась сформировать ВПО в регионе (а затем и в мире) «под себя», понимая, что условия для внешней экспансии надо формировать.

Пока что очевидны несколько тенденций, численность которых будет возрастать по мере превращения отдельных локальных цивилизаций в самостоятельные центры силы. Естественно, что этот процесс, (хотя и развивается параллельно у всех ЛЧЦ), но отличается их современным состоянием и проходит с разной скоростью. Соответственно он и проявляется по-разному у разных ЛЧЦ. Его развитие и логику можно описать следующим образом, что видно, в частности, из следующей матрицы, где экспертно представлены различные стадии состояния и темпов развития отдельных ЛЧЦ (и, косвенно, возглавляемых ими военно-политических коалиций).

Логика развития региональных стратегий
локальных человеческих цивилизаций (ЛЧЦ)
(оценка по 5-ти балльной шкале «состояние / темп развития»)

 

Западная

Китайская

Российская

Индийская

Бразильская

Исламская

I-й-этап

«Самоидентификация ЛЧЦ» (по 5-и балльной шкале: состояние / темпы)

4/5

5/5

3/4

4/5

3/5

3/5

II-этап

«Превращение в центр силы» (по 5-и балльной шкале: состояние / темпы)

5/5

5/5

3/3

4/5

3/5

3/4

III-этап

«Вступление в противоборство в ВПО» (по 5-и балльной шкале: состояние / перспективы)

5/5

4/4

3/4

3/4

3/2

3/5

IV-й-этап

«Формирование региональных стратегий ЛЧЦ»

5/5

5/5

4/4

3/4

2/3

3/5

V-й-этап

Глобальная война

 

 

 

 

 

 

 

Из этой матрицы, например, видно, что в наибольше степени развитого состояния находится западная ЛЧЦ, которая стремится отстоять свои исключительные политические и финансово-экономические позиции относительно других ЛЧЦ.

В то же самое время более низкий уровень развития состояния и динамики у некоторых других ЛЧЦ предлагает огромный резерв в укреплении их позиций. Это, в частности, относится прежде всего и индийской и исламской ЛЧЦ, чьи возможности очевидно пока что недооцениваются.

Соответственно западная ЛЧЦ, занимающая наиболее выгодные позиции в мире, стремится во что бы то ни стало сохранить эту исключительность любыми, в том числе и военными способами. Это неизбежно будет сталкиваться с амбициями других быстро развивающихся ЛЧЦ и центров силы, которые во все большей степени будут вынуждены противодействовать силовому воздействию.

Эти две основные тенденции – усиление противоборства ЛЧЦ, неизбежно вытекающего из изменения соотношения сил, и неизбежное использование в таком противоборстве силовых инструментов – две главные новые особенности региональных стратегий формирования СО локальными человеческими цивилизациями и стоящими за ними коалициями.

Проявляются обе эти тенденции прежде всего в региональных конфликтах и стратегиях, которые становятся «частным случаем» общецивилизационного противостояния. По сути дела региональные стратегии формирования СО выступают конечным этапом (IV-этапом) противоборства локальных человеческих цивилизаций потому, что V-ый этап противоборства ЛЧЦ - Глобальная война – настолько неконтролируем и рискован, что практически не является предметом стратегического планирования. «Глобальная», «Мировая» война должна закончится на региональном уровне. Вероятнее всего в Евразии, где сосредоточены все самые мощные локальные цивилизации, противоречия и интересы. Соответственно и формирование СО в Евразии точно нацелено на ведение региональной войны.

Карта Шар

Подобный вывод многое объясняет в поведении ЛЧЦ, возглавляемой США. И прежде всего ее стремление ограничить возможный масштаб и пространственное распространение войны территорий Евразии. Это обеспечит, например, США в очередной раз непосредственной вовлеченности в военный конфликт. Как это было в Первой и Второй мировых войнах.

Кроме того подобный сценарий позволит расширить использование не только силовых, но и военных средств в сетевой войне против других ЛЧЦ, для которых эта война будет глобальной, но которая не будет глобальной для США.

Таким образом формирование СО в Евразии имеет для США глобальное значение. Оно означает, что формируется такая СО в Евразии, которая:

– по своим масштабам и характеру является глобальной для всех ЛЧЦ, но не для США (для которых она остается региональной СО);

– по средствам использования такая СО позволяет США активнее применять не только силовые, но и вооруженные средства (включая легальное оружие, ВиВТ) в рамках стратегии сетевой войны, т.е. отсутствия (для США) войны и ее ведения (для оппонентов США);

– по рискам и издержкам – такая СО позволяет США нести минимальные финансовые, экономически и демографические издержки и риски, оптимизировав расходы в максимальной степени.

Так, 20 лет разжигания конфликта на Украине обошлись США в несколько миллиардов долларов. «За эти деньги» военное участие США продолжалось бы несколько недель.

Подобные выводы, безусловно, требуют дальнейших стратегических прогнозов и стратегического планирования со стороны России, ибо участие в формировании СО в Евразии сегодня это всего лишь академическое название участия России в войне против США, которая для США:

– является региональной;

– сетевой;

– невооруженной;

– продолжительной;

– решающей по своим конечным целям.

Естественно, что подобные стратегические прогнозы требуют обоснования с теоретической, методологической и практической точек зрения. Однако существующая в России практика традиционных стратегических прогнозов предполагает, что «… составление долгосрочных прогнозов обычно предусматривает выявление (выбор) и моделирование различных вариантов (сценариев) возникновения и развития событий. Эта методология в первую очередь должна учитывать динамику развития геополитической и военно-политической обстановки на границах России, социально-экономических, социально-политических, религиозных, национальных и других противоречий, выявляемых в ходе непрерывного (систематического) социально-экономического мониторинга происходящих событий в мире и прогноза их последствий для России.

Аналогично, но с иными целевыми установками могут осуществляться и военно-политический мониторинг, и оценка состояния мировой и региональной военно-политической обстановки, прогнозироваться процесс развития двусторонних межгосударственных отношений России с ее соседями.

Основными научными методами военно-политического прогноза являются: системный анализ, математическое (физическое) моделирование, вероятностный анализ и эвристический метод, частным случаем которого является метод экспертных оценок»[5], – считают российские эксперты.

Против этой традиционной, классической логики российских экспертов трудно возражать, за исключением, двух, но очень важных, я бы сказал «бетоннодробильных» аргументов.

Во-первых, эта методология (традиционная, классическая и правильная) оказалась практически бесполезной. Она не уберегла от развала ОВД и СССР, она не способствовала сохранению позиций России. Она не оптимизировала решения о военной политике страны и она не сделала многого другого.

Во-вторых, эта методология не учитывает качество и состояние правящей элит России и принимаемых ею решений. А решения в области формирования СО, в том числе на региональном уровне, являются очень субъективными и полностью зависят от:

– качества правящей элиты;

– субъективных (групповых и личных) интересов правящей элиты.

Поэтому получается, что абсолютно правильная теория и методология оказываются практически бесполезными. Ее общие положения – трудно критикуемые, даже симпатичные, – имеют очень слабое отношение к реалиям. В качестве иллюстрации приведу еще одну очень правильную мысль российских экспертов почти целиком: «Исторический опыт развития цивилизаций всех времен говорит о том, что стремление к обеспечению абсолютного состояния защищенности интересов во всех сферах жизнедеятельности является утопией, – справедливо отмечают эксперты. – В содержании процесса обеспечения безопасности жизненно важных интересов государства, защиты общества и личности от внешних и внутренних угроз (опасностей) обычно рассматривают две составляющие. С одной стороны, это опасности (угрозы), с другой – система парирования этих опасностей, обеспечивающая защиту от внешних и внутренних угроз. Если угрозы и защитные возможности от них государства выразить количественными показателями, то оценкой уровня угроз (степени опасности) в той или иной сфере жизнедеятельности может служить соотношение величин прогнозируемой угрозы (опасности) и возможностей защитной системы по их парированию. На практике, особенно в условиях ограниченности различных видов ресурсов, обеспечение национальной безопасности осуществляется путем оптимизации допустимого (требуемого) уровня безопасности (защищенности), допуская определенную долю риска.

Исходя из вышеизложенного, прогнозирование военно-политической обстановки на современном этапе с учетом оценки стратегических рисков может проводиться поэтапно:

– осуществляется мониторинг (прогноз) характера и масштаба опасностей (угроз);

– дается оценка состояния существующей (состояние перспективной) системы обеспечения безопасности (защиты или парирования этих опасностей и угроз);

– проводится оценка перспектив дальнейшего повышения уровня военной безопасности;

– определяется комплекс мероприятий по предотвращению (нейтрализации) опасностей и угроз или повышению возможностей системы обеспечения безопасности по защите и парированию этих опасностей и угроз»[6].

Как правило, долгосрочное прогнозирование включает следующие этапы:

– сбор и анализ необходимых исходных данных, в т.ч. с использованием методов экспертных оценок;

– оценку текущего состояния на основе математического моделирования и выполнения необходимых расчетных или аналитических процедур с использованием методов статистического анализа, линейного и динамического программирования, теории игр, массового обслуживания и других математических методов моделирования исследуемых процессов;

– оценку адекватности и достоверности получаемых прогнозов.

Трудно возразить против этих выводов, смысл которых можно свести к простой формуле, известной столько же лет, сколько существуют войны: «Оцени внешнюю угрозу, и… подготовься к ее отражению». Эти правильные, но бесполезные рассуждения, ничего не дают, например, при оценке формирования региональных СО, в частности, в Евразии. Угрозы, вытекающие из этой СО, – цивилизационные, а не военные. Военные средства – дополнительные инструменты для достижения политических (цивилизационных) целей. Можно сколько угодно мониторить состояние ВС и ВиВТ противника, знать абсолютно точно все количественные и качественные параметры, но оказаться абсолютно не готовыми к отражению реальных угроз. Как это было в СССР в конце 80-х годов.

Соответственно и подготовка к нейтрализации этих угроз прямо зависит от того, что вы считаете угрозой и каков ее масштаб. Можно сколько угодно, например, развивать Сухопутные силы России в Евразии, но если «главным оружием» станут средства воздушно-космического нападения, а «главным ТВД» – воздушно-космического пространство, – то вы окажитесь в конечном счете безоружным. Ваше участие в формировании региональной СО – ошибочным, а последствия катастрофические.

Во многом суть этих новых войн и конфликтов вечна, даже традиционна, но, безусловно, реалии в XXI веке приносят и новые особенности, которые отражаются уже изначально на формировании СО. Причем эти новые особенности качественно меняют всю военно-политическую обстановку (ВПО) в мире потому, что они вытекают из качественного «фазового» перехода человечества в новое состояние. Этот качественный, «фазовый» переход охватывает все важнейшие области жизнедеятельности человечества:

– экономику;

– технологии;

– социально-политические области;

– научно-образовательную сферу и, естественно, военную область. Причем не только качество ВиВТ, но и качество личного состава ВС. В конечном счете оказывается, что эти радикальные изменения влияют на все области военного дела, но прежде всего на качество человеческого потенциала (НЧ), от которого зависит эффективность военной силы[7].

ЛогикаРазвСтратОбстПериодФазПерехЧелов

Из рисунка видно, что региональная ВПО определяется системой международных и внутриполитических отношений между локальными человеческими цивилизациями и их нациями-лидерами, которые, в свою очередь, предопределяются соотношением сил между ними и темпами их развития в основных областях. При этом в XXI веке отчетливо выделилась область, являющаяся основной, определяющей по отношению ко всем другим областям, – это количественное и качественно развитие национального человеческого капитала (НЧК). Именно от НЧК в XXI веке зависит прирост до 95% ВВП развитых стран, качество структуры экономики, качество государственного и общественного управления, качество и социальная структура общества, способность нации влиять на другие государства и т.д. Этот вывод – принципиален для понимания основных новых особенностей формирования СО в регионах в XXI веке.

В частности, если с ним согласиться, то неизбежно следует признать, что эффективность ВС любой развитой нации в XXI веке, их ВиВТ, оборонного комплекса, будут определяться качеством НЧК, а это означает, что приоритет в инвестировании обороны должен быть отчетливо сконцентрирован не на классических, традиционных статьях военных расходов, а на качестве личного состава и ВиВТ.

Другой неизбежный вывод. Выше уже не раз говорилось о том, что множественность сценариев и вариантов развития МО, ВПО, а тем более – СО, ведет к трудностям в определении наиболее вероятных сценариев развития СО, войн и конфликтов. А это означает фактически, что военная экономика и искусство должны готовиться к бесконечному (по численности) количеству сценариев и вариантов развития СО, т.е. сотням, даже тысячам таких сценариев. Но для каждого из таких сценариев требуются свои вооружения и военная техника, что означает бесконечное число новых типов и систем оружия и военной техники.

Очевидно, что необходим некий общий, достаточно универсальный принцип отбора наиболее необходимых типов и систем ВиВТ, ограниченных несколькими образцами, которые могут так или иначе быть использованы при развитии любого сценария СО. Такой универсальный принцип может быть в XXI веке только один – максимально эффективное использование и повышение качества НЧК как в ВС, так и в ВиВТ.

В этом случае потребности эффективной обороны и защиты интересов ЛЧЦ совпадают с потребностями социально-экономического развития ЛЧЦ и нации.

Так, ученые обнаружили, например, что при нынешнем уровне рождаемости, смертности, среднего возраста матери при первых родах, и др. факторах, мировое население вырастет с 7 млрд в 2013 году до 10,4 млрд в 2100 году. Естественно, что значительно увеличатся и потребности человечества в природных ресурсах, в т.ч. тех, которые прежде не являлись критически дефицитными. Пресная вода, например, по оценкам многих специалистов, может уже в 20-е годы XXI века стать главным недостающим ресурсам. Это означает очевидный рост конкуренции меду ЛЧЦ в области человеческих и природных ресурсах, которая в конечном счете приведет к изменению соотношения сил между ЛЧЦ и центрами силы в мире.

Проблемы возникают даже в тех областях, где они не ожидались. В частности, в области транспорта. Так, например, пропускная способность и объемы Суэцкого и Панамского каналов уже недостаточны, а навигация авиаперелетов в районах крупных городов уже достигла максимального уровня.

Не решены и известные проблемы недостатка природных ресурсов: продовольствия, углеводородов, некоторых видов сырья и т.д., а также перегруженности транспортных путей, перенаселения некоторых регионов и др.

Эти и многие иные факторы оказывают влиятельное воздействие на демографические процессы, особенно в регионах, где наблюдается их резкое несоответствие. Так, на фоне критического недостатка ресурсов в следующих десятилетиях, «взрывной» рост населения в Африке и некоторых других странах, прежде всего, в Индии и странах АТР, очевидно способствует нарастанию кризисных явлений. Индия, например, обладая огромными человеческими ресурсами, стремительно наращивает качество НЧК: только за 20 лет высшее образование в этой стране получили более 300 млн человек, а ожидаемые в 2015–2018 гг. темпы роста ВВП и военные возможности, выведут эту страну в число стран – мировых лидеров. В не меньшей степени быстрый рост населения в некоторых регионах ведет к качественному изменению в соотношении сил в области национального человеческого капитала (НЧК), который, как уже говорилось станет в середине XXI века решающим фактором, определяющим государственную и военную мощь[8].

 

Автор: А.И. Подберёзкин, доктор исторических наук, профессор МГИМО(У), директор Центра Военно-политических исследований



[1] Глазьев С.Ю. Украинская катастрофа: от американской агрессии к мировой войне? М. : Книжный мир, 2015. С. 23.

[2] The Washington Post. 2014. 2 December. P. 3.

[3] Подберезкина А.И. Военные угрозы России. М. : МГИМО-Университет, 2014.

[4] Балуевский Ю., Хамзатов М. Глобализация и военное дело // НВО. 2014. 12 августа. С. 10.

[5] Малышев В.П., Макиев Ю.Д., Богатырев Э.Я. Методологические подходы к анализу военно-политических рисков / Проблемы анализа риска. 2013. Т. 10. № 6. С. 28.

[6] Малышев В.П., Макиев Ю.Д., Богатырев Э.Я. Методологические подходы к анализу военно-политических рисков / Проблемы анализа риска. 2013. Т. 10. № 6. С. 29.

[7] Подберезкин А.И. Национальный человеческий капитал. Т. I–III. М. : МГИМО-Университет, 2011–2013.

[8] Подберезкин А.И. Национальный человеческий капитал. М. : МГИМО-Университет. Т. I. 2013.

 

12.06.2015
  • Эксклюзив
  • Аналитика
  • Военно-политическая
  • Глобально
  • XXI век