Анализ развития будущих региональных сценариев развития СО похож  больше на фантазии, чем на научное исследование. Причем эти фантазии и прогнозы, как правило, опираются на прогнозы развития ВиВТ, а не на те социально-политические функции, которые и являются основными, но скрываются от посторонних глаз. Так, развитие пяти областей дистанционного ведения боевых действий, о которых говорилось выше, имеет существенные политические последствия, не упоминающиеся, как правило, при их оценке. В частности, они позволяют значительно повысить эффективность использования специальных сил, а также увеличить значение частных военных кампаний (ЧВК) в политике, а использование дистанционно дронов ведет к множеству непредсказуемых последствий. Прежде всего с точки зрения потерь гражданского населения и масштабов общих военных издержек, а также контроля со стороны политического руководства и общественности, в результате которых, – отмечают авторы авторитетного исследования, – снижается ценность человеческой жизни[3].

Таким образом анализ и прогноз развития степени быть следствием анализа общественной, политической и международной ситуации в регионе, а не простой экстраполяций развития ВиВТ.

Прав, безусловно А. Колесников, который писал в конце 2014 года о реализации худшего для России сценария: «В чем состоит метод построения унылых партийно-правительственных сценариев того, что фигурально называется «развитием»? Формула проста, как портянка пожарного: экстраполяция в будущее текущих трендов плюс расчеты цены на нефть[4].

Действительно, принятый после долгого обсуждения в июне 2014 года Федеральный Закон «О стратегическом планировании в Российской Федерации»[5] завершил один из этапов «возвращения» прогнозов и планирования в практическую политику России, хотя и с большим опозданием и издержками, которые будет нести наше государство и его граждане из-за либеральной вакханалии в госуправлении последних десятилетий. Этот Федеральный Закон, конечно же, не исправил ситуацию с прогнозами и планированием, которая в области ВПО–СО только-только начала осязаемо восприниматься руководством страной, правительством и МО.

Следует сказать, что объективно, внезависимости от отношений между ЛЧЦ, существует не только деление планеты на отдельные регионы (с точки зрения экономической и социальной географии), но и этнические и культурные общности, которые отличаются и будут отличаться друг от друга своей историей, культурой, системами ценностей и интересов. В частности, некоторые попытки предлагают следующее деление.

Основные регионы мира
(сетка ООН с дополнением Ю. П. Грицака)[6]

Очень важно понимать, что глобальная стратегическая обстановка (СО) может быть представлена и как некое множество региональных СО, своего рода «шахматных доск», на которых играют многочисленные субъекты ВПО, причем нередко непредсказуемо и автономно. Эту ситуацию для наглядности можно представить в виде некой логической картинки.

Важно также подчеркнуть, что условия развития ВПО и тем более конкретные обстоятельства развития СО в различных регионах существенно, с порой и полярно отличаются друг от друга. Так, если говорить о заинтересованности тех или иных стран в природных ресурсах, например, нефти, то себестоимость ее добычи в разных регионах будет очень существенно отличаться друг от друга, точнее – трудно найти два схожих по себестоимости добычи региона, что хорошо видно на следующем примере[7].

[8]

Учитывая, что глобальные конфликты между локальными цивилизациями критически опасны и редки, со второй половины XX века реальные войны и конфликты происходят на региональном и локальном уровне. Именно они характеризовали прежде всего состояние ВПО и СО в мире после Второй мировой войны, именно они, в конечном счете, реализовывали политические цели и задачи с помощью военной силы[9], несмотря на все идеологические и политические глобальные противостояния, «холодную войну» и геополитические споры. Учитывая же, что в XXI веке западная и некоторые другие локальные цивилизации будут стремиться защитить свои интересы с помощью военной силы, угроза обострения региональных локальных конфликтов становится наиболее актуальной. Соответственно и стратегическая обстановка в мире и в отдельных регионах будет формироваться во все большей степени под влиянием этих факторов: готовности использовать военную силу и обострения региональных конфликтов. Иначе говоря, любая региональная СО изначально будет сознательно и целенаправленно готовиться под региональный или локальный конфликт со всеми вытекающими последствиями.

[10]

Для иллюстрации этой мысли можно привести следующий пример. По оценкам А. Кокошина объем ВВП КНР за 1978–2010 годы вырос в 115 раз, а в следующие 18–20 лет превысит американский на 30%. При этом А. Кокошин обращает внимание на то, что средняя продолжительность жизни увеличилась с 40 лет до 73, а доход – на 600%[11].

Важно привлечь особенное внимание к этим переменам, отражающим качественный рост национального человеческого капитала, чье значение для государственной и национально-цивилизационной мощи в XXI веке стало решающим[12]. Если учесть, что население КНР, и Индии приближается к 1,5 млрд человек, а Бразилии, Индонезии, Мексики и целого рода других государств становится по своей величине соизмеримым и даже превосходит прежние – страны лидеры, то неизбежно приходишь к выводу о радикальном изменении соотношения не только демографических, но и политических, и экономических и военных сил во всех регионах планеты – от Европы до Африки и Латинской Америки, но особенно АТР.

Подобные резкое и повсеместное, глобальное изменение соотношения сил приведет неизбежно к изменению ВПО в регионах и ускорению процесса формирования СО в регионах отдельными странами и коалициями, когда военная сила будет обеспечивать национальные интересы самого широкого порядка – от ценностных и политических, до экономических, финансовых, торговых и военных. Исследователь Ф. Войтоловский выделяет, например, следующие задачи во внешней политике США по отношению к Европе, решаемые с помощью военной силы, которые могут быть формализованы на рисунке[13]:

Таким образом военная политика США в мире (а не только в Европе) обеспечивает широкий круг интересов США в регионе или государстве, включая интересы, которые очень далеки от интересов собственно обеспечения национальной безопасности США.

Автор: А.И. Подберёзкин, доктор исторических наук, профессор МГИМО(У), директор Центра Военно-политических исследований