Опасность сохранения субъективности и не эффективности современной национальной стратегии России в условиях резкого обострения ВПО

Демократия отказывается мыслить стратегически до тех пор, пока её не принудят к этому ради собственного спасения[1]

Х. Маккиндер, геополитик

 

В современный период развития СССР – России нередко случалось так, что стратегия становилась следствием политики, в основе которой периодически преимущественно лежат не национальные и государственные, а классово-социальные (как при большевиках), узко-государственные (как при И. Сталине), групповые (как при Малинкове и Хрущеве, а также Брежневе), личные (как при М. Горбачеве – А. Яковлеве, Б. Ельцине), или даже иностранные, интересы[2].  Эти периоды «диктата субъективности» в политике, основанного на второстепенных по отношению к национальным, интересам, как правило, заканчиваются крайне болезненно как для государств-субъектов такой политики, так и для тех государственных деятелей, которые игнорируют объективные национальные интересы. И, наоборот, как при СВО на Украине, – опора на национальные интересы вела к появлению эффективной стратегии и неожиданно быстрым позитивным результатам[3].

Современная политическая стратегия России стала во многом продолжением субъективной политики Горбачева-Ельцина, основанной на системе западно-либеральных интересов и ценностей. Период В.В.Путина (Д.Медведева) с 2000 по 2022 год был по сути дела попыткой приспособиться к правилам навязанной Западом игры, которые во всё большей степени противоречили национальным интересам России. В этом смысле конфликт с Западом 2014-2022 годов стал итогом нарастающего конфликта вытеснения объективными национальными интересами в политике субъективных положений политики и стратегии, которые основывались на групповых и личных интересах горбачёвско-ельцинской элиты. Специальная военная операция весной 2022 года отчетливо показала слабость такой политики и не эффективность государственной стратегии, когда Россия оказалась один на один с коллективным Западом, «играя» по его правилам в экономике и финансах. Именно нереалистическая политика и стратегия правящей российской элиты, даже по признанию З. Бжезинского, стала провалом России в 90-е годы[4]. Она по наследству досталась В.В.Путину, который последовательно не только «собирал власть», но и пытался избавиться от навязанных ему условий, а позже (по привычке) управлять[5].

В основе политики В.В. Путина, можно также признать, находятся как групповые (в первом периоде), как и смесь лично-групповых интересов, тесно переплетающихся с представлениями о «своём» государстве, которое трудноотделимо от личности В.В.Путина и его окружения.

Соответственно и стратегии, которые использовались в периоды доминирования субъективных взглядов в  СССР-России, были совершенно разные. Наиболее эффективные (не смотря на их «кровожадность») – при И. Сталине, когда личные и групповые интересы не просто не являлись основными, но и откровенно преследовались, однако, государственные интересы абсолютно доминировали на остальными, включая национальными.

По мере роста значения групповых и личных интересов, который обозначился еще в последние годы сталинского правления, эффективность национальной и государственной стратегии снижалась. При Л. Брежневе (рост ВВП снизился до 2–3%)  групповые интересы стали открыто преобладать над национальными, а при М. Горбачеве к доминирующим групповым интересам части правящей элиты добавились и личные (начался обвал ВВП и катастрофический рост дефицита).

При Б. Ельцине, когда личные и западные интересы откровенно доминировали, депопуляция и деградация экономики достигли и катастрофических пределов. Это привело не только к отказу от национальной стратегии, но и, как следствие, от малейших попыток осознанного национального стратегического планирования[6].

Политика государства конкретизируется в его стратегии, становится реальностью, показывая (или не показывая) свою эффективность через конкретную деятельность людей. Политика вообще – борьба за власть, а стратегия – конкретная деятельность политиков во власти, которая бывает эффективной или не эффективной с точки зрения субъектов политического процесса по-разному. Так, борьба различных группировок за власть в СССР: Сталина–Молотова, Берии–Маленкова, Хрущева–Брежнева совершенно по-разному отражала эффективность их стратегии борьбы за власть, но с точки зрения национальных и государственных интересов эффективность стратегии Сталина измеряется конкретными политическими и экономическими результатами для растущей мощи страны, а Горбачева – её развалом и уничтожением. Как писал разведчик, хорошо знавший политическую кухню СССР 30-х 50-х годов в СССР,  П. Судоплатов, «Горбачев и Александр Яковлев вели себя как типичные партийные вожди… Как государственные деятели они оказались несостоятельны… Их достижения в области внутренней и внешней       политики равны нулю»[7].

Влияние субъективных факторов в политике России (при В.В.Путине, кстати, не всегда отрицательных) сохранилось. Иными словами, современная национальная и государственная стратегия субъективна, во многом, даже в основном, зависит только от воли высшего политического руководства, даже одного лица, и способностей правящей элиты, её качества, прежде всего, нравственности и профессионализма. Это в полной мере относится к современной государственной стратегии России.

Проблема, однако, в том, что не эффективная и слишком субъективная современная государственная стратегия при В,В, Путине абсолютно не соответствует тем глобальным вызовам, которые произошли в мире и по отношению к России к 2022 году. Современная эффективная стратегия страны, как наиболее общий план действий в области обеспечения одновременно развития и безопасности государства,  становится абсолютно необходима, более того, – обязательна – в условиях кризиса, который сегодня переживает Россия, и нарастающей враждебности в мире[8].

Но пока что она абсолютно зависит от субъективных способностей и возможностей правящей элиты России, которая, мягко говоря, не идеальна. Она предполагает постоянный оперативный поиск и корректировку в выборе наиболее эффективных средств и способов их применения, более точного целеполагания и более адекватной оценки современного состояния МО и ВПО[9].

В несколько упрощенном виде в современных условиях эффективность стратегии можно рассматривать как инструмент нации и государства, компенсирующий известное (часто неблагоприятное) соотношение сил, как это существует, например, применительно к России сегодня. В особенности, когда такой баланс сил радикально (как сегодня) не в пользу одной из сторон. «Стратегию можно рассматривать как разницу между результатом, предусмотренным с учетом существующего баланса сил, и ожидаемым результатом, полученным в результате применения стратегии»[10], – справедливо пишет Фридман Лоуренс – автор работы, целиком посвященной изучению такого понятия как «стратегия».

И в этом качестве стратегии заключается определенный шанс для России, которая в современном балансе сил радикально уступает не только США, но и странам ЕС и КНР, а теперь уже и ряду других государств. Можно сказать, что эффективная стратегия – последний шанс для России исправить её положение в мире. Инструментов для измерения таких балансов и эффективности стратегий сегодня существует множество, в том числе разработанных в ООН и даже предложенных в МГИМО МИД РФ профессором Л.М. Капицей. Один из них – демографический, – демонстрирующий не только абсолютный рост численности населения, но плотность населения на единицу площади страны, что свидетельствует, как правило, о темпах её развития.

Другой показатель – темпы роста душевого ВВП т численности населения, который использует, например, Л.М. Григорьев. В соответствии с этим показателем в период с 1880 по 1914 гг. численность населения США выросла на 93,5%, Великобритании – - на 35%, а России – на 75%, при росте душевого ВВП на в 2 раза, 1,7 раза и 1,5 раза соответственно[11].

Для целей нашей работы – поиска наиболее эффективной стратегии – могут быть использованы самые разные показатели и критерии. Наиболее современные и надежные – индексы развития человеческого капитала, которые рассчитываются в ООН с 1990 года. Но для иллюстрации идеи эффективности стратегии и наглядности можно применить показатель роста численности населения на единицу площади страны, используемый Всемирным Банком. Этот агрегированный показатель включает в себя в разной степени как рост ВВП, так и демографические и иные критерии НЧК, а также геополитические критерии (площадь территории). Как видно из этого сопоставления, наименее удачная стратегия национального развития в 1980-2020 годы использовалась в России, где за 40 лет не наблюдалось роста, а наиболее эффективная – в Китае, где рост составил со 105 до 150 человек.

Очевидно – и кризис в России 2014-2022 годов это показал, – что если прежние стратегии были не эффективны, то необходима новая, эффективная, антикризисная. Именно стратегия, а не только «новая экономическая политика», о которой говорил в июне 2022 года А. Кудрин, ссылаясь на намерения правительства её подготовить за 3 месяца. Такой подход предполагает сохранение прежней стратегии при частичной корректировке политики (как можно предположить, – при «возвращении в глобализацию») с учетом новых условий.

На мой взгляд, этого недостаточно. Мы находимся в крайне острой и враждебной внешней ВПО и в сложной внутриполитической и экономической ситуации при отрицательных темпах «роста» ВВП и огромной инфляции, нарастающей враждебности и эскалации в отношениях с Западом, когда британский премьер Джонсон декларирует, что «война на Украине продлится несколько лет». Очевидно, что на придется так или иначе адаптироваться к этим условиям не только борьбы и выживания, но и развития. Нынешняя стратегия Россия на это совершенно не ориентирована. Она фактически представляет собой стратегию не развития, а стагнации.

В истории нашей страны подобная ситуация была после войны, разрухи и депрессии в Гражданской войне 1918–1922 годов и после Второй мировой войны, когда Советская Россия – СССР оставалась один на один с «коллективным Западом», ресурсы которого многократно превосходили советские возможности. Стратегии восстановления экономического и демографического, научно-технического и духовного потенциала государства (СССР) и нации оказались в итоге эффективными даже в условиях враждебного окружения, постоянно угрожавшего войной.

В современный период нужная такая же эффективная стратегия и люди, способные её реализовать, а именно – стратегия, обеспечивающая  опережающие темпы развития национального человеческого потенциала (НЧК) и наиболее эффективные  институты его развития[12]. Следует отметить, что основы такой стратегии были заложены в нормативных документах стратегического планирования в 2021 году, в частности, СНБ РФ. Поэтому необходимо развивать эти положения, адаптируя к реалиям весны-лета 2022 года[13].

Уместно вновь вернуться в этой связи к определению «стратегии» государства, которое используется в этой работе: «Страте́гия –  общий, недетализированный план, охватывающий относительно длительный период времени, а также главный способ достижения сложной цели. Задачей стратегии является максимально эффективное использование (или отказ от использования) наличных ресурсов для достижения основной цели. Стратегия, как способ (набор способов и приемов) наиболее эффективных действий, становится особенно необходимой в ситуации, когда для прямого и быстрого достижения основной цели недостаточно наличных ресурсов».

Именно такая стратегия России должна была бы быть разработана еще в 90-е годы, когда страна потерпела сокрушительное геополитическое поражение, а не катастрофу, столкнувшись с нарастающей угрозой противостоять новому сценарию развития в самых неблагоприятных условиях[14].

Вместе с тем, нельзя абсолютизировать в стратегическом планировании и принципы, планы. В моём понимании, А.А. Свечин и Б.Л. Гарт одинаково подходят к представлению об исключительной важности эффективной стратегии для государств, с одой стороны, и необходимости отказа от «жестких решений» в этой области, – с другой. С точки зрения стратегии России и её стратегического планирования,  это означает, что общие концептуальные и теоретические положения стратегии и стратегического планирования государств[15] имеют для России исключительно важное значение потому, что её долгосрочное развитие вне «общей идеи и плана», как показывает история страны, – бесперспективно и даже опасно (хотя на протяжении десятилетий именно это условие нередко игнорировалось властью и во многом продолжают игнорироваться в настоящее время)[16].

Подобное стратегическое планирование должно исключать «жесткие решения», которые обязывает государственная дисциплина, в частности, ГОЗ и нормативные документы стратегического планирования. В этом смысле практически полное отсутствие, например, механизмов реализации СНБ РФ (предполагающее только ежегодный обзор состояния безопасности со стороны Совбеза РФ) является как существенным недостатком стратегии России, так и её относительным преимуществом[17]. Ст. 102 и 103 СНБ РФ предполагает, что реализация Стратегии будет «осуществляться на плановой основе путем согласованных действий» органов власти и институтов гражданского общества за счет комплексных мер в рамках стратегического планирования. Ст. 104 предполагает реализацию Стратегии «путем разработки, корректировки и исполнения документов стратегического планирования», Ст. 105 предполагает контроль «на основе показателей национальной безопасности, определяемых Президентом», а результаты такого контроль отражены в ежегодном докладе Секретаря Совбеза Президенту.

Особенно многообещающей выглядит последняя, 106, статья Стратегии, где говорится о том, что «Реализация настоящей Стратегии предусматривает совершенствование государственного управления и стратегического планирования в области обеспечения национальной безопасности и социально-экономического развития Российской Федерации»[18].

Таким образом, проблема формирования национальной стратегии России, как по существу, так и в нормативных документах, формально находится в эпицентре внимания правящей элиты России с середины 90-х годов, когда мною была предложена первая концепция национальной безопасности[19], а её официальный вариант предложен И.П. Рыбкиным в 1997 году. Результативность такой дискуссии, однако, невелика. По-моему опыту, мы крайне медленно выходим из того политико-идеологического «пике», в котором оказались в 90-е годы благодаря либерал-демократам. Как справедливо делает свой главный (по порядку и значению) вывод,  один из наиболее авторитетных либералов Д. Тренин, «Россия может надеяться и полагаться во внешнем мире только на себя… Прежде всего, на внутренние ресурсы… – человеческие, экономические, научно-технические, культурные и в решающей степени – духовные и моральные»[20]. Приоритетность развития этих ресурсов и их институтов В.В.Путин стал подчёркивать относительно недавно, а в качестве главной цели стратегии России признал только в середине 2021 года[21].

Дискуссии по этому поводу в разные годы шли с разной интенсивностью, но никогда не прекращались потому, что эффективная стратегия России, как уже говорилось,  так и не появилась: в разные периоды её можно охарактеризовать как субъективно-интуитивистскую (Б. Ельцина) стратегию борьбы и удержания власти, оперативно-тактические мероприятия по устранению возникающих угроз (при В.Путине в первый период правления), попытках сформировать последовательный стратегический курс (после 2014 года). К сожалению, такой стратегии опережающего развития создать и реализовать пока что не удалось. Тем более, это будет трудно сделать в условиях вооруженного противоборства[22].

Вместе с тем, необходимо признать, что такие попытки предпринимались и предпринимаются. Причём, если говорить собственно о документах по стратегическому планированию, то они в последние два десятилетия готовятся регулярно и достаточно качественно. Так, последний вариант Стратегии национальной безопасности Российской Федерации, утвержденной указом В.В. Путина № 400 от 2 июля 2021 года, учел большинство недостатков варианта Стратегии от 31 декабря 2015 года[23]. В частности, впервые подчеркнута сочетаемость (Ст. 3 формулирует как «взаимозависимость и взаимосвязь») задач социально-экономического развития и безопасности не только в самом начале документа, но и в его завершающей части, где говорится о стратегическом планировании и контроле.

Подобное развитие событий неизбежно повлияло и на усиление влияния России на процессы формирования нового миропорядка, которые развивались активно в последние два десятилетия. Не только внешняя среда влияла на стратегию России (что неизбежно и естественно, но порой чрезмерно), – это изображено стрелкой на рисунке между группами факторов «Б» и «В», – но и стратегия России оказывала определенное влияние на формирование МО-ВПО. Это влияние очевидно недооценивалось на Западе даже после того, как была проявлена суверенная воля страны в отношении помощи Сирии. Развитие военно-силового сценария во втором десятилетии нового века развивалось по классическому варианту силовой эскалации[24].

В силу того, что это влияние не было таким значительным и глобальным, как во времена СССР, «обратная» стрелка от группы факторов «В» к группе «Б» мною не обозначена. Это влияние, даже с учетом помощи Сирии, позиции по крупнейшим вопросам международной безопасности и др. проблемам мировой политики, – слабело, как ни неприятно это признавать. Именно с  точки зрения непосредственного политического влияния. До тех пор, пока Россия не предприняла активных политико-дипломатических и военно-технических шагов в декабре 2021–феврале 2022 годов. Это означает только одно: активные мероприятия в области стратегии очевидно усиливают международное влияние государства.

Другой аспект роста противоборства между Россией и Западом вытекает из простого признания факта: результаты социально-экономического развития России в последние десятилетия могли и должны были бы быть существенно лучше[25]. В частности, в области импортозамещения и национального промышленного производства, где санкции показали неуклюжесть механизмов реализации многих решений. В частности, внедрения в практику решения В.В. Путина о создании рублевой биржи энергоресурсов (по примеру Шанхайской), или строительству мощностей по производству элементной базы для электроники и т. д.

Не удалось до 2022 года решить и многие внутриполитические и социально-экономические задачи. Прежде всего, с точки зрения социально-экономического развития и укрепления внутриполитической стабильности, которые, на мой взгляд, существенно отставали от темпов развития наиболее успешных стран, увеличивая разрыв по уровню развития[26]. Как правило, в этом случае говорят о темпах роста ВВП и качественных характеристиках развития, прежде всего, НЧК и его институтов. Именно слабость институтов НЧК продемонстрировали санкции против России. Их развитие по сути игнорировалось властью, либо учитывалось минимально, особенно если речь шла о науке и образовании. Это совершенно справедливо и оправдано, но нередко забывается или игнорируется другой аспект – национальная безопасности, – непосредственно вытекающая из результатов социально-экономического развития, – главный фактор внутриполитической стабильности. Именно этот аспект в 70-е и 80-е годы оказался решающим для кризиса безопасности в СССР.

Действительно, весной 2022 года возникла ситуация, когда не только изменилась МО, но и вынужденно скорректировались национальные цели, основные средства стратегии и произошла переоценка национальных ресурсов, т.е. произошли коренные изменения во всех областях, регулируемых нормативно  СНБ РФ[27]. Изменились все исходные положения национальной стратегии, однако эта стратегия в июне 2022 года де-факто оставалась прежней. На мой взгляд, потому, что авторы этой стратегии – правящая элита России – оставались прежними. Но если они не были сменены, то должна быть заменена стратегия, которая и до специальной операции была не эффективна[28], а в новых условиях точно не может быть эффективной[29].

Стратегия России не просто консервативна, но и ориентирована на сохранение инфляции и стагнацию. Тем более, в условиях обострения ВПО. При этом, следует отметить, что эти изменения в развитии ВПО (даже с учетом их возможных радикальных последствий) вполне укладывались в рамки базового сценария развития МО и ВПО, который в 2013 году я назвал сценарием «Военно-силовой эскалации» развития ВПО[30].

Поэтому России нужна принципиально новая стратегия, элементы которой весной-летом стали самостоятельно появляться в отдельных областях, не смотря на сохранение прежней политики и стратегии государства. Так, например, несколько десятилетий говорилось о необходимости стимулирования государством разработки национальных ПО (в частности, мною с начала 90-х гг.). Результаты, если и были достигнуты в последние годы, то – очень скромные. Между тем, только за апрель-май заказы на отечественное ПО выросли сразу на 300%. Произошло достаточно быстрое импортозамещение в целом ряде наукоемких областей, которого не удавалось добиться многие годы.

Отдельная тема –  стратегия государства в области развития ВС и ОПК, которая приобретает исключительную важность в условиях вооруженной борьбы России с Западом. Как ни странно, но тема соотношения общих принципов стратегии и их особенностей, в частности, для ВС и ОПК РФ, для современной России не выглядит актуальной, хотя большинство специалистов в мире считают наоборот. Дж. Малган, например, приводит яркий пример того, что «строительство и организация тюрьмы и больницы принципиально расходятся»[31] в качестве иллюстрации этой мысли.

С точки зрения стратегии развития ВКО и ОПК, например, существует и нарастает стремительно, разница между общей стратегией развития государства и его промышленности, и частью ОПК, которая относится к производству средств ВКО. Речь идет об исключительном приоритете в развитии средств ВКО для безопасности России, что подтвердила и военная операция на Украине.

Опыт США в этой области, как представляется, – показателен. В 80-е годы в США не просто обнаружили эту особенность, но и формализовали эту особенность  в связи с программой  СОИ. На политическом уровне был  создан консенсус в Конгрессе, Белом доме, министерствах и военно-промышленных корпорациях относительно приоритетности развития СВКН и СВКО[32].

В России этим программам не было придано общенационального значения, хотя в области развития ОПК было сделано, вроде бы, немало. Прежде всего, в развитии Концерна ВКО «Алмаз-Антей», который стал крупнейшим российским производителем ВВСТ. Результат развития Концерна очевидно сказался в ходе военной операции на Украине, обеспечив российской стороне только отличные средства ВКН, но и ВКО.

В то же самое время можно было бы сделать существенно больше, если бы, как и в США, этим программам было уделено общенациональное значение, а не приоритет вида ВС. Так, количество средств противобатарейной борьбы («Зоопарк-2»), ВТО «Калибр» и РСЗО «Торнадо-С», например, могло бы быть существенно больше, что радикально изменило бы условия вооруженной борьбы.

Это происходит по целому ряду причин, но, прежде всего, потому, что ни сама стратегия, ни её особенности (в частности, развитие ВВСТ) в России не являются реальным объектом изучения, хотя на тактическом политическом уровне и «в быту» эта проблема возникает постоянно.

Как ни странно, но консерватизм российской стратегии сыграл и положительную роль. Сила современной стратегии государства заключается в том, что правящая элита, не смотря на неизбежные тактические споры и разногласия, не изменяет согласованным и утвержденным долгосрочным целям. Они им, по сути дела, – безразличны. Как удивительно точно пишет теоретик и практик современной стратегической мысли Дж. Малган об общих принципах стратегии, которые характеризуются в том числе современными российскими особенностями: «Яростные споры политических конкурентов легко затмевают долгосрочные цели (в современной России именно тактические задачи абсолютно затмевают стратегические цели): хорошая стратегия способствует открытости и мобилизации умов, тогда как политики предпочитают завесу секретности и стремятся застать оппонентов врасплох» (именно такая тактика – от кадровых решений президента до появления «вдруг» стратегических решений – стала нормой).

Беда в российской стратегической мысли – её абсолютная невостребованность исполнительной властью, которая её даже всерьез не воспринимает. «Министры и чиновники с небольшим сроком пребывания в должности склонны избегать трудного выбора и необходимости учиться на ошибках (и здесь происходит именно то, о чем пишет Дж. Мадаган, – современным чиновникам абсолютно всё равно то, что будет не только в стране, но и в их ведомстве в будущем. Их «горизонт планирования» – 3–6 месяцев). Они недооценивают будущего…»[33].

Поэтому в России сложился колоссальный разрыв между стратегической мыслью (безразличной для чиновников) и практической политикой, что неизбежно ведет к слабости стратегического целеполагания и удержания приоритетов, с одной стороны, и отсутствию эффективного механизма реализации стратегии (исполнителям такой механизм не нужен, более того, вреден)[34], – с другой.

Но в условиях кризиса и нарастающего противоборства сохранение подобных правил означает неизбежную катастрофу. Исполнитель не только не понимают замысла, но и не хотят его реализовывать, отрицают саму исполнительскую дисциплину. Это дает огромный простор субъективности в исполнительской дисциплине, точнее, – игнорирования стратегических указаний в условиях войны.

Автор: А.И. Подберёзкин.

________________________________________

[1] Маккиндер. Х. Географическая ось истории. М.: АСТ, 2021, сс. 110-111.

[2] См. подробнее об использовании таких институтов в серии работ, например: Боброва О.В., Подберёзкин А.И. Информационно-когнитивные институты – средства современного противоборства // Обозреватель, 2021, № 11, cc. 5–25.

[3] Путин В.В. Стенограмма выступления Путина на пленарном заседании Восточного экономического форума. Президент России, 7.09.2022 / http://prezident.org/tekst/stenogramma-vystuplenija-putina-na-plenarnom-zasedanii-vostochnogo-ekonomicheskogo-foruma-07-09-2022.htm

[4] Бжезинский З. Великая шахматная доска, Господство Америки и его геостратегические императивы. М.: Международные отношения, 2010, с. 123.

[5] Встреча Президента России с руководителями предприятий оборонно-промышленного комплекса./ ВПК, 23.09.2022 / https://vpk.name/news/633534_vstrecha_prezidenta_rossii_s_rukovoditelyami_predpriyatii_oboronno-promyshlennogo_kompleksa.html

[6] См. подробнее: Афиногенов Д.А., Грибин Н.П., Назаров В.П., Плетнёв В.Я., Смульский С.В. Основы стратегического планирования в Российской Федерации: Учебное пособие / под общ. ред. В.П. Назарова, Д.А. Афиногенова, Грибин Н.П., Плетнёв В.Я., Смульский С.В. Основы. М.: Проспект, 2015, сс. 72–73.

[7] Судоплатов П. Разведка и Кремль. Записки нежелательного свидетеля. М.: Родина, 2021, с. 428.

[8] Подберёзкин А.И. Современное мироустройство, силовая политика и идеологическая борьба. М.: ИД «Международные отношения», 2021. 790 с.

[9] Прогнозируемые вызовы и угрозы национальной безопасности Российской Федерации и направления их нейтрализации / Под общ. ред. А.С.Коржевского; редкол. В.В.Толстых, И.А.Копылов. М.: РГГУ, 2021. 604 с.

[10] Фридман Л. Стратегия. Война, революция, бизнес. М.: Кучково поле, 2018, с. 654.

[11] Григорьев Л.М., Морозкина А. Успешная неустойчивая индустриализация мира 1889-1913. М.: СПб.: Нестор-История, 202, cc. 22-24.

[12] Подберезкин А. И. Состояние и долгосрочные военно-политические перспективы развития России в XXI веке. М.: ИД «Международные отношения», 2018. 1496 с.

[13] Путин В.В. Указ президента № 756 «О мерах, осуществляемых в субъектах Российской Федерации, в связи с Указом Президента от 19 октября 2022 года».// http://publication.pravo.gov.ru/Document/View/0001202210190003?index=0&rangeSize=1

[14] См., например: Подберёзкин А.И. Оценка и прогноз развития сценария военно-политической обстановки и его конкретных вариантов в третьем десятилетии нового века, сс. 22–36 / Сборник материалов круглого стола. Кафедра военной стратегии Военной академии Генерального штаба ВС РФ « Угрозы национальной безопасности Российской Федерации на период до 2030 года: направления и пути их нейтрализации. ВАГШ ВС РФ, 2022. 152 с.

[15] Эти области относятся к институтам развития НЧК. См. подробнее: Подберёзкин А., Родионов О. Институты развития человеческого капитала – альтернатива силовым средствам политики // Обозреватель, 2021, № 7, сс. 33–48, а также: Боброва О., Подберёзкин А., Подберёзкина О. Специфика НКО и правовые основы их деятельности // Обозреватель, 2021, № 8, сс. 17–48 и др.

[16] Этот раздел в первой редакции был опубликован в июле 2021 года в работе: Байгузин Р.Н., Подберёзкин А.И. Политика и стратегия. Оценка и прогноз развития стратегической обстановки и военной политики России. М.: Юстицинформ, 2021. 768 с.

[17] Путин В.В. Указ Президента РФ «О Стратегии национальной безопасности Российской Федерации» № 400 от 2 июля 2021 г. / https://cdnimg.rg.ru/pril/article/212/57/79/0001202107030001.pdf

[18] Путин В.В. Указ Президента РФ «О Стратегии национальной безопасности Российской Федерации» № 400 от 2 июля 2021 г. / https://cdnimg.rg.ru/pril/article/212/57/79/0001202107030001.pdf

[19] Подберёзкин А.И. и др. Национальная доктрина России. М.: ВОПД «Духовное наследие», 1994. 503 с., а также: Подберёзкин А.И. и др. Российская федерация: безопасность и военное сотрудничество. М.: ВОПД «Духовное наследие», 1994. 395 с., а также: Современная политическая Россия. В 2-х тт., а также: Подберёзкин А.И. и др. Концепция национальной безопасности России в 1995 году. М.: «Обозреватель», 1995. 223 с. и ряд других в 1999–2021 гг.

[20] Тренин Д. Новый баланс сил. М.: Альбина Паблишер, 2021, с. 201.

[21] См. подробнее: Подберёзкин А., Родионов О. Институты развития человеческого капитала – альтернатива силовым средствам политики // Обозреватель, 2021, № 7, сс. 33–48, а также: Боброва О., Подберёзкин А., Подберёзкина О. Специфика НКО и правовые основы их деятельности // Обозреватель, 2021, № 8, сс. 17–48 и др.

[22] Указ Президента Российской Федерации от 21 октября 2022 г. №763 «О Координационном совете при Правительстве Российской Федерации по обеспечению потребностей Вооруженных Сил РФ, других войск, военных формирований и органов».// https://rg.ru/documents/2022/10/24/document-koordinacionnyjsovet.html

[23] Путин В.В. Указ Президента РФ «О Стратегии национальной безопасности Российской Федерации» № 400 от 2 июля 2021 г. / https://cdnimg.rg.ru/pril/article/212/57/79/0001202107030001.pdf

[24] См., например: Подберёзкин А.И. Оценка и прогноз развития сценария военно-политической обстановки и его конкретных вариантов в третьем десятилетии нового века, сс. 22–36 / Сборник материалов круглого стола. Кафедра военной стратегии Военной академии Генерального штаба ВС РФ « Угрозы национальной безопасности Российской Федерации на период до 2030 года: направления и пути их нейтрализации. ВАГШ ВС РФ, 2022. 152 с.

[25] Афиногенов Д.АП., Грибин Н.П., Назаров В.П., Плетнев В.Я, Смульский С.В. Основы стратегического планирования в Российской Федерации: Учебное пособие /под общ. ред. В.П. Назарова. М.: Проспект, 2015, cc. 73-74.

[26] Прогнозируемые вызовы и угрозы национальной безопасности Российской Федерации и направления их нейтрализации / Под общ. ред. А.С.Коржевского; редкол. В.В.Толстых, И.А.Копылов. М.: РГГУ, 2021. 604 с.

[27] Вопросы противления угрозам подрыва государственности России на современномэтапе: монография / Р.Н.Байгузин, О.В.Боброва, А.И.Подберёзкин.: Москва, 2022 . 144 с.

[28] Прежняя стратегия России продемонстрировала её относительную устойчивость по отношению к силовому давлению Запада, но эта устойчивость не должна обманывать. Стратегия должна гарантировать не только устойчивость, но и высокую динамику развития, причем не через 2-3 года, как обещают, а уже в ближайшее время.

[29] Подберезкин А.И. Национальная стратегия в 20-е годы XXI столетия: возможные и вероятные варианты (СС. 365-376). В кН.: Тенденции развития системы международных отношений и их влияние на управление национальной обороной Российской Федерации: сборник материалов круглого стола (19 августа 2022 г.)/ под общ. ред. А.С. Коржевского; ВАГШ ВС РФ.- М.: Издательский дом «УМЦ», 2022.- 544 с

[30] Более того, в целом ряде работ, начиная с 2014 года, я говорил о том, что этот сценарий неизбежно перейдет в вариант военного сценария в 2022–2023 годы. К сожалению, такое развитие ВПО многие в России считали маловероятным, как, впрочем, и замораживание 300 млрд. долл. ЗВР, хотя и первое, и второе отчетливо прогнозировалось.

[31] Малаган Дж. Искусство государственной стратегии: Мобилизация власти и анализ во имя всеобщего блага. М.: Институт Гайдара, 2020, с. 45.

[32] Федорович В.А., Муравник В.Б., Бочкарёв О.И. США: военная экономика (организация и управление)/ под общ. ред. П.С. Золотарёва, Е.А. Роговского. М.: Международные отношения, 2018, с. 11.

[33] Малаган Дж. Искусство государственной стратегии: Мобилизация власти и анализ во имя всеобщего блага. М.: Институт Гайдара, 2020, с. 11.

[34] Мне не раз доводилось слышать от высокопоставленных чиновников, что стратегия (сроки, рамки, цели) ставит их в зависимость и необходимость дисциплинированно выполнять эти планы, что крайне неудобно «по-жизни».