Стратегия национальной безопасности Дж. Байдена в мире

 

В рамках единой стратегии США, НАТО и ЕС намерены объединить усилия всех правительств, армий и разведок под эгидой США в рамках «всеобъемлющей межведомственной, межправительственной и международной стратегии» и максимально эффективно использовать методы «политического, экономического, военного и психологического давления»[1]

О. Кивитиди, член Комитета по обороне и безопасности СВ ФС РФ

 

Для того чтобы точнее сформулировать собственную Стратегию России необходимо ясно определиться не только с текущим состоянием МО и ВПО, которые оказывают непосредственное влияние на политику страны, но и их значением в стратегии главного оппонента - США. Так, по моему убеждению и моим оценкам, стратегия США, реализованная и реализуемая в стране последние годы, – общая стратегия «Б. Обамы–Д. Трампа и Дж. Байдена», которая отличается лишь в некоторых тактических деталях[2].

Так, в  марте 2021 года новая администрация Дж. Байдена сделала публичным «Временное Руководство национальной стратегии безопасности», в котором расставила новые акценты в приоритетах не только целей, но и средств и способов их достижения[3]. Акцент на смене средств и способов cилового принуждения, а также мер по противодействию, стал важнейшим в третьем десятилетии нового века[4].

Учитывая значение этого документа для анализа Стратегии национальной безопасности США, рассмотрим его детально в той части, которая посвящена обеспечению военной безопасности. Прежде всего, с точки зрения значения и места военной силы США в политике безопасности[5]:

Во-первых,  «В глобальном продвижении интересов США, – указывается в документе, – мы будем делать точные и строгий выбор с точки зрения обеспечения безопасности и ответственного использования военной силы, выдвигая на первый план дипломатию в качестве важнейшего инструмента политики, к которому, прежде всего, прибегают в политике».

Иными словами, США в очередной раз сделали вывод о неэффективности прямого военного участия – рисках, смертях и огромных расходах,- когда поставленных целей лучше всего добиваться за чужой счет. Ярким примером такой стратегии стала политика США в отношении Украины, которая, как не случайно регулярно подчеркивают в США, не означает «прямого участия США». Наоборот, США возложили бремя этой войны на всех своих союзников – от маленькой Латвии до большой Германии.

Использование всех силовых инструментов - главный принцип гибридной войны, который подтвердил американский президент, но который отнюдь не отрицает подготовки к открытому военному конфликту[6].

Иными словами, новая администрация США вполне определенно считает, что военная сила не является не только первоочередным и главным политическим инструментом, но даже исключительным силовым инструментом, к которому следует прибегать, отдавая ясный приоритет политико-дипломатическим средствам и другим невоенным инструментам силового принуждения.

Во-вторых, сохранение преимуществ в случае прямого использования военной силы. Как писал Дж. Байден, «Военная мощь – решительное политическое преимущество США и мы никогда не будем колебаться, если потребуется защищать наши жизненно важные интересы…. Мы должны быть уверены, что наша военная мощь достаточна для сдерживания агрессора…, но использование военной силы должно стать последним, а не первым средством в политике, уступив первое место (искусству успешного) развития (development) и искусству государственного и экономического управления (economic statecraft), которые должны стать главными инструментами политики США.

На последнее обстоятельство я хотел бы обратить особенное внимание потому, что «искусство успешного развития и управления» – это прежде всего:

– совершенная стратегия;

– эффективная правящая элита, способная к такому управлению.

Примечательно, что среди многочисленных комментариев в России на этот приоритет в средствах политического влияния никто не обратил внимание. Во всяком случае, публично.

В-третьих, по мнению американского президента, «Военная сила должна использоваться только в тех случаях, когда цели и намерения ясны и достижимы, когда сила обеспечена необходимыми ресурсами в качестве части общей стратегии (integrated strategy), совместима с нашими ценностями и законами и осознанной поддержкой американских граждан, а решения приниматься в соответствии с традициями гражданского контроля, когда потребуется применение силы, то с привлечением партнеров и союзников, и их ресурсов»[7].

Это условие – ясность политической цели для применения военной силы и поддержка общества и государственного института права – обязательные условия любой эффективной стратегии, без которых использование военной силы, как правило, изначально обречено на провал.

В-четвертых, Дж. Байден подчеркнул, что «Защищая Америку, означает ясное определение приоритетов военного бюджета, где прежде всего мы должны инвестировать в людей…, обеспечивая высокую степень боеготовности и сохранение их состояния лучших вооруженных сил в мире, обладающих лучшим ВВСТ.

Перед лицом стратегических угроз со стороны самоуверенного Китая и дестабилизирующей России мы будем обладать соответствующей структурой, возможностями и силами…, меняя акценты с развития бесполезных систем в пользу критически важных технологий и возможностей, которые будут определять наши военные возможности в будущем»[8].

В Стратегии, как видно, делается очевидный акцент на разработке новых технологий и подготовке квалифицированных кадров, способных их использовать, т.е. на качестве человеческого капитала (НЧК) (We will streamline the processes for developing, testing, acquiring, deploying, and securing these technologies. We will ensure that we have the skilled workforce to acquire integrate, and operate them).

При этом отдельно подчеркивается, что приоритет в развитии ВС и ВВСТ будет отдаваться развитию возможностей сил специальных операций и борьбы в «серых зонах»

В-пятых, «США не должны и не будут вовлечены в «любые войны», которые стоят тысячи жизней и триллионы долларов».

Далее президент США меняет акценты на присутствие в регионах, подчеркивая приоритетно Индийско-Тихоокеанского региона.

В-шестых, Дж. Байден подчеркнул взаимосвязь политики безопасности с состоянием внутриполитической стабильности и экономики страны, выделив исключительную роль среднего класса и его значения для стратегии национальной безопасности США: «Рабочие люди – сердцевина стратегии национальной безопасности». «Сила среднего класса – основа нации и долгосрочное преимущество. Поэтому наша торговая и экономическая политика должна служить всем американцам, а не нескольким привилегированным группам». Именно на это должна быть ориентирована внешняя политика США и её участие в международных институтах и соглашениях.

Противоборство никогда не бывает «вполсилы», если это успешное противоборство. Даже относительно небольшие военные операции, как, например, десант США на Гренаду в 1983 году, требует высокой степени политической и военной мобилизации. Тем более, если оно переходит в военную форму, где требуется полная национальная мобилизация. Как писал в своё время В. Кейтель, «Война ведётся всеми средствами, не только силой оружия… война приобретает характер бедствия для всего государства… поскольку в такой войне каждый человек может не только обрести всё, но и потерять всё, он должен отдать войне все силы»[9].

Иными словами, выбор общества, нации и правящей элиты между сопротивлением, бескомпромиссной борьбой (а в современных условиях такая борьба и не может быть иной) и капитуляцией в той или иной форме – откровенной, публичной, либо скрытой, как у многих стран, отказавшихся фактически от своего суверенитета, – есть. И если принято решение о борьбе (войне), то неизбежно возникает вопрос о выборе наиболее эффективной стратегии[10]. Здесь, однако, не следует забывать, что реальная война начинается не с выстрелов, а с подготовки, в том числе и с влияния в необходимом направление на общество и правящую элиту противника в нужном направлении[11]. В том числе и по главному вопросу «войны и мира», ведь ещё до постановки такого вопроса в лагере противника может быть создана «пятая колонна», продвигающая нужные противнику решения (если такой силы нет, то это свидетельство плохой работы оперативных служб).

Как правило, такой выбор правящей приходится делать из уже имеющихся вариантов и ресурсов потому, что создание нового военного потенциала и разработка стратегии его использования требует немалого времени, которого в условиях войны всегда не хватает (вообще-то «ресурс времени» с началом противоборства становится важнейшим ресурсом, требующим отдельного анализа)[12]. Инерционность и преемственность – качества любой стратегии, изменения которой требуют ресурсов, прежде всего, времени. Не трудно увидеть, что как бы ни критиковал Дж. Байден Д. Трампа в его Стратегии национальной безопасности присутствуют базовые элементы предыдущей. И не только материально-технические, но и экономические, и политико-дипломатические[13].

В начале марта 2021 г. на сайте Белого дома был опубликован документ под названием «Временное стратегическое руководство по национальной безопасности» (Interim National Security Strategic Guidance)[14], где было изложено видение того, по каким направлениям и как США будут развиваться и взаимодействовать с внешним миром при новой администрации. В подписанном президентом США Дж. Байденом предисловии подчёркивается, что все федеральные департаменты и агентства должны согласовывать свои действия с положениями этого документа вплоть до принятия новой Стратегии национальной безопасности США. Работа над ней ведётся; ранее были сделаны заявления о том, что принятая при Д. Трампе и действующая в настоящее время Стратегия национальной безопасности устраивает новую администрацию. Отличительной чертой Временного стратегического руководства стало обоснование противостояния США и Китая, а также с технологической революцией, меняющей все аспекты жизни. Поэтому администрация США должна противостоять реальности, когда расстановка сил в мире меняется, создавая новые угрозы.

По данным издания Air Force Magazine, Пентагон активизирует работы по подготовке нового варианта Стратегии национальной обороны (National Defense Strategy – 2022), которая в соответствии с практикой американского законодательства обновляется каждые четыре года. Предыдущая оборонная стратегия США была принята в 2018 г. Особое внимание в документе было уделено необходимости модернизации ракетно-ядерных сил, средств ПРО, беспилотных аппаратов, а также усовершенствованию командно-управленческих, разведывательных и информационных систем в оборонной сфере.

О необходимости пересмотра ряда положений предыдущей доктрины весной 2021 г. заявил глава военного ведомства США Ллойд Остин, подчеркнувший важность срочной разработки мер по устранению продолжающейся эрозии военного превосходства Соединённых Штатов в стратегической области над их потенциальными противниками – Россией и Китаем. В обнародованном Офисом директора национальной разведки (Office of Director of National Intelligence) докладе об оценке глобальных угроз Соединённым Штатам указывается, что Москва и Пекин продолжают усиливать своё влияние, которое подрывает мощь США и их союзников, а также ведут разработку и внедрение в практику межгосударственного сотрудничества новых норм права, отвечающих их интересам. По его мнению, происходит сближение России и Китая в оборонной сфере, что ставит под сомнение постулат предыдущего документа, нацеливающего американские вооружённые силы на ведение войны с одним противником (single-war construct) – либо с Россией, либо с Китаем. В современных условиях обе эти страны, обладающие высоким военно-технологическим потенциалом, теоретически могут объединить свои усилия по сдерживанию Соединённых Штатов.

Отдельные американские военные эксперты солидарны с тезисом американского министра и утверждают, что в настоящее время вооружённые силы США испытывают недостаток критически важных вооружений для проведения полномасштабных операций даже в отношении одного из этих противников, не говоря уже о двух. Выход из создавшейся ситуации, как утверждает заместитель председателя Комитета начальника штабов ВС США (Joint Chiefs of Staff) генерал Джон Хайтен, в Пентагоне усматривают в разработке новой Концепции применения вооружённых сил в мультидоменных операциях (Joint Warfighting Concept for all domain operations), предусматривающей сопряжение усилий СВ, ВВС, ВМС и Корпуса морской пехоты США при ведении боевых действий межвидовыми или коалиционными группировками во всех средах . При этом акцент будет сделан на повышении осведомлённости командиров всех уровней, полноте и оперативности доведения информации до исполнителей, способности всех технических средств (в том числе и союзников по коалиции) функционировать в едином информационно-коммуникационном пространстве, что, по мнению американских аналитиков, позволит добиться решающего превосходства над равным по силе противником. Новая оборонная концепция базируется на приоритетном использовании воздушных, морских, космических и кибернетических систем, поскольку вероятность масштабного применения крупных сухопутных формирований в современных войнах рассматривается как минимальная.

В связи с этим США могут сосредоточить свои усилия на разработке новых и модификации существующих наступательных вооружений[15]:

– изготовленных по стелс-технологии истребителей пятого поколения для преодоления российских средств ПРО и ПВО (принятыми на вооружение истребителями пятого поколения в США являются F-22 Raptor, F-35A/B и F-35C);

– противокорабельных ракет дальнего действия воздушного и морского базирования в целях уничтожения авианесущих и других надводных кораблей китайских ВМС;

 – многоцелевых беспилотных аппаратов ударного и оборонного назначения для решения стоящих перед ВВС и ВМС США задач;

– усовершенствованных комплексов электромагнитного оружия в целях подавления российских и китайских интегрированных элементов противовоздушной обороны;

– кибернетического оружия наступательного действия;

– систем космического базирования информационного и ударного назначения. Говорится также о необходимости заблаговременного размещения в передовых пунктах базирования арсеналов высокоточных средств оружия для подавления наступательных операций противника на наиболее вероятных театрах военных действий[16].

Решение этих задач, как считают в Пентагоне, может сопровождаться усилением деятельности на основных направлениях военных НИОКР. По мнению старшего заместителя министра обороны США по исследованиям и разработкам Барбары Маккьюстон, включение в текст новой оборонной стратегии специального «технологического приложения» подчёркивает важную роль военной науки в реализации стоящих перед военным ведомством задач[17]. В докладе Комиссии по национальной безопасности в области искусственного интеллекта (National Security Commission on Artificial Intelligence) говорится, что дополнительный научно-технический комментарий к основному документу должен содержать в себе «дорожную карту» в области разработки, проектирования и испытаний в полевых условиях наиболее важных технологий, необходимых для достижения поставленных в новой военной стратегии целей.

Совершенно очевидно, что стратегия важнейшего оппонента России в мире и лидера западной военно-политической коалиции США объективно влияет на стратегию развития и безопасности (СНБ) России. Причем как прямо, когда политическое и военное искусство США, их ресурсы влияют на стратегию нашей страны, так и опосредовано, когда стратегия США влияет, во-первых, непосредственно на формирование МО и ВПО в мире, а, во-вторых, когда она влияет на национальные ресурсы и правящую элиту нашей страны. Кроме того, если что-то и применимо чужое, например, знание, на практике для политической и военной стратегии нашей страны, то это исторический опыт и опыт других государств, который иллюстрирует теорию и методологию[18].

В этом смысле опыт формирования СНБ США при Дж. Байдене[19] представляется, на мой взгляд, безусловный интерес, как минимум, игнорировать который нельзя. При всей относительной ценности и полезности политической и военной науки, в особенности теории и методологии, нельзя отрицать, что более широкий кругозор помогает политическому и военному искусству в принятии уникальных решений[20].

Кроме того, в реальности военно-политической обстановке конкретная ситуация выглядит следующим образом: чем лучше государство подготовилось к военному противоборству заранее, тем больше у него шансов победить в таком противоборстве даже в условиях, когда приходится корректировать планы, подготовленные заранее. Коррективы, вносимые в ходе военных действий и силового противоборства при отсутствии тщательно проработанных планов, всегда обладают повышенными издержками и пониженной эффективностью. Так, после начала войны Германии с СССР, приказы, отдаваемые ГКО, в отсутствии генерального плана ведения стратегического отступления, часто не соответствовали реальностям и, как правило, первое время были ошибочны. Работа германского Генштаба до войны оказалась более эффективной: традиционная немецкая военная школа тщательно подходила к планированию, что проявилось, например, в операциях против Бельгии и Польши, но и она допустила крупные ошибки, которые привели к провалу «блицкрига» в силу того, что не смогли учитывать важные факторы (мобилизационные возможности, способность руководства страны организовать оборону и эвакуацию, количество и качество ВВСТ и т. д.).

И тем не менее выбор наиболее эффективных средств и способов, целей и задач конкретной военной стратегии, остаётся за правящей элитой государства даже в условиях начавшегося конфликта. Проблема, однако, в том, что какие-то решения в ходе начавшегося конфликта уже нельзя полностью или даже частично реализовать. Прежде всего речь идет о фундаментальных разработках и НИОКР, результаты которых сказываются только в среднесрочной и долгосрочной перспективе, о крупном военном строительстве, требующем годы (например, военных судов), создании инфраструктуры и военно-промышленных мощностей, которые в условиях войны делать крайне трудно, и т. д. Из этого следует, что для такого государственного и военного планирования необходим достаточно точный стратегический прогноз развития ВПО и возможностей потенциального(ых) противника(ов), из которых можно успеть сделать своевременные выводы[21].

Акцент, который был сделан Дж. Байденом в варианте СНБ от марта 2021 года, на двух аспектах – значения военной силы среди других силовых инструментов политики и роли технологий и человеческого капитала – представляет, на мой взгляд, исключительно важное значение, которое я не обнаружил у тех в России, кто комментировал этот документ.

Исключительно важное значение в этой связи приобретает своевременная разработка силовых средств политики, которые не ограничиваются только военными средствами, а также способов (стратегии) их использования. При этом такие средства и способы не должны носить «зеркального» характера, а (как уже говорилось выше) должны быть ориентированы на повышение эффективности управления (противоборства) с противником в самых разных областях – от культурно-образовательной и научной до прямого применения ОМУ[22].

Кроме того, в СНБ США недвусмысленно произошла переориентация активности в глобальном масштабе в пользу двух регионов Индо-Тихоокеанского» и «Европы»[23]. Именно поэтому нужен точный прогноз развития не только ВПО, но и СО, причём на разных ТВД, а также разных форм силовых конфликтов: средства и способы противодействия должны разрабатываться, как минимум, одновременно, а лучше с опережением уже на стадии НИОКР, но выбор за их использованием и производством остаётся за политически и военным руководством страны. Общий подход к этой проблеме можно отобразить на следующей схеме, иллюстрирующей принцип создания широкой системы средств и способов силового – военного и не военного – противоборства[24].

При одной принципиальной и очень существенной оговорке – правящая элита России приняла бескомпромиссное решение активного сопротивления, которое в нашей схеме получило название «Вариант № 4. Готовность к активным оборонительным и наступательным действиям». Этот вариант предполагает, в свою очередь, выбор конкретной стратегии таких активных действий (сценария «Активного стратегического сдерживания») и общенациональной мобилизации – мероприятий во внутренней и внешней политике. В настоящее время, на мой взгляд, можно говорить о том, что правящая российская элита в основном приняла «Вариант № 4», более того, в своём большинстве понимает его безальтернативность, но находится в состоянии (процессе) как выбора конкретного варианта стратегии, так и непоследовательно проводит политику консолидации национальных ресурсов[25].

Решения В.В. Путина[26] и планы приоритетных проектов Правительства РФ, принятые в 2018–2019 годах, говорят в пользу выбора стратегии опережающего («прорывного») научно-технического и социально-экономического развития, которое одновременно рассматривалось и главным инструментом обеспечения безопасности. В 2020 году новое правительство России и пандемия сделали эти планы устаревшими. К сожалению, как и предыдущие планы и стратегии. Осталась самая общая идея и СНБ РФ, утвержденная в конце 2015 года[27].

Акцент Дж. Байдена на технологическом превосходстве США отражал общую направленность идей последних лет В.В. Путина о технологической независимости и импортозамещении и общее понимание в мире законов экономического развития даже среди самых упертых либералов. В этом смысле стратегия В.В. Путина не отличалась от стратегии Д. Трампа, который рассматривал в качестве важнейшего приоритета сохранение технологического и промышленного лидерства США[28] (одновременно, как считают эксперты РЭНД, видят в этом наиболее эффективный инструмент внешнеполитического влияния)[29]. Проблема, однако, состоит в реализации этих планов: России, долгое время отстающей от лидеров мирового развития, необходим прирост ВВП и промышленного производства не 1–1,5%, а, как минимум, в последние десятилетия в Китае и Индии – 6,5–7%. Прежде всего потому, что огромные по сравнению с российской, экономики США и стран ЕС, обеспечивая рост ВВП в 2–3,5%, стремительно увеличивают разницу в военной мощи западной ЛЧЦ и коалиции с российской ЛЧЦ. Эти и другие особенности говорят о том, что современная Россия и ВПО находятся в состоянии «переходного периода» резкого обострения МО и перехода к военно-силовому сценарию развития ВПО в одном из его наихудших вариантов[30].

Поэтому России следует исходить из реалий ограниченности национальных ресурсов, что, в свою очередь, накладывает очень серьёзные ограничения на выбор стратегии активного противоборства, который затягивается. Элементы этой стратегии отчасти просматриваются в решении В. Путина об усилении ВКС (прежде всего, численности СУ-50 и другой авиации), модернизации РВСН и ПЛАРБ, а также обновлении ВВСТ и укреплении ВС, но не только: с опозданием, но в России поняли исключительно важное значение информационных технологий, ИИ и средств связи, развитие которых предполагается стимулировать с помощью государства[31].

Поняли в целом в российской элите и то, что эффективное противодействие возможно только с помощью системы средств и мер очень широкого спектра, включающей как укрепление инструментов «мягкой силы», так и военной мощи[32]. В целом модель такого системного противодействия можно изобразить следующим образом, как это показано на рисунке.

 

Как видно из этой модели[33], эффективное продвижение политики «силового принуждения» зависит от того, насколько системно, комплексно используются все силовые (военные и не военные) силовые инструменты. Последний и яркий пример – политика Дж. Байдена, декларируемая в «Руководстве СНБ»[34] и реализуемая США в отношении Ирана, сочетающая угрозы применения военной силы с экономическими санкциями и «посулами» содействия в экономическом развитии. Санкции + авианосная группировка, нависающая на Ираном, представляются в стратегии США наилучшим сочетанием. Причём если прежде Д. Трамп дважды в течение одного дня давал утечки в отношении своих намерений по нанесению воздушного удара по Ирану: «отдан приказ», «приостановлен», «отменён» на время и т. п., то Дж. Байден с самого начала сделал это доктринальной установкой политики США, заявив о «системе» мер принуждения[35].

Примечательно, что ровно такая же политика была у США и во время войны во Вьетнаме, где они, как минимум, 13 раз пытались «проинформировать» правительство Вьетнама о своей готовности использовать ядерное оружие[36]. Ради шантажа бывший президент США даже придумал «теорию безумца», которая «намекала» вьетнамцам, что он «дошел до точки», основанной на лекции Г. Киссинджера «использование безумия в политических целях»[37].

Надо признать, что политико-психологические методы в военном деле и дипломатии использовались всегда. Нередко они оказываются очень эффективными, причём далеко не всегда в качестве шантажа или принуждения, а в целях предостережения. Так, в Средиземноморье, в ходе конфликта вокруг Сирии, не раз использовались пуски российских КР МБ для того, чтобы вынудить США и союзников ограничить масштабы своего участия в военном конфликте[38].

Аналогично используются ВС России и Белоруссии в последние годы и на территории западного союзника России, когда требуется либо ограничить военную активность членов НАТО в Польше, либо её свести к минимуму. Прибытие в июне 2019 года российский военнослужащих со столь грозным оружием как ОТРК «Искандер», а также новейшими боевыми самолетами и вертолетами накануне II Европейских игр не случайно: мы хорошо помним войну, начатую Грузией в августе 2008 года во время Олимпийских игр. Это поспособствует обеспечению безопасности на время проведения спортивного мероприятия. Во-вторых, в сентябре на российской территории пройдет совместное оперативное учение вооруженных сил Республики Беларусь и Российской Федерации «Щит Союза – 2019».

Очевидно, что убытие боевых подразделений на штатной технике приведет к ослаблению боевого потенциала белорусского оборонного ведомства. В связи с этим, российские части, прибывшие для участия в параде по случаю 75-й годовщины освобождения Белоруссии от немецко-фашистских захватчиков, могут остаться на белорусской земле до возвращения с учения сил и средств ВС РБ, что поспособствует сохранению безопасности не только на территории Белоруссии, но и во всем регионе.

Кроме того, в случае необходимости российский контингент в самые короткие сроки может быть усилен. Напомним, что основное назначение ОТРК «Искандер» – уничтожение систем ПВО и ПРО противника, а также важнейших объектов, прикрываемых ими, на дальностях до 500 км.

Следовательно, разместив данные комплексы на территории РБ, при поддержке боевой авиации, в том числе российской, оставшаяся группировка сил и средств в Белоруссии будет вполне способна остудить некоторые горячие головы западных военачальников, у которых зреют реваншистские планы.

Необходимо упомянуть и про наличие на вооружении ВС РБ ракетного комплекса «Полонез», дальность поражения которого уже составляет 300 км.

К слову, у западных границ России и Белоруссии блок НАТО продолжает наращивать боевые возможности своей группировки. На протяжении нескольких месяцев проходят учения, которые будут длиться до конца сентября, где отрабатываются элементы наступательных действий.

Кроме того, у Москвы и Минска вызывает беспокойство наращивание военного присутствия США в Польше.

Согласно решению президента Трампа, войска США на польской территории будут размещены в шести точках (отдельные из них – уже и на постоянной основе). На одной из авиабаз появится и эскадрилья американских разведывательных беспилотников MQ-9.

Поэтому размещение, пусть и на временной основе, новейших образцов боевой техники и летательных аппаратов ВС РФ может стать именно тем ответным шагом, который сделает размещение в Польше и странах Балтии новых американских войсковых подразделений не эффективным, а следовательно – не целесообразным[39].

Оценка политики США английскими авторитетными экспертами: «Никто больше не относится к Америке легкомысленно. И враги, и друзья знают, что она готова использовать весь свой экономический арсенал, защищая собственные интересы. Америка прибегает к новой тактике хладнокровного балансирования на краю войны и к новым видам оружия, пользуясь своим положением нервного центра мировой экономики и не давая потокам товаров, идей, информации и денег свободно проходить через границы. В ком-то этот образ мощной сверхдержавы XXI века вызывает энтузиазм. Но такое поведение может спровоцировать кризис, ведь оно ставит под сомнение самый ценный актив Америки – ее легитимность[40].

Возможно, вы думаете, что влияние Америке обеспечивают ее 11 авианосцев, 6 500 ядерных боеголовок или ее якорная функция в МВФ. Но кроме этого она еще и центральный узел в деловой сети, лежащей в основе глобализации. Эта сеть фирм, идей и стандартов отражает и приумножает возможности Америки. Хотя в эту систему и входят товары, идущие через снабженческие цепочки, в основном ее составляющие нематериальны. Под контролем Америки или у нее на территории находится более 50% межгосударственных ресурсов, необходимых для реализации бизнес-проектов, венчурных капиталов, телекоммуникационных систем, лучших университетов мира и фондовых активов. Примерно 88 % всех валютных сделок в мире осуществляются в долларах. Повсеместно на планете постоянно используются карты «Visa», в долларах выставляются счета, люди спят рядом с устройствами с чипами «Qualcomm», смотрят «Netflix» и работают в компаниях, куда инвестирует средства «BlackRock».

Иностранцы идут на все это, потому что в конечном итоге им это выгодно. Может, и не они устанавливают правила игры, зато они получают доступ к американским рынкам и могут рассчитывать на справедливое отношение к себе, наравне с американскими фирмами. Глобализация и технологии сделали эту сеть еще более мощной, хотя доля США в мировом ВВП и уменьшилась с 38%, которые были в 1969 году, до сегодняшних 24%. Китай пока не может с ними конкурировать, хотя его экономика по размеру и приближается к американской»[41].

Главный вывод, который следует из выбора правящей элиты в пользу «Варианта № 4» («Готовность к активным оборонительным и наступательным действиям») следующий[42]:

1. Современное силовое противоборство происходит во всех областях взаимодействия субъекта ВПО с другими субъектами, акторами и факторами. Военно-силовое противоборство выступает частью, набором средств и способов более широкого спектра противоборства между различными субъектами и акторами ВПО[43].

2. Наиболее эффективными внешнеполитическими инструментами силового противоборства (наименее дорогими, менее рискованными и результативными) стали не военные инструменты силовой политики. Военные действия на Украине, где нет военнослужащих из стран НАТО, подтверждают этот вывод. Поставки ВВСТ на Украину, финансово-экономическая помощь (которая ставит Украину в долгосрочную зависимость от Запада), политика санкций и сдерживание развития России – вот набор основных силовых средств, используемых западной военно-политической коалицией.