Оценка будущего состояния и долгосрочный прогноз развития международной обстановки

 

Стратегия формирует план войны и связывает с поставленной целью план действий…[1]

Карл фон Клаузевиц

 

Справедливое и точное суждение Клаузевица о том, что стратегия лежит в основе процесса стратегического планирования, предполагает, что для того, чтобы точно сформулировать цели стратегии нужна не менее точная оценка состояния ВПО и прогноз его развития. Состояние СО и прогноз развития её конкретного варианта, как части варианта развития сценария ВПО, также принципиально важен потому, что в нем конкретизируются детали будущей стратегии. Так, например, если наиболее вероятный конкретный вариант сценария развития ВПО представляется вариантом «Глобального военно-силового противоборства»,[2] то конкретных вариантов развития СО, как видов вариантов развития этого сценария ВПО, может быть, как минимум, несколько, например, наиболее вероятных:

- Вариант развития СО с применением ЯО на стратегическом уровне;

- Вариант развития СО с применением ЯО на уровне ТЯО;

- Вариант развития СО с полномасштабным применением ВТО на всех уровнях – стратегическом (в т.ч. «по центрам принятия решений»), оперативном, тактическом - без применения ЯО;

- Вариант массированного, но ограниченного применения ВТО только на ТВД;

- Вариант применения ВТО только на одном ТВД и т.д.

Естественно, что развитие того или иного варианта СО предполагает как политико-дипломатическую, информационную, так и экономическую и военно-техническую подготовку государства. В частности, массированное применение ВТО США в Югославии, Ираке, Ливии, Сирии потребовало порядка 400-500 КР разных типов базирования и ВТО ракет класса «воздух-земля».

На Украине в феврале - мае 2022 года ежедневно применялось по несколько десятков единиц ВТО, что по самым скромным подсчетам составляет более 2000 единиц КР и других систем ВТО всех типов – от «Калибров» до «Искандеров» и «Ониксов».

Тем не менее, надо понимать, что производство систем ВТО связано с работой сотен предприятий и занимает определенный период времени, который трудно сократить. Поэтому нужно заранее создавать запасы не только в войсках, но и на предприятиях ОПК, что предполагает высокий уровень стратегического планирования, в основе которого лежит высокий уровень стратегического прогноза.

Желательно, чтобы такой прогноз был максимально конкретен, что, в свою очередь, предполагает не только выделение наиболее вероятного сценария развития ВПО и СО, но и его максимально конкретного варианта (вариантов) как обоснования для стратегического планирования в ОПК. Именно перечень наиболее конкретных вариантов сценария развития СО, на мой взгляд, является основой для долгосрочного военно-технического и производственного планирования в ВС и ОПК. Важно не только сохранить и даже формировать НИОКР, - учитывая потребности модернизации,- но и планировать развитие производственных мощностей. Так, например, в Концерне ВКО «Алмаз-Антей» за 2010-2022 годы было осуществлено массовое строительство новых корпусов и целых заводов, практически полное технологическое переоснащение производственной базы, при сохранении основных ОКР.

Таким образом, точная оценка и долгосрочный прогноз развития конкретного варианта сценария МО-ВПО критически важна для оценки вероятного варианта (ов) СО и стратегического планирования. Естественно, что на более высоком уровне это относится и к формированию Стратегии национальной безопасности любого государства, которая разрабатывает в долгосрочной перспективе наиболее эффективные национальные и государственные меры на долгосрочную перспективу  – средства и способы – реализации стратегии и перераспределяет национальные ресурсы[3].

Тем более в условиях, когда развитие сценария МО-ВПО происходит в условиях кризиса, как это нередко бывает, и быстро меняет не только внешние, но и внутренние условия формирования национальной стратегии.

В 2021 году указом Президента России за №400 была утверждена СНБ РФ. Весной-летом  2022 года можно справедливо оценить как её точность в оценке состояния ВПО, так и прогноз вероятного развития МО-ВПО.

Именно так обстоит дело со СНБ России в 2022 году, когда Россия не просто участвет в военном конфликте – специальной военной операции,- но и фактически в военно-силовом противоборстве с широкой западной военно-политической коалицией. Эта оценка может быть как недооценкой внешней угрозы и опасности развития ВПО, так и переоценкой опасности развития того или иного конкретного варианта существующего сценария ВПО.

Напомню, что еще в 2014 году был предложен в качестве наиболее вероятного сценарий развития ВПО, названный «Военно-силовое противоборство», который мог развиваться в одном из двух своих наиболее вероятных конкретных вариантов – варианте «Военно-силового противоборства в отдельных регионах (прежде всего, в Европе)» и вариант сценпария «Силового принуждения» (без прямого военного участия западной коалиции). В 2022 году, таким образом, начал реализовываться своего рода «гибрид» этих двух вариантов (что также допускалось прогнозом).

Новый вариант СНБ от 3 июля 2021 года выгодно отличается от предыдущих редакций с точки зрения точности и реалистичности оценки состояния МО-ВПО. Всё, что говорится в статьях 6-8 СНБ, Раздела II, - о гегемонии Запада, периоде трансформации и новом миропорядке, безусловно, соответствует современным реалиям.

Другое дело предлагаемая в СНБ 2021 национальная стратегия. С этой точки зрения нельзя сказать, что у России всё благополучно. Если политическая оценка состояния МО-ВПО и западной стратегии российским руководством в целом адекватна[4], то политическая воля и стратегический план противодействия просматриваются нечётко, а применительно к наиболее вероятным особенностям войны – слишком абстрактно[5]. Так, в приоритетной задаче (Статья №9) формулирует необходимость «В условиях нарастающей геополитической напряженности внешняя политика Российской Федерации должна способствовать повышению устойчивости системы международных отношений, опирающейся на международное право, принципы всеобщей, равной и неделимой безопасности … и т.д.»[6].

Это, естественно, отражается на дипломатии, которая во многом оказалась дезориентирована: с одной стороны налицо военно-политическая эскалация, а, с другой, – усиление не военных силовых акцентов в гибридной политике Вашингтона, на которые у России нет эффективных ответов.

Так, выступая в сентябре 2021 года на сессии Генеральной Ассамблеи ООН С.В. Лавров отметил смену акцентов силовой политики США, однако не вычленил её важных аспектов, в частности, перенос акцента с собственно военных мер на силовые не военные, хотя в содержании его выступления и были отмечены эти акценты – кибероперации, гуманитарная помощь, игнорирование культурно-цивилизационных основ и т. д.[7]

В это же время политическая воля силового противодействия со стороны России была обозначена вяло, а план противоборства, как таковой, вообще отсутствовал. Стратегия противоборства России носила до февраля 2022 года откровенно оборонительный, порой пассивный, характер, создававший устойчивое ощущения нежелания активно противодействовать попыткам силового давления.

То же самое «настроение» наблюдается и в последней редакции Стратегии национальной безопасности России, где вполне адекватно оценивается общее состояние МО («период трансформации» и «стремление Запада сохранить свою гегемонию» Ст. 6–9), но (впервые и с заметным опозданием) сформулированный приоритет развития человеческого потенциала (Ст. 25–26), который не подкреплен реальными практическими задачами и мерами государственной стратегии (Ст. 28–32). Эти меры (в Стратегии их перечислено два десятка) носят преимущественно декларативный характер – «увеличить», «повысить», «обеспечить», повторяющимися постоянно по всякому случаю. Они не несут ни конкретных критериев, ни задач, ни сроков, ни ответственных во всех 17 пунктах Статьи № 32, где сформулированы «цели государственной политики» и конкретизированы в Статье № 33, которые обозначены как «задачи» стратегии[8].

Еще путаннее в СНБ РФ говорится о соотношении понятий «государство» и «война»,  где всячески наблюдается стремление уйти от ответов на прямой вопрос, о котором писал еще А.Е. Снесарев: «…другого цемента для сколачивания государства, кроме человеческой крови, нет… другие способы и средства – слово человека, полюбовное улаживание вопроса, договоры, обещания, национальные связи, исторические привычки и т.д. – являются слишком слабыми, условными и преходящими для постройки многовекового государственного здания»[9].

По сравнению с этой мыслью А.Е. Снесарева очень невнятно говорится о стратегии обороны страны СНБ РФ, где Статья № 40 декларирует, что «достижение целей обороны… достигается путем стратегического сдерживания и предотвращения военных конфликтов…», «совершенствования форм применения и способов действий ВС РФ … и других войск», ограничивая, таким образом представления о развитии военного искусства сентенциями «стратегического сдерживания» и политикой «предотвращения военных конфликтов», которые реально не отвечают на вопросы о современных особенностях вооруженных конфликтов, в частности, ведения вооруженной борьбы в условиях, когда границы «сдерживания» размыты или фактически нарушены[10].

Высказанная в эпиграфе Б.Л. Гартом очень здравая мысль, на мой взгляд,  далеко не всегда бесспорна,  – всё-таки в войне погибло больше стран от поражения, чем от истощения, хотя даже некоторые победы истощенных войной государств,  можно сравнить с поражением[11].  Победа Великобритании во Второй мировой войне,  «французская победа», стали началом развала их империй и глубокого социально-экономического кризиса.  «Победа» США в Афганистане в 2021 году вызвала бурные споры, также как и их победа в Ираке.

Прогноз развития конкретного варианта сценария стратегической обстановки (СО)[12] и военной политики России[13] предполагает выполнение нескольких условий и прохождения нескольких этапов. При том понимании, что в данной случае Стратегическая обстановка (СО) – это вид военно-политической обстановки в определенный (конкретной) период времени в ходе конкретного конфликта или войны с участием конкретных субъектов ВПО (фаза развития военно-политических отношений – военный конфликт). Сказанное означает:

Во-первых, что стратегическая обстановка характеризуется конкретными особенностями, масштабами и ходом военных действий, возможностями и условиями их прекращения или расширения, факторами, влияющими на их ход и результаты.

Во-вторых,  СО характеризуется совокупностью факторов и условий, в которых осуществляется подготовка и ведение военных действий.

В-третьих, предопределяется ВПО и характером военно-силового противостояния.

В-четвертых, характеризуется также применяемыми военно-силовыми средствами, ВВСТ, группировками и характером противоборства, решаемыми задачами и условиями ТВД (СН).

В целях более конкретного описания возможных и наиболее вероятных[14] сценариев и их вариантов. Поэтому изначально важно вычленить, прежде всего, именно возможные, чтобы не упустить те из них, которые сегодня выглядят как невозможные сценарии, а затем вычленить из них  наиболее вероятные сценарии, рассмотрев далее их варианты.

Итак, наиболее вероятный сценарий развития ВПО в будущем логически вытекает из наиболее вероятного сценария развития МО, а именно современного сценария развития МО «Силового противоборства западной военно-политической и финансово-экономической коалиции» с другими субъектами МО (коалициями и странами, а также отдельными не государственными акторами[15]). Это важно потому, чтобы не было опасных иллюзий у правящей элиты страны (как это было в последней четверти прошлого века) относительно возможностей мирного развития отношений с США и их союзниками при условии равноправных отношений и опережающего развития России.

Подробная работа и обоснование оценки и прогноза сценариев (и их вариантов) МО-ВПО делалась мною в 2014-2022 годы не раз. Можно обратиться к работам, размещенным на сайте Центра Военно-политических исследований МГИМО-Концрна ВКО «Алмаз-Антей»[16]. Поэтому в данном разделе я сокращаю «дистанцию» и рассуждения, максимально быстро приближаясь к выводу о конкретном и наиболее вероятном варианте развития СО. Коротко, рассуждения проходят следующие этапы:

Этап №1. Оценка и прогноз наиболее вероятного сценария развития МО. Вывод: наиболее вероятный сценарий развития МО – сценарий «Силового противоборства западной военно-политической и финансово-экономической коалиции» с Россией и другими центрами силы в мире.

Этап №2. Оценка и прогноз наиболее вероятного сценария развития ВПО в мире. Вывод: Наиболее вероятный сценарий развития ВПО – сценарий «Эскалация военно-силового противоборства западной коалиции с Россией и другими странами».

Этап №3. Оценка и прогноз наиболее вероятных вариантов сценария развития ВПО в мире. Вывод: Наиболее вероятных вариантов развития сценария ВПО может быть только два:

Во-первых, вариант сценария «Эскалация политики силового принуждения без непосредственного участия западной военно-политической коалиции в прямых военных действиях» против других государств и центров силы, используя преимущественно политико-дипломатические, финансово-экономические и информационные инструменты силовой политики.

Этот вариант сценария ВПО предполагает, однако, массированные поставки ВВСТ противникам государств и возможность ведения против них «прокси-войн» и широкого использования негосударственных акторов, включая внутриполитическую дестабилизацию, «цветные революции» и пр.силовые мероприятия.

Именно по этому варианту сценария развивались отношения Запада с Россией с 2008 года.

Во-вторых, вариант сценария «Эскалация политики силового принуждения с прямым и непосредственным участием западной военно-политической коалиции в прямых военных действиях», который может быть реализован в широком спектре конкретных вариантов развития СО, о которых писалось выше, а именно:

- Вариант развития СО с применением ЯО на стратегическом уровне;

- Вариант развития СО с применением ЯО на уровне ТЯО;

- Вариант развития СО с полномасштабным применением ВТО на всех уровнях – стратегическом (в т.ч. «по центрам принятия решений»), оперативном, тактическом - без применения ЯО;

- Вариант массированнного, но ограниченного применения ВТО только на ТВД;

- Вариант применения ВТО только на одном ТВД и т.д.

Таким образом, мы должны ориентироваться и планировать высокую степень вероятности (даже неизбежности) не только силового, но и военного прямого военного противоборства со всей западной военно-политической коалицией.

Позиции других государств, в т.ч. великих держав, Китая, Индии, Бразилии и др.- могут быть нейтральными, либо даже благоприятными относительно политики России.

Соответственно возникает вопрос о том, какая национальная стратегия и стратегическое планирование должны быть в будущем в этих условиях развития ВПО?

Конкретным результатом такой стратегии должна стать победа России в силовом противоборстве.  Главный вопрос заключается в том, что мы понимаем сегодня под этим понятием «победа» для тех субъектов ВПО, которые участвуют в военных действиях (формировании СО до начала  войны и в ходе войны) и реализуют свою военную политику. Если поражение означает военное поражение и оккупацию, как в прежней истории, то такие победы вызывают вопросы с точки зрения их политической целесообразности. Если же такие победы означают долговременную дестабилизацию регионов, создание в них хаоса, где можно оказать влияние, то вопрос о реальной победе у меня не вызывает сомнений: США добились того, что на огромном пространстве от Марокко до Синдзяна возникли очаги хаоса, которые не подконтрольны своим правительствам, и – что еще важнее – создают проблемы России и Китаю[17].

Поэтому выбор правящей элиты в пользу той или иной стратегии силового противодействия и неизбежного силового противоборства – если есть такое решение и присутствует воля правящей элиты и общества – самое ответственное решение, требующее консолидации всех сил нации[18], «твердого расчета и практического опыта»[19]. К сожалению, у правящей элиты России в 2021 году не было в полной мере ни согласованной общей оценки состояния МО[20], ни единой политической воли,  ни твердого расчета, а политический опыт многих её представителей оставлял желать лучшего. Вплоть до начала специальной военной операции 24 февраля 2022 года.

В этом смысли – при всех негативных внутриполитических последствиях для США – такой выбор стратегии мы видим в последние годы наглядно в США как выбор части правящей элиты в том числе и наиболее приоритетных форм противоборства. Этот выбор, в свое время, был отчетливо сделан Д. Трампом[21], а позже – также ясно, – Дж. Байденом[22]. Прежде всего, в пользу эскалации силовых не военных инструментов политики, постепенно насыщая эту стратегию военными средствами и методами, т.е. военно-силовой эскалацией.

Говоря о разнице в оценке и подходах двух последних американских президентов, я не вижу между ними принципиальных отличий, если речь идет о России и стратегии противоборства: целеполагание выглядит очень похожим (постепенное уничтожение идентичности, суверенитета, внутренняя дестабилизация и контроль над постсоветским пространством); силовые средства и меры – как военные, так и не военные, – а также эскалация санкций в качестве главных инструментов политики; свертывание процессов сотрудничества везде, где только возможно (разве только некоторое различие – не принципиального характера – в некоторых областях контроля над вооружениями); усиление попыток «отформатировать» по-своему политическую элиту России и т.д.

Иными словами, с точки зрения «большой стратегии» курс США при последних президентах страны остается без изменения еще со времен Б. Клинтона, когда хорошие отношения с США объяснялись абсолютной уступчивостью руководства России, которое фактически шло на отказ от государственного суверенитета и национальной идентичности. Сохранение сотрудничества и отсутствие силового противоборства (причём, только в некоторых областях) объясняется исключительно готовностью правящих кругов России к эскалации принципиальных уступок, разрушению институтов государства и отказу от национальной идентичности.

И, наоборот, сохранение суверенитета (тем более его укрепление) и развитие нации, её активная внешняя политика неизбежно будут вызывать усиление противоборства со стороны США и возглавляемой ими военно-политической коалиции, даже при самой доброжелательной политической риторике.

Стратегическое планирование в России, таким образом, должно исходить из политического выбора правящей элиты страны: сохранение суверенитета и идентичности, что равнозначно в современных условиях активной политике и опережающему развитию, либо отказу от этих принципов ради сотрудничества с Западом, как это было при М.С. Горбачеве и Б.Н. Ельцине.

Вывод достаточно ясен: долгосрочное стратегическое планирование предполагает изначально:

– опережающее культурное, духовное, социально-экономическое и технологическое развитие;

– сохранение и укрепление суверенитета государства, развитие и укрепление его институтов, и национальной идентичности;

– неизбежное усиление силового противоборства, которое выражено в смене оборонительной стратегии на систему активных наступательных операций[23]. Последнее условие в полной мере было реализовано в феврале-июне 2022 года.

В этой простой альтернативе у правящей элиты и общества России, как и у США, остается место только для выбора средств и мер силового противоборства, которые в наибольшей степени соответствовали бы долгосрочным задачам национального развития