Укрепление стратегического сдерживания новыми системными национальными средствами в новых условиях

 

Одной из наиболее доступных для непосредственного измерения социальных величин является численность людей[1]

Авторы работы «Законы истории»

 

Эффективность стратегического сдерживания в новых условиях развития ВПО будет во всё возрастающей мере определяться не критериями «способности–не способности» не допустить вооруженного нападения (а тем более применения ядерного оружия), а способностью наций и их государств к опережающему развитию, которая определяется, прежде всего, количеством и качеством национального человеческого капитала (индексом ЧК), который измеряется ежегодно Бюро ООН по ИЧР. Этот же показатель во многом предопределяет темпы технологического развития и роста ВВП. Государство может и не участвовать в вооруженной борьбе или не подвергаться насилию, но из-за множества внутренних причин оказаться среди побеждённых стран (хотя военные действия, как свидетельствуют данные ООН за последние 30 лет, всегда очень сильно сказываются на показателях ИЧР)[2].

Именно показатель качества ЧК определяет, прежде всего, тенденции сохранения, укрепления или нарушения внутриполитической стабильности, являющейся самой приоритетной целью внешнего влияния. Так, пенсионная реформа, дальнейшая девальвация рубля, снижение доходов, повышение НДС в середине 2018 года не были поддержаны населением, которое открыто высказалось в сентябре на региональных выборах. Более того, в это же время прозвучали сигналы и о расколе внутриправящей элиты, чья консолидация является важнейшей предпосылкой внутриполитической стабильности. Это, в частности, нашло отражение в споре помощника Президента и министра финансов. Как писалось в сентябрьском докладе Центра Карнеги, «Охота на финансирование реализации указа о социальных расходах, которую президент  Путин провел в мае после его переизбрания, заглянул за занавески российского государственного капитализма. «Вы должны поделиться», российскому бизнесу снова говорят: не по закону как таковому, а по просьбе государства. Помощник президента Андрей Белоусов предложил непредвиденный налог на металлы и горнодобывающие компании на том основании, что цены на их продукцию были необычайно высокими. Этому идее противостоял министр финансов Антон Силуанов, но, несмотря на то, что преобладающая позиция на встрече, на которой присутствовала последняя 7 сентября, казалось, была удалена от принудительных «добровольных» выплат, никто не отменил идею бизнеса, предлагающего эпизодическую помощь нации»[3].

Наоборот, обе стороны в споре согласны с тем, что бизнес должен оказывать более активную помощь государству, которое действует, как выразился Белоусов, как «общественная повестка дня». Силуанов пошел еще дальше, добавив, что государство «даст указания», предпринимателям путем определения инвестиционных целей для них. После этого с участием профсоюза «олигархов» — Российского союза промышленников и предпринимателей — правительственных чиновников и представителей крупного бизнеса созвали специальную комиссию по поиску надлежащих сфер для инвестиций и решили сосредоточить усилия на развитии цифровой экономики.

Раньше такие механизмы сотрудничества между государством и предприятиями, которые от него зависят, назывались социальной ответственностью, а также влекла добровольно-принудительная конфискация чрезмерного дохода, который был отдан государственному бюджету или объектам инфраструктуры или проектам, которые были особенно дороги старшим должностным лицам. Теперь это явление приобрело новый псевдоним: «общественная повестка дня»[4].

В современной Стратегии национальной безопасности России[5] стратегическое сдерживание рассматривается только как средство предотвращения войны и использования ЯО, что фактически уже не соответствует современному характеру ВПО, а политико-дипломатические и информационные средства рассматриваются в качестве дополнительных, вспомогательных средств и мер, хотя их значение в последние десятилетия существенно выросло. Более того, есть все основания полагать,  что традиционных политико-дипломатических средств стратегического сдерживания в период 2018–2014 годов будет уже недостаточно. Продолжение прежней стратегии приведёт к неизбежному поражению страны, которую постепенно ограничивают союзниками, окружают врагами, дезинтегрируют и лишают идентичности без применения военной силы непосредственно. Так, если Россия в 2018 году занимала 49 место по ИРЧ, уступая странам-членам западной военно-политической коалиции по всем основным показателям человеческого развития, то стратегическое сдерживание означает, что и без военного нападения её политические и экономические позиции будут заведомо слабыми.

Очевидно и другое: если темпы национального развития определяются, прежде всего, темпами развития НЧК (демографические показатели практически не меняются, темпы роста ВВП предопределены качеством ЧК), то относительное социально-экономическое положение страны, её внутриполитическая стабильность и способность правящей элиты противодействовать внешнему давлению также будут предопределены темпами роста ЧК.

Этот тезис определённо подтверждается в 2014–2018 годы, когда санкционная политика Запада повлияла на темпы развития России (хотя и не в той степени, как ожидали на Западе). При этом собственно военная угроза со стороны западной коалиции выросла, но так и не стала реальностью, а темпы роста ВВП страны оказались отрицательными, либо близкими к нулю. В это же время темпы роста ВВП США были порядка 4%, а резкий рост военного бюджета страны не привел к увеличению его доли в ВВП, которая в 2018 году даже несколько сократилась. Таким образом, за последние 4 года стратегическое сдерживание России, не допустившее начала войны, не позволило в то же время успешно развиваться, что привело к снижению жизненного уровня и других показателей ИЧР.

Надо признать, что действия России в период 2014–2018 годов носили исключительно ответный, не эффективный и ограниченный характер. Прежде всего, потому, что они предпринимались не в той области. Они не были рассчитаны на реальное сдерживание эскалации политики «силового принуждения», скорее, носили выжидательный и запоздалый характер, причём, как правило, действовали в искусственно ограниченной области. Примером этому стал ФЗ № 127 от 4 июня  2018 года, который является символическим «ответом» на аналогичный закон в США, принятый только через 9 месяцев. В соответствии с эти законом предусматривался ряд мер в отношении США, а также «иных иностранных государств…, организаций, должностных лиц и граждан», причастных к недружественным действиям в отношении России (Статья № 1. Пункт 2). Эти меры имели очень ограниченный и ответный, запретительный характер, которые должны будут приниматься по решению президента или правительства РФ, на основании предложений Совета Безопасности Российской Федерации (Статья № 3. Пункт 3)[6].

Сказанное выше означает, что России необходима другая стратегия противоборства с западной политикой «силового принуждения», которая могла бы иметь более высокую эффективность. Сохранение прежней стратегии может привести к потере внутриполитической стабильности, смене власти, и, как следствие, потере суверенитета и национальной идентичности.

Стратегия противодействия санкциям должна стать частью этой общей стратегией противоборства[7]. А та, в свою очередь, стратегия развития. Санкции США и ЕС против России имеют принципиально разную логику, несмотря на то, что на уровне политической риторики Вашингтон и Брюссель придерживаются сходных позиций. Так, например, США активно идут на санкционную эскалацию, а ЕС не выходит за пределы «украинского пакета», несмотря на давление своих партнёров. Политика контрсанкций должна учитывать эти нюансы. Необходимо чётко отделять политику противодействия санкциям США и ЕС. Европа, как оказывается, в принципе не нацелена на уничтожение России. Она следует в фарватере политики США в качестве «общего» члена коалиции.

Санкционное законодательство США (PL 115-44) даёт чёткое представление о параметрах и направлениях американской политики санкций в 2018 году. Закон, принятый Конгрессом США 2 августа 2017 года, предполагает конкретные виды отчётности органов исполнительной власти о ходе и направлениях реализации санкционной деятельности против России. Это позволяет спрогнозировать события, которые произойдут в 2018 году и которые, во многом будут отражать суть санкционного давления на Россию[8].

В новом российском законе в полной мере отразились современные реалии. В нем выпукло обозначен его функционал как средства противодействия враждебным действиям. То есть по своему «духу» он носит скорее оборонительный, а не наступательный характер. США в нём определяются в качестве основного источника недружественных действий — в законе 2006 года таких конкретных оценок не было. Полномочия президента в целом повторяют контур закона «О специальных экономических мерах» с более выраженным фокусом на действиях против инициаторов санкций. Вместе с тем, закон носит достаточно узкий характер, в котором не отражено главное, а именно — стратегия опережающего развития России.

Разработчики закона отмечали, что он носит рамочный характер, то есть даёт президенту возможность выбора тех или иных мер. Иными словами, рассуждать о его возможностях по успешному противодействию санкциям нельзя без привязки к стратегии конкретных действий, которая могла бы стать важным шагом в имплементации закона. Разработка такой стратегии — прерогатива правительства и администрации президента. От её приоритетов и реализации во многом будет зависеть и успех нового законодательства.

Что нужно принимать во внимание при разработке такой стратегии?

Прежде всего, стратегия по противодействию санкциям должна отталкиваться от целостной картины происходящих в мире процессов, роли и места в них России, а также понимания причин, которые стоят за использованием санкций. Основная причина одна — стремление западной коалиции подчинить правящую элиту России своей политике, ограничить её суверенитет и в конечном счете уничтожить государство. Собственно санкции в этой политике играют не только подчиненную, но и второстепенную роль. Такую роль не должна выполнять политика противодействия России. Если сводить противодействие санкциям к чисто техническим мерам (квоты, тарифы, барьеры, запреты), то она неизбежно будет носить реактивный характер. Техника вряд ли может заменить стратегию. Мы будем реагировать на санкционные удары без внятного понимания того, чего конкретно мы хотим и как именно достичь поставленных целей. Работа над ней должна носить межведомственный характер с широким привлечением экспертного сообщества.

Далее, стратегия должна базироваться на понимании того, что всякая политика санкций зиждется на подавляющем экономическом, технологическом и финансовом превосходстве стран-инициаторов над страной целью. Это значит, что в долгосрочной перспективе лучшей гарантией от любых санкций является выстраивание эффективной, развитой экономики с высоким запасом прочности. Эта прочность обеспечена только быстрым развитием НЧК и его институтов.

Здесь предстоит решить трудную дилемму между открытостью экономики и её самодостаточностью. Открытая экономика в большей степени уязвима перед санкциями. Но за самодостаточность придётся заплатить свою цену: изоляция от глобальной экономики может обойтись дороже. Поиск баланса между двумя крайностями будет сложным, хотя в российском случае он облегчается пределами изоляции страны от её партнёров даже внутри западного сообщества. Выход опять же в опережающем развитии НЧК и, как следствие, национальных технологий и институтов развития.

Следует также понимать, что в текущих условиях наши возможности нанести ответный санкционный удар странам-инициаторам серьёзно ограничены. Торговые санкции против США вряд ли причинят чувствительный вред, который заставил бы Вашингтон пересмотреть свой политический курс. Объём нашей торговли с американцами равен приблизительно половине от объёма торговли США с Бельгией или менее 1% всей американской торговли. Американский бизнес технически можно заставить уйти из России. Он понесёт убытки, но адаптируется и найдёт новые рынки. К тому же такие меры неизбежно отзовутся и на отечественном бизнесе, ведь коммерческие связи носят взаимовыгодный характер — никто нам их не навязывал. Разрушить их гораздо проще, чем собрать заново. Что касается ЕС, то здесь ущерб от ограничений может быть более болезненным. Начиная с 2014 года потери от санкций компаний из ЕС на российском направлении сопоставимы с российскими потерями. Сегодня торговля между нами растёт вопреки санкциям. Сбережение взаимовыгодных связей — столь же важная задача, сколь важной является защита российской экономики.

Необходима более широкая правовая основа для организации стратегического противодействия (например, расширение ФЗ № 127 до участников, акторов и отдельных лиц), включая привлечение негосударственных акторов. Президент России В.В. Путин подписал федеральный закон «О мерах воздействия (противодействия) на недружественные действия Соединённых Штатов Америки и иных иностранных государств», который можно рассматривать только как правовую основу для оперативных ответных действий, а не законодательную базу для стратегического противодействия. В Государственной думе также обсуждается законопроект о внесении поправок в Уголовный кодекс по санкционной тематике. Оба документа вызвали широкий резонанс на стадии разработки, но их время также быстро ушло. В итоге законодатели сгладили наиболее дискуссионные положения, которые касались импорта лекарств и других чувствительных тем.

Новый закон даёт президенту широкие возможности по реагированию на санкции против России. Главный вопрос теперь — в стратегии его применения и выстраивании эффективной политики противодействия. Простой набор технических мер по ограничению торговли вряд ли даст серьёзные результаты. Требуется по-настоящему долгосрочное видение проблемы и столь же долгосрочный горизонт планирования контрсанкций[9].

Новый закон обновил уже существующую в России нормативноправовую базу. Вплоть до недавнего времени законодательной основой российских санкций и контрсанкций служил федеральный закон от 30 декабря 2006 года № 281-ФЗ «О специальных экономических мерах». Он давал Президенту и правительству достаточно много рычагов. Среди них — полномочия по ограничению программ помощи, запрету финансовых операций и внешнеэкономических операций, прекращению торговых договоров, регулированию пошлин, запрету на заходы в российские порты, ограничениям на туризм и другие. Закон, например, давал возможности соблюдать международные обязательства в случае решения СБ ООН о санкциях против той или иной страны. Он был вполне достаточен и для ответных ограничительных мер после введения против России секторальных и персональных санкций 2014 года. Однако принимался он в принципиально иных политических условиях.

Неизбежная в будущем эскалация политики «силового принуждения» и (в рамках этой политики) эскалации принятия всех видов экономических и финансовых санкций в отношении России ставит вопрос о стратегии поведения нашей страны, т.е. О её долгосрочном стратегическом курсе, из которого должны вытекать решения, ориентированные на краткосрочную и среднесрочную перспективу. Это — принципиальное положение потому, что тактические и субъективные ответные действия не дают эффекта потому, что в политике они должны быть, очевидно, предсказуемы для другой стороны. На Западе должны ясно понимать, что политика «силового принуждения» встретит не только ответную реакцию, но и вызовет действия России в других областях. Прежде всего, тех, которые будут обусловлены интересами России, а не реакцией на санкции.

Руководствуясь этой логикой, правящие круги России теоретически могут выбрать три альтернативных стратегии поведения в области укрепления стратегического сдерживания на 2018–2020 годы, учитывая, что в 2014–2018 годы уже сложилась некая практика и инерция поведения, которая задала некую инерцию и даже традицию поведения:

1. Стратегия № 1. Продолжить «Стратегическое отступление», которое имеет смысл только в том случае, если потом, позже, выигрыш во времени будет капитализирован в некие преимущества. Пока что говорить об этом не приходится: мы продолжаем сохранять отставание от стран западной коалиции.

2. Стратегия № 2. Попытаться использовать «адекватные (симметричные) ответные действия, которые очень слабо повлияют на политику «силового принуждения», переведя окончательно отношения с Западом в состояние прямой военно-силовой конфронтации.

3. Стратегия № 3. «Стратегия опережающего развития», предполагающая концентрацию всех ресурсов на развитии НЧК, технологий и общества.

Прежде чем выбрать ту или иную стратегию, необходимо отметить, что политика противодействия России действиям Запада, включая укрепление стратегической стабильности только в военной области, экономические ответные санкции, может вызывать закономерные вопросы с точки зрения эффективности.

Рис.1. 

Прежде всего, потому, что организационно-содержательно, такая политика, строго говоря, сегодня не может быть названа стратегией, — в лучшем случае набором тактических ответных мер. Эти меры изначально не могут быть достаточно эффективными, как любые ответные меры, вызванные крайней необходимостью, они носят характер ответной и не всегда своевременной реакцией, а не продуманной долгосрочной стратегией, которая понятна нашим оппонентам. В целом они могут быть характеризованы следующим образом:

— как не всегда адекватная и своевременная попытка анализа и прогноза возможных сценариев развития МО и ВПО и вытекающих из них дальнейшего применения международных санкций в отношении российских организаций и граждан в краткосрочной и среднесрочной перспективе. Представления правящей элиты о состоянии МО — разные, в отличие, например, от доминирующих представлений в США. Складывается устойчивое впечатление о расколе внутри элит, что крайне опасно для безопасности страны и провоцирует Запад.

В силу этого складывается впечатление, что у России нет стратегического плана развития страны в условиях эскалации международной напряженности, либо (если учесть послание Президента 1 марта 2018 года), такой план не всегда соответствует действиям правительства;

— как достаточно субъективная оценка вызовов и угроз военнополитической, информационной и финансово-экономической безопасности России в условиях возможных сценариев применения международных санкций. В некоторых случаях они неоправданно пессимистичны, а иногда — слишком оптимистичны, что даёт огромный разброс мнений.

Такие вызовы и угрозы в экономической области не связаны со всем спектром вызовов и угроз в политико-дипломатической, военной и информационной областях, рассматриваются по отдельности;

— как односторонняя (ведомственная) разработка мер по парированию существующих и потенциальных угроз экономической безопасности России и выводу российской экономики на траекторию устойчивого развития в условиях международных санкций, ориентированная на учёт только части проблем, например, импортозамещения (которые сами по себе являются следствием политики не только Запада, но и России, а не их причиной).

Представляется, что оперативное и тактическое планирование действий России в ответ на эскалацию санкций должно быть:

1. Следствием реализации последовательной долгосрочной стратегии развития страны, а не реакцией на внешние опасности и угрозы.

2. Не только ответными действиями, но и инициативами, предпринимаемыми исходя из собственных интересов. Это означает, например, что Россия может выдвигать собственные санкции и налагать ограничения в новых областях.

3. Системными, в разных областях, исходя из общей стратегии противоборства, а не только ответных финансово-экономических действий.

4. Исключающее иллюзии относительно перспектив компромиссов и договоренностей.

Автор: А.И. Подберёзкин


[1] Законы истории: Математическое моделирование и прогнозирование мирового и регионального развития / отв. ред. А.В. Коротаев. – М.: ЛКИ, 2014. – С. 8.

[2] Human Development Indices and Indicators: 2018 Statistic Update. — U.N., N.-Y, 2018. — P. 7–8.

[3] Versios of State Capitalism / Carnegie Moscow Center, 2018// September.

[4] Ibidem.

[5] Путин В.В. Указ Президента России «О Стратегии национальной безопасности Российской Федерации» № 683 от 31 декабря 2015 г.

[6] См. подробнее: ФЗ № 127 от 4 июня «О мерах воздействия (противодействия) на недружественные действия Соединенных Штатов Америки и иных иностранных государств».

[7] Тимофеев И. Противодействие санкциям: от законодательства к  стратегии / Эл. ресурс: «Валдайский клуб». 15.06.2018.

[8] Там же.

[9] Там же.