Основная тенденция военно-политического развития США

 

Появлению каждой общенаучной теории… предшествовало формулирование соответствующей общенаучной парадигмы, т.е. концепции исследования некоего общего свойства[1]

М. Хрусталев, политолог

 

Наиболее важными группировками государств являются уже не три блока времен холодной войны, но, скорее семь или восемь основных мировых цивилизаций[2]

С. Хантингтон, политолог

 

Современное состояние и среднесрочные (до 2025 года) перспективы развития США в военно-политической области во многом предопределяются инерцией тех процессов и тенденций, которые  уже сложились в мире и стране к 2017 году. Именно такие процессы в среднесрочной перспективе будут продолжать определять развитие мира и страны. Наравне с ними, с начала века стали оформляться политически и новые парадигмы, в частности, объединения «под лидера» (иногда силовое) групп стран и создание военно-политических центров силы, в частности и прежде всего, западной ЛЧЦ во главе с США. Эта нарождающаяся парадигма стала настойчиво заявлять о себе во втором десятилетии ХХI века. По ключевым проблемам — сирийскому урегулированию, конфликтам в Ливии и Ираке, противоборству на Украине и т.п. западная ЛЧЦ выступает единым фронтом, в который входят порядка 60 государств, являясь по сути дела не только автономным центром силы, но и военно-политической коалицией[3].

Эта новая парадигма предопределяет в среднесрочной перспективе развитие внешней и военной политики США не зависимо от того, какая из фракций правящей элиты страны будет формировать исполнительную и законодательную власть. На мой взгляд, субъективные факторы в этой области (например, приход к власти администрации Д. Трампа) играют определенную роль, влияя на выбор того или иного конкретного варианта военно-политического развития, но не на сам сценарий. В еще большей степени субъективные факторы влияют на формирование стратегической обстановки в мире и в регионах, характер военных конфликтов и войн, а те, в свою очередь, «по восходящей» на формирование ВПО и, в конечном счете, МО.

Так, приход Д. Трампа привел к изменению пропорций в американской силовой политике в пользу военных инструментов (что отразилось на сокращении бюджета Госдепартамента и увеличении военного бюджета, например), усилению американского военного присутствия в Ираке и Афганистане и другим последствиям, но все эти изменения в конечном счете произошли в рамках все того же сценария « Военно-силового противоборства» внешней и военной политики, который реализовывался еще Б. Обамой. Таким образом, основные и принципиальные основы при Д. Трампе остались прежде, более того, они получили свое логическое развитие.

Это усиление уже сформированных в начале века тенденций выражается, например, в том что «цивилизационная составляющая» американской внешней политики начинает играть все более важную роль. Силовое утверждение американских норм и правил в мире (основанных на все той же системе ценностей) становится политической нормой, но эта норма — надо признать — стала внедряться в практику международных отношений очень давно. Ее истоки уходят вглубь истории США, а реанимация — после ликвидации СССР и ОВД в качестве центров противовеса и сдерживания.

Любой базовый сценарий развития того или иного субъекта или актора — участника ВПО (нации, государства, организации) в настоящее время должен принимать во внимание особенности развития локальных человеческих цивилизация и характера отношений между ними в XXI веке. Более того, отношения между отдельными субъектами МО и ВПО во все большей мере в ХХI веке предопределяются политическими и цивилизационными отношениями между ЛЧЦ и, прежде всего, их странами-лидерами. Так, санкционная война, развязанная США против России, Ирана и КНДР, стала войной всей военно-политической коалиции западной ЛЧЦ.

США, возглавляющие западную ЛЧЦ и соответствующую военно-политическую коалицию, безусловно, не только несут ответственность за входящие в эту коалицию государства, но и максимально используют в своих интересах общие ресурсы и возможности. Так, в 2017 году в эту коалицию входило около 60 государств, а «вклад» экономики США составлял менее 40% ВВП от ее общего объема западной ЛЧЦ. Именно этим объясняется и стремление администрации Д. Трампа не только увеличить военный бюджет США, но и заставить своих союзников (прежде всего по НАТО) также увеличить свои бюджеты до соответствующих пропорций. На практике это означает, что рост военных расходов США к 2025 году может увеличиться до 1000 млрд. долл., а рост военных расходов других членов коалиции, включая не только стран-членов НАТО, но и Японию, Австралию и другие государства, может достигнуть такого же уровня.

В итоге западная ЛЧЦ может представить в 2025 году совокупный военный бюджет в 2 трлн. долл., который будет недостижим для любой ЛЧЦ и коалиции, и обеспечит ей сохранение военно-технического превосходства. Не случайно, поэтому еще в Стратегии национальной безопасности США, предложенной в феврале 2015 года Б. Обамой, говорилось о том, что в основе американской военной  политики лежать два принципа — военно-технического превосходства и коалиционной стратегии[4].

Подобная логика предполагает, что формирование сценария развития США до 2025 года и далее должны учитывать особенности более широкого сценария развития — сценария развития отношений между основными ЛЧЦ в XXI веке, сформированными на их основе центрами силы и коалициями. Именно изменение в соотношении сил, которое неизбежно будет происходить в мире не в пользу США (и которое в США не могут не знать и игнорировать) лежит в основе «Военно-силового сценария» военно-политического развития США[5].

Большинство экономистов прогнозирует большую разницу в темпах роста между развитыми и развивающимися странами на значительном временном промежутке до 30 лет, что неизбежно качественно изменит ситуацию в мире и МО. Так, в частности, большая группа стран, включая такие крупные, как Индонезия, Мексика, Китай, Индия, Вьетнам, Пакистан и др., будут развиваться темпами в 5–7%, что за 30 лет позволит им увеличить объемы своих экономик в 7–10 и даже 15 раз.

В эти же годы темпы роста ВВП развитых стран, вероятно, не будут превышать 1–2%, что поставит западную ЛЧЦ в качественно иное положение относительно других ЛЧЦ

Таблица 1. Оценка темпов роста ВВП до 2050 года[6]

Этот процесс взаимовлияния США и всей «про» западной ЛЧЦ с одной стороны, и других центров силы, с другой стороны, — достаточно сложен и противоречив, но в целом прогнозируемый в среднесрочной перспективе. Так, например, в эту коалицию США втягивают не только страны, ассоциированные с западной ЛЧЦ, но и славянские и исламские государства, формируя ее на политико-цивилизационной основе, предполагающей, что другие страны будут «разделять» (следовать) ценностям США. Тем более что развитию связей внутри западной ЛЧЦ и внутри коалиции США придают особенно приоритетное значение, полагая, что именно «прочность союзов и военно-технологическое превосходство являются основой стратегии безопасности США»103. Он оказывает сильнейшее влияние на формирование политического курса США до 2025 года.

Автор: А.И. Подберёзкин



[1] Хрусталев М.А. Анализ международных ситуаций и  политическая экспертиза. — М.: Аспект пресс, 2015. — С. 9.

[2] Цит. по: Подберезкин А.И., Родионов О.Е., Харкевич М.В. Стратегический прогноз развития отношений между локальными человеческими цивилизациями в  Евразии.  — М.: МГИМО-Университет, аналитич. доклад, 2016. Декабрь. — С. 10.

[3] Подберезкин А.И. Состояние и  долгосрочные военно-политические  перспективы развития России в  ХХI веке/ А.И. Подберезкин; Моск. Гос. Ин-т междунар. Отношений (ун-т) М-ва иностр. Дел Рос. Федерации, Центр военно-политических исследований.- Москва: Издательский дом «Международные отношения», 2018.- 1596 с, СС. 25-59.

[4] National Security Strategy of the U.S.  — Wash.: GPO, 2015.  — 10 February. — P. 2.

[5] Подробнее об этом сценарии см.: Подберезкин А.И. Стратегия национальной безопасности России в  ХХI веке.  — М.: МГИМО-Университет, 2016

[6] The Long View How will the global economic order change by 2050? / https://www.pwc.com/ee/et/publications/pub/World%20in%202050.pdf