ЛЧЦ и многополярность: основные сценарии развития

 

Почти за 10 лет до 11 сентября Хантингтон предупреждал, что в современном, политически пробудившемся, мире наше осознание особенностей различных цивилизаций требует от нас…. Ориентации на межцивилизационные коалиции, на взаимное уважение и сдержанность в стремлении управлять другими нациями[1]

Зб. Бжезинский

 

В ХХI веке особенно популярной в политических и научных кругах стала концепция «многополярности» как нередко политическое требование, иногда искусственное противопоставление концепции «однополярности» западной ЛЧЦ во главе с США[2]. На самом деле у этой банальной истины существует достаточно длительная история, которая никак не связана с «гениальной прозорливостью Примакова» или каких-то других российских политиков, а тем более ученых (как это порой представляют сегодня). У неё есть, как минимум, два объяснения.

Во-первых, объективно сформировалась политическая потребность декларирования того, что мир перестал уже находиться под контролем Запада, связанная в том числе с политикой США и их стремлением сохранить силой этот контроль. При этом нередко желаемое выдается за действительное: правда заключается в том, что контроль Запада (финансовый, экономический, информационный и военный) в целом пока сохраняется, а переходный период еще только начался и не известно как быстро он будет происходить и как быстро закончится[3]. Более 50% (а в некоторых аспектах – более 90%) финансовых, экономических, информационных и военных ресурсов находятся де-факто в руках западной коалиции. Так, на США в 2017 году приходилось 24,3% глобального ВВП, а в 2000 году она составляла 32,5%. Второе место по номинальному ВВП занимает КНР – 14,8%, который в среднесрочной перспективе обгонит США, но на самом деле «Европа» может считаться на втором месте по объемам ВВП, имея примерно столько же, сколько и США объема экономики. И Запад отнюдь не собирается добровольно с этим расставаться.

Эта ситуация возвращает мир к классической схеме соперничества – так называемой «ловушке Фукидида» (древнегреческого историка, считавшего, что быстрое развитие Афин толкнуло Спарту на Пелопоннесскую войну) – поэтому мир постепенно возвращается к «ситуации столетней давности, к чему-то похожему на десятилетие перед Первой мировой войной»[4], справедливо полагает известный топ-менеджер Александр Лосев.

Соответственно этот переход, который ещё не произошёл, но который уже всеми (в том числе и в США) ожидается, заставляет прогнозировать и планировать будущее по-новому. Это ожидание обозначилось еще в прошлом веке, но США удалось его умело отложить до тех пор пока они не ликвидировали свой главный потенциальный центр соперничества – СЭВ и ОВД, а затем и СССР. Переход к многополярности, отмеченный еще в документах партийных съездов КПСС 70-х годов, вновь стал актуальной темой потому, что в России «в одно время» правящая элита согласилась с возникшей в реальности однополярностью, но затем, вдруг «прозрела» и обнаружила, что процесс перехода не останавливался, протекал по мере быстрого роста экономик КНР, Индии, Бразилии и ряда других стран. Процесс «прозрения» правящей элиты России стал тем процессом очищения её от вредных либеральных иллюзий во внешней политике страны, которые доминировали со времен М. Горбачева[5].

Во-вторых, правящей элите России стало понятно, что односторонняя ориентация на Запад стала не допустима не столько с идеологической точки зрения, сколько из-за сугубо материалистических соображений: Запад не дал её представителям ни гарантий безопасности, ни индульгенций за прошлые грехи, ни, тем более, возможностей сколько-нибудь самостоятельно распоряжаться собой и российскими ресурсами. «Уход в автономное плавание» сопровождался усилением разрыва, который должен был неизбежно наступить после того, как правящая российская элита отказалась от полной вассальной зависимости[6].

Не думаю, что у российской правящей элиты вдруг возникли патриотические чувства – она вполне интегрировалась в качестве обывателя в систему европейских ценностей, – но она неожиданно столкнулась с периодическим, но постоянным нажимом на её интересы, искусственные ограничения и пр. по одной причине: в Европе правящие элиты с огромным трудом, через войны и кровь, создавали правила и системы своей защиты. И эти условия существования они не собирались отдавать российским представителям, более того, они рассчитывали на то, что по праву сильного они смогут пользоваться неравными условиями развития, ограничив национальный суверенитет России.

В любом случае, при самом разном субъективном отношении правящей российской элиты, в начале века произошло фактическое  изменение мировой парадигмы развития: отчетливо проявились две основные тенденции в мировом развитии и, как следствие, в формировании МО. Сегодня мы не можем точно знать будущую структуру МО, которая, на мой взгляд,  сформируется к 2050 году, но мы  можем предположить с высокой степенью вероятности следующие сценарии её формирования:

1. ПЕРВАЯ ТЕНДЕНЦИЯ: ожидаемый переход структуры МО к «многополярности».

Происходит быстрый процесс («фазовый переход») радикального изменения в расстановке мировых сил между локальными человеческими цивилизациями (ЛЧЦ) и их военно-политическими коалициями, который полностью изменит структуру МО и, как следствие, ВПО после 2025 года в своих основных чертах и фундаментально к 2050 году.

Новая структура МО и ВПО начнёт отчётливо проявляться после 2025 года в борьбе против западной ЛЧЦ, причём не только со стороны китайской и исламской ЛЧЦ, но и индийской и других ЛЧЦ и центров силы. Поэтому тем, кто в России занимается сегодня военно-политическим планированием и военным строительством, необходимо уже сегодня заниматься,  исходя из этих перспектив.  На мой взгляд, можно рассмотреть несколько сценариев развития МО, которые будут развиваться в рамках этой тенденции в качестве примера.

Пример № 1. «Простая экстраполяция», когда развитие основных ЛЧЦ и центров силы, а также ЛЧЦ «второго эшелона» до 2050 года происходит инерционно, на основе уже известных тенденций, прежде всего, темпов развития экономики и демографии.  В этот период (2025-2050 гг.) только 5 основных ЛЧЦ могут соперничать друг с другом, если сравнивать их демографические потенциалы (порядка 1500 млн. человек каждая) и объемы экономик (порядка 20 трлн. долл.).

«Второй эшелон» ЛЧЦ могут составить новые региональные центры силы, которые:

– могут бороться за собственный суверенитет и сохранение идентичности;

– присоединиться к коалиции, возглавляемой ЛЧЦ;

– создать собственную коалицию с другими центрами силы (например, «российско-восточноевропейско-азиатский»).

В результате к 2050 году складывается «пятиугольник» основных ЛЧЦ и центров силы, к которому тяготеют другие ЛЧЦ и региональные центры силы «второго эшелона».

Россия – будет вынуждена либо примкнуть к какому-то центру силы (и потерять идентичность и суверенитет), либо попытаться сохранить себя в качестве второстепенного, но самостоятельного центра силы и ЛЧЦ. Степень сохранения идентичности и суверенитета будет прямо зависеть:

– от темпов социально-экономического развития страны, качества её НЧК и институтов;

– от возможностей силовыми средствами и способами (включая военные) защищать свой суверенитет и идентичность;

– от качества отношений в МО и ВПО, способности к коалициям и союзам.

Пример № 2. «Статус-кво». (Наиболее вероятный сценарий). Сохранение контроля западной ЛЧЦ и коалиции до 2050 года над финансово- экономической и военно-политическими системами в мире, когда новые центры силы и ЛЧЦ остаются под влиянием Запада. Этот сценарий также предполагает, что политика «силового принуждения» Запада окажется достаточно эффективной.

В результате к 2050 году в МО складывается «деформированный» вариант современной структуры, где влияние новых ЛЧЦ и центров силы, а также ЛЦС «второго эшелона» настолько сильно, что их центробежная сила ежечасно подвергает риску всю систему МО. Попытки «редактировать» ситуацию, оспорить доминирование западной ЛЧЦ фактически идут беспрерывной чередой, а Запад силовыми средствами сохраняет своё доминирование каждый раз, когда ему бросается вызов.

При такой структуре МО Россия стоит перед выбором:

– присоединиться к доминирующему центру силы и западной ЛЧЦ;

– создать коалицию с новым центром силы и ЛЧЦ (КНР, Индией, Исламской ЛЧЦ);

– сформировать коалицию с центром силы «второго эшелона»;

– сохранить себя в качестве самостоятельной ЛЧЦ и центра силы «второго эшелона».

За исключением первого варианта, все остальные варианты вполне приемлемы для России потому, что позволяют сохранить суверенитет и идентичность. Как и в случае с предыдущим примером, эффективность политики России будет зависеть от тех же качеств её развития:

– от темпов социально-экономического развития страны, качества её НЧК и институтов;

– от возможностей силовыми средствами и способами (включая военные) защищать свой суверенитет и идентичность;

– от качества отношений в МО и ВПО, способности к коалициям и союзам

Пример № 3. «Смена парадигм». Один из сценариев доминирования новых центров силы и ЛЧЦ – либо «Китайский», «Индийский» или «Исламский», – который становится к 2050 году не только вероятным, но и реальным в результате разных, не известных до сих пор обстоятельств. Этот сценарий достаточно быстро и радикально меняет всю структуру современной МО.

К концу 2018 года стало ясно, что  можно будет ожидать, что через 20–30 лет одна из трех ЛЧЦ – китайская, индийская или исламская сможет претендовать на исключительную роль в будущей системе, заменив лидерство и доминирование западной ЛЧЦ. Вероятность того, что это может быть китайская ЛЧЦ – 15–20% по сравнению с 60% у западной ЛЧЦ, а индийской и исламской  – по 10–15%.

В результате подобного развития событий к 2050 году сформируется совершенно новая структура МО, которая неизбежно приведет к пересмотру основных норм и международных правил в результате конфликтов, что, в свою очередь, может вызвать резкое неприятие других ЛЧЦ и центров силы, сопровождаемое усилением военно-силового противоборства.

Россия может, как и в первом варианте, оказаться в очень сложном положении: доминирование исламской или китайкой ЛЧЦ и их коалиций неизбежно будет вести не только к потере суверенитета, но и идентичности России. Доминирование индийской ЛЧЦ может привести к её конфликту с другими ЛЧЦ и центрами силы (в т.ч. «второго эшелона» – Пакистаном, исламской ЛЧЦ), что, в свою очередь, сформирует для России «новую реальность» в МО и ВПО.

2. ВТОРАЯ ТЕНДЕНЦИЯ: нарастание скорости и качества изменений, ускоряющегося сокращение отрезка времени для «фазовых переходов».

Исторические изменения, происходившие в экономике, общественно- политической жизни, науке у человечества прежде раз в 1000, 100 или 50 лет, сегодня происходят практически ежегодно, а периоды между ними («фазовый переход») сократились до нескольких лет. Этот процесс сингуляции будет нарастать в ближайшие годы. Поэтому метод экстраполяции может использоваться очень и очень ограничено.

Пример № 1. Сценарий «растущей неустойчивости», когда все или большинство субъектов и акторов развития сталкиваются с социальными или когнитивными фундаментальными проблемами. Так, рост производительности труда и продуктивности земель, успехи медицины привели в мировом масштабе к смене политэкономической парадигмы. Вместо привычной марксистской модели трудящегося люда и кучки эксплуататоров мы уже вплотную подошли к ситуации, когда меньшинство своим высокопроизводительным трудом кормит иждивенческое и не знающее, чем заняться, большинство. Картина, как замечает социолог JI.Ф. Соловейчик, «... чем-то напоминает время заката Рима, когда многочисленный праздный плебс требовал от властей хлеба и зрелищ и был готов низвергать власти, не обеспечивающие требуемых развлечений».

При этом продолжает действовать ранее отвоеванное в классовой борьбе всеобщее избирательное право и прямо на наших глазах демократия (не самая безошибочная форма правления – ведь Гитлер пришел к власти через выборы) превращается в охлократию. Такая качественная угроза развитию человечества смотрится почти столь же зловеще, как и угроза ядерного самоуничтожения.

Более того, мне представляется, что сытое безделье большинства в отсутствие целеполагания и есть тот неотвратимый тупик, в который упрется любая технологическая цивилизация, даже в гипотетических других обитаемых мирах.

Пример № 2. Сценарий «Разбегаиия траекторий развития», когда разные субъекты и акторы начинаются в возрастающей степени ориентироваться на различные варианты и модели развития. В XX веке это стало нормой для коммунистических и капиталистических стран, но затем стала актуальной «исламская» модель, позже «модель ИГИЛ» и др.

Пример № 3. Сценарий «Антиэлитарного (социального) развития», когда нарастающий «креативный класс» начинает превращаться в «класс для себя». Его «доля» в экономике развитых стран намного превысила 50% и он хочет соответствующих политических прав и возможностей, смены политической системы .

Экономическая, социальная и информационная мощь «креативного класса» настолько велики, что их организационно-политическое оформление превращает почти мгновенно этот социальный слой в гегемона не только на внутриполитической, но и внешнеполитической арене. Если допустить приход к власти в какой-то стране «креативного класса», то необходимо тщательно просчитать его последствия для мировой политики, вытекающие из его представлений о системе ценностей и интересов.

 

 

Важная оговорка:

1. Количество сценариев развития ЛЧЦ и МО в действительности может быть больше, хотя вероятность их реализации – будет разная.

2. У каждого сценария МО могут быть свои конкретные варианты реализации.

3. Количество сценариев ВПО больше, чем МО, а их вариантов – больше чем самих сценариев.

4. На формирование ВПО влияют конкретные сценарии развития СО, войн и конфликтов в те или иные промежутке времени.

Итого, как минимум, 9 сценариев развития МО, из которых вытекает более 9 конкретных вариантов сценариев ВПО, каждый из которых неизбежно делится (в зависимости от конкретных условий по месту, времени и т.д.) на несколько вариантов развития СО, войн и конфликтов.

Адекватная и практически имеющая значение оценка современного военно-политического положения России возможна только с учетом, как минимум, ближнесрочных (а лучше долгосрочных) перспектив его развития. Попытки составления анализа или даже обзора, не говоря уже о прогнозе, без учета этих обстоятельств абсолютно бесполезны и бесперспективны потому, что показывают состояние России вне мирового и даже национального исторического контекста и перспектив развития. Так, говоря о положении России в мире и её социально- экономическом состоянии в начале 2018 года, необходимо, как минимум, во-первых, показать основные показатели мирового и регионального развития за последние десятилетия и их перспективы на десять-двадцать лет, а, во-вторых, состояние России десять–тридцать лет назад и перспективу на двадцать–тридцать лет. Без первого и второго анализа и прогноза описание социально-политического и экономического положения России теряет смысл. В том числе, на мой взгляд, и при формировании бюджетной политики России на 1–3 года, где эти обстоятельства должны обязательно учитываться[7].

Это означает, что средства и способы противоборства России в период до 2050 года мы должны соотносить с вероятностью нарастания этих сценариев и их конкретных вариантов. Они неизбежно будут разными. Поэтому:

Эффективность стратегического сдерживания =
максимальное разнообразие средств
и методов силовой политики

Однако такая бесконечность разнообразия средств и методов неизбежно требует огромных затрат ресурсов (в т.ч. различных видов и типов ВВСТ). Поэтому разумный компромисс может заключаться в:

1). Точности прогноза будущих сценариев и вариантов развития МО и ВПО.

2). Их сочетаемости с основными направлениями социально-экономического и научно-технического развития России.

Так, например, приоритетное развитие НИОКР и человеческого капитала (военнослужащих, работников ОПК, управления) – идеальное сочетание, отражающее и учитывающее все вероятные направления развития МО и ВПО, с одной стороны, потребности развития России, с другой.

То, что сегодня существует в мире и в России, – неизбежно воспринимается как часть будущего. Причем, если говорить о военно-политических особенностях, то будущее – более того – само уже во многом предопределяет состояние настоящего. Иначе говоря, будущая МО и ВПО, например, в 2025 или 2050 годах, уже сегодня влияет на состояние и формирование настоящей МО и ВПО[8]. И не только с точки зрения перспектив развития науки и технологий, в т.ч. вооружений и военной техники (ВВСТ) или вооруженных сил (ВС), что совершенно естественно, но и с точки зрения современного состояния политики и военного искусства. В частности, если допустить дальнейшее развитие тенденций в области ядерных вооружений в мире, то до 2025 года даже в отсутствии договоренностей об их сокращении их численность будет сокращаться за счет устаревания ядерных СНВ США и России и снятия их с вооружения, как показано на графике.

[9]

Но в то же самое время абсолютно и относительно будут увеличиваться СЯС Китая, Индии и Пакистана, а также, возможно, Израиля. Кроме того, нельзя исключать и появления новых ядерных держав. И не только КНДР, но и Японии и других стран. Поэтому говорить о состоянии и будущем положении России вне общего мирового контекста, формирующего ВПО, – бессмысленно.

Если говорить о будущем состоянии МО, то оно неизбежно будет формироваться под влиянием изменения соотношения сил между крупнейшими экономиками и державами мира. Как видно из долгосрочных прогнозов, например, к 2050 году КНР существенно опередит США, а Индия (что часто не всегда учитывают) вплотную приблизится к США, а, может быть, даже и обгонит по важнейшим показателям нынешнего лидера. Вместе эти три страны составят ведущую «тройку» государств мира, вокруг которых будут формироваться военно-политические коалиции и развиваться центры силы.

Эта неравномерность развития по-разному отразится в регионах планеты и по-разному будет влиять на мировую и региональную ВПО. В частности, очень быстрые темпы экономического и социального развития в Китае, Индии и целом ряде других стран Юго-Восточной Азии, прежде всего, на Филиппинах, во Вьетнаме, Индонезии, Малайзии, а также в Республике Корея, Сингапуре и Гонконге неизбежно приведут к 2025 году к полному изменению в экономической расстановке сил в регионе.

В еще большей степени повлияют на ВПО в регионе Евразии и особенно Юго-Восточной Азии изменения в военной мощи новых центров силы, которые превратятся в полноценные в военном отношении государства (Вьетнам, Индонезия, Филиппины, Малайзия), а Китай и Индия – в мировые военные державы[10].

На рисунке ниже показана динамика изменения соотношения сил в Юго-Восточной Азии между основными государствами мира и региона.

 

[11]

Как видно из предварительных оценок темп роста в таких странах как Филиппины, Вьетнаме и Индонезии позволят превратят их в региональных лидеров, а Индонезию, возможно в региональный центр силы.

На этом фоне существенно ослабнуть позиции США и их союзников, которые уже с начала нового века пытаются компенсировать своё относительное отставание (США, например, более 60% военных ресурсов концентрирует именно там), в том числе и развивая свое военное присутствие, а также оказывая военно-техническую помощь своим союзникам.

Относительно слабое военно-политическое влияние России в регионе, особенно в сравнении с бывшим влиянием СССР, и дальше будет ослабевать в силу не только экономического отставания Дальневосточного региона от своих соседей, не смотря на попытки федерального правительства исправить ситуацию, но и в силу слабого присутствия ВМФ России и ограниченности мобильных военных формирований на Дальнем Востоке.

Автор: А.И. Подберёзкин

>>Полностью ознакомиться с учебным пособием "Современная военно-политическая обстановка" <<


[1] Бжезинский Зб. Предисловие к книге. Хантингтон С. Столкновение цивилизаций. – М.: АСТ, 2016. – С. 3.

[2] Подберёзкин А.И. Военные угрозы России. – М.: МГИМО-Университет, 2014.

[3] См. подробнее: Подберёзкин А.И. Повышение эффективности стратегического сдерживания – основное направление политики безопасности России. Часть 1 // Обозреватель-Observer, 2018. – № 5. – С. 19–35.

[4] Лосев А. «Трампономика»: первые результаты. Эрозия Pax Americana и торможение глобализации / Валдайские записки. 2018. – № 87. – С. 25.

[5] Подберёзкин А.И. Стратегия для будущего президента России.– М.: ВОПД «Духовное наследие», 2000.

[6] Подберёзкин А.И. Состояние и долгосрочные военно-политические перспективы развития России в ХХI веке / А.И. Подберёзкин; Моск. гос. ин-т междунар. отношений (ун-т) М-ва иностр. дел Рос. Федерации, Центр военно-политических исследований. – М.: Издательский дом «Международные отношения», 2018. – 1596 с. – С. 25–59.

[7] См. подробнее: Подберёзкин А.И. Стратегия национальной безопасности России в ХХ! веке. – М.: МГИМО-Университет, 2016. – С. 82–101.

[8] См. также: Кравченко С.А., Подберёзкин А.И. Динамика знания о насилии: военные и социокультурные аспекты / Гуманитарий Юга России, 2018. – № 3. – С. 40–41.

[10] См. подробнее: Подберёзкин А.И. Формирование современной военно-политической обстановки / Latvia, Riga: Lap Lambert Academec Publishing. – 2018. – P. 121–123.

[12] Киссинджер Г. Дипломатия. – М.: АСТ, 2018. – С. 830.

[13] Подберёзкин А.И. Состояние и долгосрочные военно-политические перспективы развития России в ХХI веке / А.И. Подберёзкин; Моск. гос. ин-т междунар. отношений (ун-т) М-ва иностр. дел Рос. Федерации, Центр военно-политических исследований. – М.: Издательский дом «Международные отношения», 2018. – 1596 с. – С. 25–59.