Основные внешние факторы влияния на формирование будущих сценариев развития России

… современная геополитическая обстановка в мире не дает вести войны исключительно военными средствами[1]

А. Орлов

 

«Цена ошибки» от неверно определенных приоритетов и форм реагирования может оказаться весьма высокой[2]

А. Фролов, главный редактор журнал «Экспорт вооружений»

 

Необходимо ясно понимать, что внешние факторы, тенденции и условия неизбежно оказывают самое разноплановое влияние на развитие нации и государства, прежде всего на реализацию того или иного конкретного сценария и еще более конкретного варианта такого развития, который реализовывается в настоящее время. Это влияние может быть сильным, слабым или меняться в зависимости от ситуации а мире, но оно будет в любом случае для любого субъекта или актора МО. Причем это влияние стремительно усиливается с каждым годом. Если в прежней истории и существовали ЛЧЦ и страны, существовавшие вне зависимости от влияния других ЛЧЦ (как, например, инки или ацтеки), то в новейшую историю это стало невозможным. Изоляционизм в политике, возникающий в те или иные периоды времени в отдельных странах, свидетельствует не более, чем о приоритетах во внешней политике той или иной страны. Или о состоянии военной безопасности[3].

С этим внешним влиянием связана и оценка его силы. Чем точнее оценка и прогноз влияния таких внешних факторов на политику субъекта или актора, тем точнее будет прогноз того или иного варианта реализации «Военно-силового сценария». В разные периоды истории на Россию влияли внешние факторы с разной силой. Иногда — очень  сильно, как во времена Хазарского каганата, татаро-монгольского нашествия, экспансии Польши или фашистской агрессии, ставя под вопрос само существование не только государства, но и нации.

Иногда такое внешнее влияние сдерживало социально-экономическое развитие страны, как во времена политико-0идеологического противостояния СССР с Западом, вынуждая его отвлекать огромные ресурсы на оборону. Иногда, объем этих ресурсов достигал 40% ВВП, т.е. фактически приводил к милитаризации страны. Именно поэтому важно определить:

— во-первых, силу этого внешнего влияния, потенциальную угрозу, вытекающую из этого;

— во-вторых, основные направления этого влияния, его «цели», с тем, чтобы акцентировать на них внимание. Это необходимо для сугубо практических целей — тем, кто принимает решения в стране, крайне важно знать не только силу внешнего давления, но и стратегические направления политики внешнего влияния и даже силового принуждения, иначе говоря, объекты принуждения.

В 2017 году, на мой взгляд, уже можно уверенно сказать о том, что до 2025 года можно выделить следующие основные, стратегические, направления интегрированного и системного внешнего влияния и силового принуждения, направленного на формирование конкретного варианта развития России, о котором отчасти уже говорилось выше[4]:

Во-первых, сохранится традиционное влияние на процесс формирование политических целей и задач (вектор «Б»–«В») России до 2025 года; в нашем случае это будет военно-силовое влияние со стороны США и всей западной ЛЧЦ в течение всего периода до 2025 года, постепенно перерастающее от политики силового принуждения к политике прямых военные действия против России на различных ТВД и в глобальном масштабе.

Традиционность этой задачи, однако, не должна вводить в заблуждение потому, что «силовое принуждение» очень быстро проходит все стадии к военному принуждению, элементы которого станут доминировать в период 2025–2030 годов. Кроме того, эта традиционность постепенно уступает место другим объектам принуждения — группам факторов «Г» и «Д», о которых речь пойдет ниже.

Подобная тенденция очевидно не оставляет России возможностей для комфортного внешнего существования, которое было (по оценке некоторых политиков и экспертов до 2008 года) прежде, вынуждая страну и союзников усиливать средства противодействия такому силовому воздействию. Такое усиление противодействия неизбежно сказывается на национальных ресурсах, которые могут быть отвлечены от целей развития.

Во-вторых, в последние два–три десятилетия основным объектом внешнего давления в России стала её правящая элита, которую еще во времена М. Горбачева поставили в зависимость от политики США. На рисунке этот вектор заштрихован как вектор «Б»–«Д». Он не конкретизирован, но важно понять, что его сила в последние годы стала значительно более мощной, чем даже сила традиционного политического влияния.

В Ельцинский период эта зависимость правящей элиты приближалась к той, в которой в 2015–2017 годы находилась правящая элита Украины, но затем, благодаря настойчивым усилиям В. Путина, эта зависимость постепенно сокращалась. Такое сокращение, однако, отнюдь не привело к его исчезновению. Развитие сотрудничества в предыдущие годы с Западом нередко перерастало в формы социальной, групповой и личной зависимости. Нередко основные активы, семьи, дети, даже интересы находятся «на Западе», а Россия остается местом для зарабатывания денег. Естественно, что такие представители правящей элиты становятся в Зависимость от западных стран и подвергаются манипуляции.

В настоящее время в России очень остро стоит вопрос: либо правящая элита освободится от западной зависимости полностью, либо она попадет в новую зависимость от неё. Зависимость, которую создаёт с помощью политики силового принуждения западная коалиция. Такое влияние на правящую элиту и общество (вектор «Б»–«Д»), которое применительно к России означает усиление военно-силового давления, переходящего в угрозы и шантаж, на конкретных представителей правящей элиты и их окружение. Закон, принятый 2 августа 2017 года в США, прямо и недвусмысленно ставит задачу усиления такого давления, переходящего в откровенный шантаж.

В-третьих, продолжает усиления силового давления с целью добиться решающего влияния на формирование системы ценностей и интересы того или иного субъекта или актора МО (вектор «Б»–«А»), — в нашем случае национальных ценностей России, — которое имеет принципиально последовательный и долгосрочный характер. Эту тенденцию не отменяют даже заявления Д. Трампа об отказе от силового продвижения западных ценностей потому, что:

— во-первых, объективно любая страна и даже любой актор-участник МО заинтересованы в продвижении вовне своей системы ценностей. Вопрос заключается в том, чтобы не делать этого с помощью силы, в т.ч. военной;

— во-вторых, отказываясь навязывать систему ценностей, Д. Трамп акцентирует внимание на национальных интересах США. Однако, интересы безопасности США, как это неоднократно говорилось и даже публиковалось, предполагают продвижение системы ценностей.

В уже не раз используемой нами формально-логической и абстрактной модели общеполитического процесса государства эти направления внешнего давления и силового принуждения отображены следующим образом (выделены штрихами), что совершенно соответствует политике не только США и их коалиции, но и отчасти других стран по отношению к России до 2025 года:

Рис. 1. Абстрактная модель основных направлений внешнего влияния на сценарий развития субъекта МО

От абстрактной модели внешнего влияния на тот или иной субъект МО и ВПО российскую модель отличают следующие особенности:

— до 2025 года маловероятно силовое влияние на Россию китайской, индийской и ряда других ЛЧЦ, что, однако, отнюдь не исключает усиления такого влияния в будущем[5];

— вероятно попытки усиления влияния исламской ЛЧЦ по нескольким каналам — через российскую диаспору, через развитие исламских институтов НЧК в России (строительство школ, мечетей, создание НПО и пр.), а также через усиление военного противоборства на Кавказе и в Средней Азии;

— очень вероятно усиление влияние институтов НЧК и новейших технологий, а также новых идей и концепций, в том числе и противостоящих России;

— основное негативное внешнее влияние будет происходить от западной ЛЧЦ, прежде всего, США, которые сделали Россию наиболее срочным приоритетом своей внешней политике, без решения которого не представляется решение других, более важных, стратегических задач. Таким образом совершенно очевидно, что до 2025 года эти стратегические направления внешнего влияния с точки зрениях их характера будут:

— негативными, последовательно усиливающимися;

— преимущественно принадлежать США и западной ЛЧЦ (за некоторым исключением тех стран, которые смогут преодолеть давление США и их основных союзников);

— все более трансформироваться от военно-силовых к силовым.

Наконец, кроме этих трех основных (стратегических) направлений внешнего силового и военного влияния, существует еще и внешнее косвенное влияние на распределение национальных ресурсов (группа  факторов «Г») и иных (информационных, когнитивных, концептуальных) возможностей по направлениям «Б»–«Д» и «Б»–«В», а также «Б»– «А». Сказанное означает, например, что внешнее влияние на правящую элиту может быть косвенным, достаточно мягким, а на политические цели — жестким и бескомпромиссным, что неизбежно вызывает диссонанс и кризис в стране.

Или, наоборот. Внешнее влияние на национальную систему ценностей может быть жестким (как на Украине в 2014–2017 годах), а на политические цели — относительно мягким. Другими словами, силовое принуждение по разным стратегическим направлениям, как правило, бывает разным. В этом во многом и заключается искусство политики и военной стратегии — найти наиболее уязвимые точки.

В этой связи общее внешнее влияние можно условно разделить на следующие стадии, оценка актуальности и силы которых имеет непосредственное значение для обеспечения безопасности тех или иных групп факторов (политических целей, правящей элиты, ресурсов, системы ценностей):

Так, например, с точки зрения внешнего влияния на систему национальных ценностей и интересов политика США по отношению к России в разные временные периоды и при разных обстоятельствах колеблется от состояния «Опасности» до состояния «Принуждения», что очень хорошо видно, на примере, очередной угрозы применить экономические санкции для «защиты демократии в России», сформулированной в июне 2017 года сенатом США. В документе, принятом конгрессом США в августе того же года, главным объектом становятся отдельные представители правящей элиты, прежде всего, близкой к В. Путину.

При этом необходимо помнить, что выбор той или иной формы и силы внешнего влияния зависит от конкретной ситуации и конкретных условий. В частности, при существовании СССР эти формы находились в диапазоне от «формирования условий» (Хельсинский Акт 1975 г.) до создания ситуации «Тревоги» при поддержке оппозиции в Афганистане или других странах, или даже «военной угрозы» — при поставках ПЗРК «Стингер». Другими словами выбор формы имеет конкретно-историческое значение, вытекающее не только из состояния ВПО, но и конкретного состояния стратегической обстановки, что, естественно, отражается и на стратегии развития страны. В этой связи очень характерны примеры с Ираном и КНДР, в отношении которых США готовили самые различные акции, непосредственно вытекавшие из состояния не только ВПО, но и СО, СССР конце 80-х годов XX века был вынужден не только вывести войска из Афганистана, но и свернуть свою активность в Европе.

Таким образом, подытоживая, можно сделать следующие выводы:

— на развитие России до 2025 года будут объективно оказывать негативное и опасное влияние враждебные МО и ВПО;

— влияние со стороны китайской, индийской и ряда других ЛЧЦ будет незначительно и, скорее, позитивным;

— влияние западной ЛЧЦ и коалиции будет крайне негативным и враждебным;

— влияние исламской ЛЧЦ будет деструктивно-враждебным;

— будет усиливаться влияние НЧК и его институтов, а также науки, культуры и технологий на внутриполитическую обстановку в России.

Автор: А.И. Подберёзкин

>>Полностью ознакомиться с монографией  "Состояние и долгосрочные военно-политические перспективы развития России в ХXI веке"<<

 


[1] Орлов А. Перспективы развития тактики и оперативного искусства форм и способов вооруженной борьбы по опыту минувших войн / ЦСОП, 2016. 8 ноября / http://csef.ru/

[2] Фролов А. Л. Опасности на горизонте // Россия в глобальной политике, 2016.

[3] Подберёзкин А. И. Современная военная политика России. — М.: МГИМО–Университет, 2017. — С. 279–280.

[4] Долгосрочное прогнозирование развития отношений между локальными цивилизациями в Евразии: монография / А. И. Подберёзкин и др. — М.: МГИМО–Университет, 2017. — С. 29–92; 307–350.

[5] О значении и влиянии китайской ЛЧЦ см., например: Галенович Ю. М. — М., — СПб., «Русская панорама». — С. 1171–1173.