Использование социальных сетей в военных целях: история, настоящее и перспектива

 

Большое расслоение общества является большой возможностью для разочарования среди простого населения… Эти группы могут быть разделены по расовым, этническим, религиозным или социальным признакам[1]

Противопартизанские операции (Полевой устав армии США № 90-8)

 

В основе военного использования социальных сетей лежит анализ социально-политической, религиозной, этнической и социально-экономической ситуации в стране, результаты которого превращаются в стратегию «социальной напряженности» в относительно мирное время и открытой враждебности – в военный период.

Учитывая, что в США не разделяют жестко два периода ведения силовой борьбы и даже войны (как в России), это означает, что социальные сети являются универсальным средством военно-силового противоборства, не требующего специальных решений о своем использовании. Иными словами формальное отсутствие «состояния войны» и даже наличие союзнических отношений отнюдь не означает отказ от использования социальных сетей в интересах противоборства.

Естественно, что по мере нарастания в материально-технических возможностей государства в сети Интернет, значение этого оружия возрастает. Так, в соответствии с прогнозами, к 2020 году количество компьютеров в мире превысит 50 млрд единиц, и ожидаемый эффект в 2025 году превысит 6 трлн долл.[2] Это означает, что материальных возможностей будет более чем в 100 раз больше, а учитывая рост быстродействия, памяти, скорости передачи информации и других показателей, – в тысячи раз больше.

Такая технологическая революция воспринимается в США в качестве уникальной возможности сохранить более того, УСИЛИТЬ возможность силового влияния. Прежде всего на КНР. Но не только в собственно военной области (это ставится под сомнение), а в области информатики, прежде всего, интернет и социальных сетей. Часть экспертов полагает, что подготовка к «большой войне» и концентрация усилий на обеспечении технологического превосходства над «равным или почти равным соперником» ошибочна сама по себе. Так, например, Б. Локс – старший аналитик в Avascent [U3] подчеркивает: «Есть целый ряд крупных военно-стратегических вызовов для США, особенно, в АТР, источником которых является Китай. Однако, как показала история, асимметричные боевые действия продолжают вестись и в будущем они станут только опаснее». Сравнивая СК-3 с ее предшественницами, тот же Б. Локс указывает на тот факт, что США и их союзники по НАТО имели одну общую угрозу в лице СССР, а масштабные инвестиции в новейшие технологии, которые делали США, подталкивали европейские страны к увеличению собственных военных расходов. Сегодня же ситуация принципиально иная. «Узкий фокус на противодействии угрозе, исходящей от Китая, обладающего технологиями A2/AD может успокоить союзников США в Восточной Азии, но будет не сильно способствовать укреплению взаимоотношений с европейскими странами или союзниками США на Ближнем и Среднем Востоке», поскольку первые сосредоточены на угрозе исламского терроризма и России, а вторые – на противодействии Ирану и ИГИЛ / «Аль-Каиде»[3].

Другая особенность заключалась в том, что последние15–20 лет нарастающее противоборство между нациями, государствами и акторами происходит в военно-силовой области, как правило, ограничиваясь сознательно масштабами, способами и собственно военными средствами из-за рисков перерастания военного конфликта в неконтролируемую эскалацию и в конечном счете в глобальную войну.

[4]

Налицо две разнонаправленные тенденции: первая – очевидное стремление использовать силу, включая военную силу в качестве политического инструмента, а, во-вторых, – стремление контролировать использование военной силы и развитие военного конфликта из-за возрастания риска его перерастания в глобальную войну.

В этой связи полезно напомнить следующее, полагает С. Кулик: «Потенциал ИКТ чаще рассматривается в контексте «мягкой силы». Автором этого термина принято считать американского исследователя Дж. Ная. В ссылках же на его разбор понимания «мягкой силы» выделяются два приоритета – обеспечение «привлекательности» (attraction) и «убеждения» (persuasion). Но у Дж. Ная перед ними на первом месте – «составление повесток» (framing agendas): «Образ действий «мягкой силы» основывается на составлении повесток, привлекательности или убеждения»».

[5]

Такой перечень он предложил еще в 1990 г., когда Соединенным Штатам и другим западным странам было заметно легче формировать повестки и убеждать внешних акторов. В своей недавней работе, посвященной сетевым технологиям, он об этом списке напоминает. В новых условиях, по его мнению, с учетом таких приоритетов «информационные инструменты могут быть использованы для нужд мягкой силы в киберпространстве»[6]. Не случайно, что задача «составления повесток» весьма редко открыто упоминалась энтузиастами «электронной дипломатии» в самом госдепартаменте — в частности, ответственной за политическое планирование в 2009—2011 гг. Э.-М. Слотер.

Представляется, что такой важный компонент, как framing agendas, следует самым внимательным образом учитывать как в общей политике «мягкой силы», так и в использовании сетевых технологий для обеспечения российских интересов и укрепления позиций. Это, в свою очередь, требует формулирования новых идей и подходов, которые бы встраивались в конкретные действия в рамках внешнеполитического курса, – справедливо считает С. Кулик.

Основной задачей Госдепартамента США является использование социальных сетей, которые коренным образом изменили алгоритм публичной дипломатии.

Правительство США эффективно управляет собственной глобальной медиа-империей: сообщения могут достигать аудитории в десятки миллионов человек, распространяясь через платформы более 600 социальных сетей. Это дает возможность напрямую общаться с массовой аудиторией, не затрачивая при этом бюджетных средств на выстраивание каналов коммуникации. Государство также может извлечь пользу из сегментации аудитории, обмениваясь с тематическими группами сообщениями по поводу широкого спектра проблем: от противодействия терроризму до содействия продвижению экспертного научного знания в США.

Ключевым направлением одного из отделов Офиса электронной дипломатии – узла социальных сетей (The Social Media Hub) – является экспертная оценка социальных сетей и сетевых сообществ. Задачи отдела состоят в следующем:

– поддержка сайта The Social Media Hub, где собраны методики и советы Госдепартамента по эффективной работе с социальными сетями, списки наиболее популярных социальных сетей в различных странах;

– консультирование дипломатических сотрудников работе с соцсетях, включая стратегию Госдепартамента в этой сфере;

– устранение проблем с аккаунтами, проведение интерактивных семинаров, разработка различных приложения и инструментов для публичной дипломатии[7].

В 2006 г. в Госдепартаменте появилась группа специалистов (Digital Outreach Team) для анализа сообщений и дискуссий, протекающих во всех возможных международных и национальных социальных сетях84 в особенности в арабских социальных ресурсах, где настроения антиамериканизма развиты в наибольшей степени. Кроме этого, специалисты Digital Outreach Team принимают участие в дискуссиях, регистрируясь в социальных сетях в качестве рядовых участников или модераторов с целью разъяснения пользователям поведения США на международной арене и ликвидации дезинформации, поступающей в социальные сети со стороны основных противников США, таких как «Талибан» и «Аль-Каида». В зависимости от поставленных задач и целевой аудитории сотрудники отдела имеют возможность самостоятельно выбирать стиль и содержание публикуемых сообщений.

Следует заметить, что в 2007–2008 гг. были созданы еще пятнадцать подобных отделов в Госдепартаменте США, ЦРУ, Министерстве обороны США, а также в Агентстве международного развития. Эти отделы занимаются анализом международных и национальных социальных сетей, блогов, чатов, а также транслированием позитивной информации о США в сети Интернет[8].

Для освещения официальной позиции США в сети Интернет создан Офис сетевой активности (Office of Web Engagement). Его основные задачи включают в себя управление несколькими платформами социальных сетей, включая 4 страницы Госдепартамента США в Facebook с аудиторией, превышающей миллион пользователей, электронный журнал о США (Ejournal USA), вызовы демократии (Democracy Challenge), глобальные дискуссии о климате (Global Conversations: Climate) и CO.NX.

Офис разрабатывает для этих страниц мобильные приложения, включая приложения, предназначенные для трансляции хода важных политических событий в социальных сетях. Сотрудники Офиса сетевой активности управляют различными сайтами на иностранных языках, включая арабский, китайский, фарси, французский, русский и испанский, созданные для улучшения имиджа США.

Проект CO.NX разработан для использования интерактивных веб-чатов и видео-чатов в различных дискуссиях Госдепартамента США: внутренних, межведомственных, а также публичных. Платформа CO.NX активно используется также для обучения сотрудников Госдепа США[9].

В рамках международного проекта по раннему предупреждению конфликтов – FAST – основной задачей декларируется улучшение информированности политических акторов и повышение возможностей для своевременной выработки комплексных мер по предотвращению вооруженных конфликтов, снижению масштабов их последствий или развитию мирных инициатив посредством выявления кризисных тенденций и конфликтов на ранних этапах их развития. Проект реализуется в странах Африки (Ангола, Бурунди, Демократическая Республика Конго, Мадагаскар, Мозамбик, Руанда, Сомали, Эритрея, Эфиопия), в Азии (Афганистан, Индия, Казахстан, Кыргызстан, Непал, Пакистан, Узбекистан), Европы (Албания, Босния и Герцеговина, Косово, Македония, Сербия-Черногория) и на Ближнем Востоке (Палестинская автономия). В России данные исследования проводятся на территории некоторых южных субъектов РФ: в Ростовской области. Краснодарском и Ставропольском краях. Чеченской и Карачаево-Черкесской республиках.

Одним из основных методов деятельности FAST выступает количественный анализ (анализ событий), который осуществляется на основе ежедневного мониторинга событий и последующей автоматизированной обработки данных. Применяемая методика была разработана в рамках Программы ненасильственных санкций и культурного выживания (P0NSACS) Гарвардского университета (США) в 1998 г. Ее суть заключается в следующем: все важные события, имеющие отношение к эскалации или деэскалации конфликта, ранжируются по «шкале конфликтности», и каждому событию присваивается определенное числовое значение в соответствии с этой шкалой. Полученные данные используются для вычисления различных индикаторов напряженности и отображения на графиках динамики их изменения. Среди основных индикаторов-, по которым проводится компьютерная обработка данных, можно назвать такие, как уровень стабильности и насильственные действия со стороны государства и гражданского сектора, индикаторы Голдштейна: внутренний конфликт и взаимодействие. Однако и в этом случае конечные результаты мониторинговых замеров остаются вне поля зрения российских ученых и практиков[10].

Эта противоречивая парадигма развития МО и ВПО в конечном счете привела в начале XXI века к радикальным изменениям в средствах и способах реализации силовой политики, новых особенностях и характере войн: их количество и масштаб, например, выросло, а участие в них нередко делегировалось «по-доверенности» другим субъектам, получившим название «облачный противник». Это, в свою очередь, привело к созданию и развитию новых средств, способов и субъектов ведения вооруженной борьбы, в том числе и к росту численности и мощи экстремистских и террористических организаций, которые массово, энергично, и эффективно стали использовать информационные технологии, включая социальные сети. Произошла своего рода «смычка деятельности» внешних специальных операций и информационных методов психологической войны.

Именно это обстоятельство имеется ввиду, когда перечисляя основные угрозы «государственной и общественной безопасности» в Ст. 43 Стратегии национальной безопасности говорится (в порядке приоритетности и переманния):

– разведывательной и иной деятельности…

– деятельности террористических и экстремистских организаций…

– деятельности радикальных общественных объединений…;

– деятельности преступных организаций…;

– деятельности, связанной с использованием информационных и коммуникационных технологий…, нанесения ущерба гражданскому миру[11] и ряд других.

[12]

Другими словами, за бурным ростом негосударственных вооруженных формирований и других террористических и экстремистских организаций и разного рода акторов, стоят, как правило, иностранные государства, а их главным инструментом влияния – СМИ. В некоторых случаях, когда государство и его институты слабеют, против них создаются военизированные группировки, которые могут сами потом претендовать на государственную власть, но всегда этот процесс сопровождается усилением информационной войны. Так, на территории СССР в 1990–1991 году были созданы десятки военизированных формирований еще при существовании Советского государствам. (На это обстоятельство я с коллегами пытался обратить внимание еще при существовании СССР)[13]. Некоторое общее представление о крупных организациях на Ближнем Востоке дает следующая иллюстрация.

 

[14]

Другая важная особенность заключалась в том, что решающую роль среди средств силовой политики заняли информационные средства, среди которых особенное значение приобрели сетевые СМИ и интернет-ресурсы, используемые в качестве главных инструментов информационной войны.

[15]

Это вытекает, по мнению российских исследователей, из самой сути современного государства и тенденций его развития. Так эффективность государственного управления напрямую влияет на благосостояние общества, устойчивость институтов власти и осуществление их адекватной преемственности в исторической перспективе. В современной архитектуре международных отношений любое государство и его структурные элементы подвержены внешнему влиянию через экономические, политические, культурные и информационные связи. При этом трансформации подвергается сама модель управления, даже если она имеет относительно закрытый характер. Чтобы сбалансировать разницу между внутренними нуждами и внешними вызовами и достичь наиболее благоприятного результата, государство должно вовремя адаптироваться к изменяющимся условиям и, в первую очередь, модифицировать механизмы принятия решений и их реализации.

Как правило, выделяют четыре типа государств[16], которые в зависимости от наличия ресурсов, аппарата принуждения, административных особенностей и политической (идеологической) культуры проводят определенную стратегию в ответ на какие-либо изменения.

1. Жесткий тип.

2. Устойчивый тип.

3. Неустойчивый тип.

4. Гибкий тип.

Непосредственно с применением сетевых технологий связаны второй и четвертый типы.

В каком-то смысле сети были всегда. Так, например, Норбер Элиас утверждал, что в феодальном обществе уже существовали сети, которые были основаны на принципе сословий. Тем не менее, потенциал для реализации сетевого взаимодействия и различных политических инструментов полностью проявил себя в 90-х гг. прошлого века, что было связано с глобальным распространением новых технологий коммуникации. До этого момента сети являлись лишь темой специального интереса, например, социальных коммуникаций, исследований по диаспорам или криминальных сообществ.

Считается, что исследования о политике сетей впервые появились в 1950 г., в связи с взаимодействием определенных заинтересованных групп с правительством[17].