Стратегическое сдерживание предполагает
разработку и системную организацию комплекса
взаимосвязанных политических, дипломатических,
военных, экономических, информационных
и иных мер, направленных на упреждение или
снижение угрозы деструктивных действий со стороны
государства агрессора (коалиции государств[1]
Указ Президента России
«О стратегии национальной безопасности
до 2020 года» от 12 мая 2009 г. № 537
Если попытаться систематизировать этот комплекс мер, который стратегическое сдерживание предполагается в качестве средств, направленных на укрепление или снижение угрозы деструктивных действий, то их перечень составит очень не завершенную полностью, очень внушительную картину. Так, к «деструктивным действиям», направленным против России, можно отнести:
Косвенные угрозы |
Прямые угрозы |
Создание |
Создание |
– ядерный шантаж; |
– угроза полномасштабной войны; |
понятие «деструктивный» толкуется очень широко |
– создание неблагоприятной МО; |
– угрозы применения силы; |
– угроза ограниченной войны; |
– препятствие полету судов и судоходству |
|
– акции гуманитарного, экономического и иного порядка; |
– угроза применения военной силы; |
|
|
– использование СМИ; |
– угроза нападения на союзника (судно, самолет); |
|
|
– применение интернет и сетевых СМИ; |
– угроза нанесения удара по центрам управления ВС; |
|
|
– дипломатические акции и процедуры |
– угроза ограниченной ЯВ |
|
|
Кроме этого ко всему спектру необходимо отнести перечень угроз, которые пока что еще не известны нам. Как справедливо отмечено в Указе Президента от 12 мая 2009 года. Эффективная стратегия национальной безопасности зависит от целого ряда известных, малоизвестных и не известных факторов, к которым относятся прежде всего[1]:
– профессионализм и адекватность правящей элиты, которая формирует стратегию национальной безопасности, определяя ее цели, распределяя ресурсы и выбирая средства и методы реализации поставленных целей;
– внешних условий, формирующих международную и военно-политическую обстановку, которые являются как внешними условиями национальной безопасности (опасности и угрозы), так и внешними условиями национального развития;
– наличия национальных и коалиционных ресурсов – потенциальных и готовых к использованию;
– наконец, от наличия широкого набора политических средств, способов и методов достижения поставленных правящей элитой целей и задач, умения эффективного их использования. Если первое относится к политическим средствам (т.е. всем средствам публичной дипломатии), то второе – к политическому и военному искусству использования этих средств. Именно описанию и анализу этих средств и методов публичной дипломатии посвящается данная работа.
Принятие 31 декабря 2015 года президентом России В. Путиным Указа, посвященного новой редакции стратегии национальной безопасности[2], означает неизбежный пересмотр и корректировку всех остальных стратегий, концепций и планов как обеспечения безопасности, так и национального развития – отраслевых, региональных, местных применительно к новым международным и внутриполитическим реалиям. Особое значение в этой связи представляет оценка и анализ существующих средств и способов силового –военного и невоенного влияния и принуждения.
В 2014–2016 годы произошло резкое обострение международной и военно-политической обстановки (МО и ВПО), которое создало крайне неблагоприятные внешние условия для развития России. Прежде всего с точки зрения увеличения негативного влияния возможных опасностей, рисков и внешних угроз. Учитывая, что количество и качество национальных ресурсов в России остается прежним (если не прибегать к откровенно мобилизационным мероприятиям), становится принципиально важным повышение научного обоснования, во-первых, эффективного распределения ресурсов, выделяемых на обеспечение национальной безопасности, и, во-вторых, повышения искусства государственного управления, включая выбор наиболее эффективных средств обеспечения национальной безопасности. И первое, и второе во многом предопределяются качеством анализа, стратегического прогнозирования и планирования на разных, в т.ч. высшем уровне и в самых разных областях общественно-политической, экономической и военной деятельности.
Ситуация в еще большей мере усугубляется тем, что в ближайшие два–три года ожидаются следующие изменения в развитии человеческой цивилизации:
– продолжением дальнейшего обострения МО и ВПО, которые станут следствием сознательно контролируемой США эскалации, сопровождаемые концентрацией ресурсов и союзников в целях силового давления на другие центры силы и ЛЧЦ, прежде всего российскую;
– формированием новых, относительно независимых центров силы на базе локальных человеческих цивилизаций в КНР, Индии, Индонезии, исламских странах, Бразилии и ряде других;
– мощными научными и «технологическими прорывами», способными качественно изменить доминирующий экономический уклад в очень короткие сроки;
– социальными и политическими катаклизмами, связанными с внедрением новых социальных и медийных технологий;
– радикальными (нередко инспирированными извне) изменениями в национальных ценностных системах и самоидентификации.
Эти и другие тенденции, однако, отражают только последствия развития известных на начало 2016 года парадигм, совершенно не затрагивая возможных будущих качественных изменений в политике, науке, технологии, социологии. Как следствие, – их анализом и прогнозом системно и последовательно в России не занимаются.
В этой связи особенно актуальным становится анализ и долгосрочный прогноз развития возможных силовых (военных и не военных) средств политики, а также способов их использования в XXI веке, в которых происходят в настоящее время самые радикальные изменения. Этой теме посвящается настоящая работа, которая является логическим продолжением трех предыдущих разделов теоретическим основам формирования и развития МО, факторам формирования МО и сценариям ее развития.
Эта, часть работы, акцентирует внимание на силовых средствах политики, с помощью которых будет оказываться влияние на формирование МО и ВПО в первой половине XXI века.
Отдельно и более подробно следует остановиться на силовых, но не военных средствах политического влияния, борьбы и даже военно-силового противодействия, которые вплоть до XXI века не относились к средствам ведения войны.
Изменение характера войны привело к новым важным особенностям, прежде всего, изменению средств ее ведения, когда силовые, но не только военные средства становятся нередко более эффективными, чем военные. Более того, новые средства войны появляются в качестве основных из спектра сил и средств, не считавшихся прежде военными. Так, если в начале XIX века основными средствами войны была артиллерия, кавалерия и пехота, то в начале XX века – авиация, танки, артиллерия, а в конце XX века – ракетно-ядерное оружие, – то в начале XXI века – ВТО всех типов базирования, средства РЭБ и другие, которые вытесняются кибероружием, специальными операциями, а, главное, средствами информации и дезинформации. В этой связи следует вернуться в очередной раз к модели политического процесса, из которой видно, что набор средств и способов влияния зависит от выбора стратегии и не представляет из себя принципиальной разницы между военными и просто силовыми изначально, по своей сути, а превращение невоенных средств в военные принципиально ничего не меняет.
Именно это происходит в настоящее время, когда, с одной стороны, наблюдается ускоренная эволюция развития сценария МО в военно-силовом направлении, а, с другой стороны, сами силовые (но невоенные прежде) средства стремительно превращаются в аналоги вооружений и военной техники. Происходит решительная смена средств ведения войны и способов ее ведения в рамках новой парадигмы вооруженного противоборства, когда совершенствуется не только качество ВиВСТ и численность ВС, но происходит их замена на принципиально новые. Так же как это произошло в свое время, когда кавалерию сменили танки, а линкоры – ракетные катера.
Как видно из рисунка, область стратегии (стратегий) находится под прямым влиянием целей и ресурсов так как они субъективно формулируются и тратятся правящей элитой. В свою очередь политические цели и задачи находятся и под влиянием внешних факторов (опасностей и угроз), а, также сами влияют на эти факторы. Иными словами политические цели, субъективно осознанные правящей элитой под влиянием внешних факторов и при оценке существующих ресурсов, выступают в качестве основы любой стратегии, включая стратегию национальной безопасности. Проблема, однако, в том, насколько субъективное осознание целей и задач правящей элитой национальных интересов и системы ценностей адекватно, т.е. соответствует объективным реалиям. Как показывает история, это происходит отнюдь не всегда.
Соответственно и выбор средств, способов и методов достижения поставленных политических целей остается за правящей элитой страны в рамках избранной стратегии. На этот выбор, естественно, влияет наличие тех или иных ресурсов и определенные условия их применения – прежде всего состояние МО и ВПО, – но, прежде всего на этот выбор влияют представления правящей элиты об эффективности использования тех или иных средств. Естественно, что чем шире спектр таких средств и способов их использования, тем больше выбор у правящей элиты и тем эффективнее ее стратегия (при том понимании, что выбор этих средств обоснован).
Анализ и выбор, даже формирование отношения к средствам политики является преимущественно иррациональным, субъективным фактором. В качестве примера можно привести оценки «мягкой силы», сделанные автором этого термина.
Некоторые соображения относительно измерения «мягкой силы» – наряду с другими ее характеристиками – были предложены Наем в формате вопросов и ответов в 2006 г. Ниже наиболее существенные из них сведены в Таблицу.[1]
Дж. Най о характеристиках «мягкой силы» и проблемах ее измерения.
Обсуждаемые |
Ответы |
Комментарии |
«Мягкая сила» – это культурная сила. |
Отчасти. |
Най называет три источника «мягкой силы» страны: ее культуру (для тех мест, где ее воспринимают), ее политические ценности (если страна живет в соответствии с ними как у себя дома, так и на международной арене) и ее внешнюю политику (если она рассматривается как легитимная и пользующаяся моральным авторитетом). |
Экономическая мощь – это «мягкая сила». |
Нет. |
«Экономическая мощь может быть конвертирована как в “жесткую”, так и в “мягкую” силу. Можно принуждать экономическими санкциями и можно привлекать изобилием». |
«Мягкая сила» более гуманна, чем жесткая. |
Не обязательно. |
«“Мягкая сила” – это описание, а не этический рецепт. Выкручивать мозги не обязательно лучше, чем выкручивать руки». |
«Жесткая» сила легко может быть измерена, тогда как «мягкая» – нет. |
Неверно. |
«На самом деле измерять источник “мягкой силы” вполне возможно. Например, культурные, коммуникационные и дипломатические ресурсы, продуцирующие “мягкую силу” страны, поддаются измерению. Опросы общественного мнения способны измерять изменения привлекательности страны. С другой стороны, ”жесткую силу” измерять не так просто, как кажется». |
Некоторые цели могут быть достигнуты только посредством «жесткой силы». |
Вне всякого сомнения. |
Най разбирает конкретные примеры, однако хочется привести знаменитую цитату из К. Маркса: «Оружие критики не может заменить критики оружием, материальная сила должна быть опровергнута материальной же силой, но и идеи становятся материальной силой, когда они овладевают массами». Най, собственно, о том же. |
Военные ресурсы наделяют только «жесткой силой». |
Нет. |
Например, по мнению Ная, хорошо управляемые вооруженные силы могут быть источником восхищения и, тем самым, фактором «мягкой», а не «жесткой» силы. |
«Мягкую силу» трудно применять. |
Отчасти верно. |
Можно контролировать публичную дипломатию, иновещание или обменные программы, но вот массовую культуру можно продвигать, но не контролировать, между тем, это один из главных ресурсов «мягкой силы». |
Примечание. Построено на основе публикации Nye J.S., Jr. Think Again: Soft Power // Foreign Policy, 2006, February 23. |
Автор: А.И. Подберезкин
[1] Паршин П. Проблематика «мягкой силы» во внешней политике России. –М.: МГИМО (У), 2013. – С. 22–23.
[1] См. подробнее:Стратегическое прогнозирование и планирование внешней и оборонной политики: монография: в 2 т. / под ред. А.И. Подберезкина. – М.: МГИМО (У), 2015. – Т. 1. Теоретические основы системы анализа, прогноза и планирования внешней и оборонной политики. 2015. – 796 с. – Т. 2. Прогнозирование сценариев развития международной и военно-политической обстановки на период до 2050 года. 2015. – 722 с.
[2] Путин В.В. Указ Президента Российской Федерации «О Стратегии национальной безопасности Российской Федерации» № 683 от 31 декабря 2015 г.
[1] Медведев Д.А. Указ Президента Российской Федерации «О Стратегии национальной безопасности Российской Федерации до 2020 года» № 537 от 12 мая 2009 г.