Взаимосвязь экстремизма и терроризма как силовых средств политики «новой публичной дипломатии»

…«публичная политика» – новый жанр осуществления власти в период глобальной информатизации[1]

Т. Зонова, профессор МГИМО(У)

Заранее понимая в каком направлении и в какой динамике будет меняться та или иная ситуация, можно упредить многие вызовы, а также избежать ошибок и упущений в стратегическом
планировании…[2]

С. Нарышкин, Председатель Госдумы ФС РФ

 

В ноябре 2015 года председатель КНШ США высказал весьма симптоматично мысль о том, что Россия представляет для США большую угрозу, чем терроризм, в частности, ИГИЛ. Это не случайно. Действительно – экстремизм (не его крайняя форма терроризм), как крайние политические взгляды и меры, в XXI веке стали органической частью публичной дипломатии США и ряда других стран. Как это может ни показаться странным с самого первого взгляда, но они сознательно превращены в средство новой публичной дипломатии. Возникает естественное противоречие между приоритетами международного права (и права вообще), которые долгие годы заявлялись как ведущие принципы, и практикой политического поведения отдельных государств. На самом деле мировой опыт доказывает, что международный терроризм и экстремизм:

– не могут существовать без поддержки той или иной специальной службы государства сколько-нибудь длительное время, а тем более развиваться и оказывать заметное влияние на МО и ВПО. Ни одна из известных террористических организаций существовавшая сколько-нибудь длительное время в истории человечества не могла существовать без государственной инициативы и помощи;

– в настоящее время политика экстремизма и международного терроризма стала частью общей политики «новой публичной дипломатии», объединив достаточно широкий спектр средств и методов ведения силовой и вооруженной борьбы.

Проблема однако заключается в том, что на публичном, а тем более официальном, уровне ни одно государство или правительство не захотят признать свои отношения с экстремистскими или террористическими организациями (хотя все чаще появляются и исключения в последние десятилетия). Заблуждение и несовместимости методов экстремизма и терроризма с методами публичной политики сложилось искусственно в период, когда пытались создать иллюзию господства международного права. По сути дела экстремистские и даже террористические взгляды и методы являются всего лишь крайними (т.е. наиболее агрессивными) взглядами и методами практической политики, конкретного субъекта или актора МО, но отнюдь им не противопоставляются ни теоретически, ни методологически, ни практически. За исключением тех случаев, когда они противоречат политике субъекта МО. А, значит, и не исключаются изначально из арсенала всех политических средств.

Есть множество частных примеров, иллюстрирующих это положение, – от создания вооруженной оппозиции в Иране, Афганистане, Индии до Ливии и Сирии, и даже на Украине. Но обращает на себя внимание масштаб и иностранная вовлеченность, например, в сирийский конфликт, который рассматривается как деятельность экстремистских группировок, но на самом деле не только изначально, но и позже, действующих под прикрытием американских, саудовских, кувейтских и турецких спецслужб. «Интернациональный» размах свидетельствует только об одном – ни на одном из многочисленных направлений мощные спецслужбы США и стран НАТО не захотели помешать развитию этой интернационализации, а, скорее всего, не просто периодически содействовали, но и сами инициировали эту экстремистскую и террористическую деятельность.

Сказанное означает, что эти многочисленные экстремистские и террористические организации представляют из себя мировую сеть, которая:

– во-первых, создана и находится под контролем спецслужб западной ЛЧЦ и в принципе не может существовать самостоятельно, без «сотрудничества» со спецслужбами Запада и их многочисленными филиалами и подконтрольными правительствами. Она является частью общей политики западной ЛЧЦ использования средств «proxy» войн в конфликтах и войнах низкой интенсивности с тем чтобы избежать откровенной аффилированности с правительствами западной ЛЧЦ;

– во-вторых, эта сеть экстремистско-террористических организаций органично встроена в систему сетецентрической войны против других ЛЧЦ, прежде всего, российской, и активно используется как крайнее средство публичной дипломатии, являясь логическим силовым продолжением политико-дипломатических, культурно-образовательных и иных средств. Эта логика может выглядеть следующим образом:

Обращает на себя внимание, например, следующее обстоятельство: до 2001 года, т.е. еще до начала официальной борьбы с международным терроризмом США, количество терактов и жертв не увеличивалось и даже сокращалось. Причем меньше всего их приходилось на страны СНГ и страны Ближнего Востока. После начала войны США в Афганистане, Ираке и других действий против международного терроризма численность терактов и их жертв начало стремительно расти, а сам экстремизм перерос из формата «инцидента» в формат «конфликта», а позже – террористической «войны». Пример «интернализации» террористической деятельности в Сирии очень показателен. Он свидетельствует, что при необходимости можно создать и поддерживать сеть наемников практически из всех стран мира.

[3]

Примечательно и то, что численность террористических актов минимальна в период реальных военных действий с террористическими формированиями («первая» и «вторая» чеченские войны), и, наоборот, достигает своей наивысшей стадии, когда (как это было в Афганистане в 1985–1989 годы) США активно поддерживали борьбу с «советскими оккупантами».

 

Эта взаимосвязь разной активизации антитеррористической политики США и стремительного перерастания отдельных террористических актов в конфликты и войны может свидетельствовать о том, что либо этот процесс вышел из-под контроля спецслужб США и их союзников, либо он изначально был запланирован США и их союзниками. Причем не только Саудовской Аравией и Катаром (что уже стало очевидным), но и европейскими союзниками США, которые допустили и даже стимулировали перерастание отдельных экстремистских и террористических актов в вооруженные конфликты и войны. События в Тунисе, Ливии, Египте, Сирии, и ряде других стран свидетельствуют именно об этом.

Следовательно, информационная раскрутка темы международного терроризма имеет проектный целенаправленный характер. Резонанс сообщений о терактах (даже не сами теракты) оказался политически востребован. Дело здесь не в самих террористах – марионетках чужой геополитической игры, а в интересантах соответствующего информационного вброса[4].

Действующая сетецентрическая стратегия западной ЛЧЦ, предполагает максимальное расширение всего спектра силовых средств[5], признает и стимулирует в своих интересах создание и развитие «наиболее эффективных» экстремистских взглядов и методов. Не секрет, что многие террористические и экстремистские группировки создавались спецслужбами США и других стран, либо поддерживались ими, но мало кто представляет себе масштабы, размах и стратегию этой деятельности.

Автор: А.И. Подберезкин