Значение российского НЧК как средства защиты национальной системы ценностей и национальных интересов

Значение российского НЧК

… главное, что будет определять, – это качество людей, качество
общества: интеллектуальное, духовное, моральное[1]

… вопрос обретения и укрепления национальной идентичности
действительно носит для России фундаментальный характер[2]

В. Путин, Президент России

Противодействие внешнему влиянию субъектов международной и военно-политической обстановки (МО и ВПО) с помощью институтов НЧК становится в XXI веке самой актуальной задачей, от решения которой зависит переход внешнего влияния на стадию внешней опасности и даже стадию внешней и внутренней военной угрозы. Как показали события в Югославии, Ираке, Ливии и на Украине, последовательность этих стадий и темпов перехода прямо связаны с тем, насколько сильны национальные институты НЧК и, наоборот, насколько внешним силам удалось сформировать противостоящую им оппозицию.

Это объясняется тем, что в XXI веке способность и выживаемость нации и государства зависит прежде всего от способности защитить свою систему национальных ценностей и национальные интересы. Эта способность – производная от государственных и общественных институтов НЧК. Собственно политическое и военное противоборство одних субъектов МО и ВПО с другими перемещается из противоборств государств в противоборство самостоятельных наций и организованных сообществ внутри самой нации. Если говорить о противоборстве субъектов, обладающих крупными военными потенциалами (тем более ОМУ), то это противоборство фактически уже превратилось в силовое противоборство невоенными средствами, т.е. институтами НЧК. Прежде всего тех средств, которые составляют институты развития НЧП – общественные организации, СМИ и т.д.

Необходимо ясно видеть зависимость темпов развития и качества НЧК от главной политической цели современного развитого государства, –  защиты национальных интересов и продвижения (в том числе насильственного) чужой системы ценностей. Развернувшаяся в XXI веке острая борьба за продвижение национальных систем ценностей будет в конечном счете определять и основные направления мировой политики. В том числе и военной области стратегических наступательных и оборонительных вооружений.

По сути дела в XXI веке началась схватка между цивилизациями, отражающими ту или иную систему ценностей, а не между государствами, которые являются всего лишь институтами соответствующих наций и обществ. Сегодня доминирует либеральная, но набирает силу исламская, китайская, индийская, бразильская системы ценностей. Так или иначе, но России неизбежно предстоит определиться, присоединяться ли к одной из доминирующих систем, в том числе и с военно-политической точки зрения (выражаемой в блоково-коалиционном подходе), либо отстаивать свою национально-цивилизационную, историческую, духовную и геополитическую роль в мире.

Надо понимать, что «присоединение» к одной из существующих ценностных систем будет означать простое поглощение национально-ценностной российской системы.

На это и нацелена стратегия дезинтеграции России, которая является очередным этапом ликвидации геополитического противника. Еще в конце 80-х годов ХХ века в США были разработаны долгосрочные планы, предусматривающие постепенное сужение «русского ядра» в Евразии. В частности, предполагалось:

– на первом этапе дезинтегрировать и развалить Организацию Варшавского Договора (ОВД), что и произошло в 1991 году;

– на втором этапе оторвать от  СССР Прибалтику и, если возможно, страны Средней Азии (которые, после того как это произошло, стали называться странами Центральной Азии), что и произошло в декабре 1991 года;

– на третьем этапе планировалось развалить союз славянских республик России, Украины и Белоруссии, что в итоге совпало с общей ликвидацией СССР (т.е. вторым этапом);

– на четвертом этапе предполагалось разделить Россию, взять под контроль транспортные коридоры, ресурсы и акватории, изолировав европейскую часть страны от Европы, Сибири и Средней Азии.

Сегодня видно, что последовательность в принципе  соблюдена, а следующим этапом будет попытка дезинтеграции России, где основной упор делается на:

– национализм регионов;
– региональные элиты;
– инфраструктурную слабость;
– всемерное раздувание социально-экономических трудностей;
– создание оппозиции власти, способной озвучивать, а затем и реализовывать этот сценарий.

Значение российского НЧК

Если попытаться объединить эти цели неким общим знаменателем, то видно, что основной упор, общая идеологическая платформа такой стратегии заключается в размывании системы национальных ценностей, ее вытеснение другими ценностными системами из НЧК и его институтов. Сказанное означает, что усилия сосредоточены на вполне конкретных вещах, формирующих национальную идентичность и общественно-политическую систему страны, – науке, культуре, образованию (НЧК) и институтах их реализации – государственных и общественных, – которые должны быть либо вытеснены, либо деформированы, либо ликвидированы.

Такая угроза постоянно существовала в истории России, начиная с IX века, но особенно острой она стала в XIII–XVI веках, когда Россия оказалась «зажатой» между католической Литвой и Польшей на западе и кочевниками на юге и юго-востоке. Позже, в XIX–XX веках, эта угроза вновь возникла, превратившись в конце ХХ века в практическую угрозу уже не только суверенитету, но и национальной целостности и даже национальной идентичности.

«Холодная война» 1949–1990 годов, как военно-политическая форма борьбы, уступила место «холодному миру», который в переходный период 1990–2010 годов оказался более угрожающим для нации, чем прямое противостояние.

Во всяком случае последствия для России и бывших республик СССР после окончания «холодной войны» оказались более катастрофическими. В том числе и военно-политические, и геополитические.

Значение российского НЧК

Именно в эти годы был нанесен самый мощный удар по российскому НЧК – прежде всего его демографическому, научному, образовательному, нравственному компоненту. Развал ОПК и ВС – лишь одно из многих, и, может быть, даже не самое главное последствие такого «холодного мира».

На самом деле «холодный мир» с точки зрения безопасности России мало чем отличается от «холодной войны». Главное, пожалуй, тем, что для России он оказался более опасен. Прежде всего тем, что возможностей противодействия стало на порядки, в десятки раз, меньше, а также тем, что «холодная война» из области международных отношений распространилась на все постсоветское пространство – во взаимоотношения различных элит постсоветских государств и различных слоев общества. Изменилось и общее соотношение военных сил в мире, Евразии и в Европе к началу XXI века, которое привело к тому, что Россия стала одной из великих военных держав наравне с десятком других.

Вооруженные силы ведущих государств в начале XXI в.[3]

Государство

Стратегические ядерные силы, ядерные боеголовки

Сухопутные войска, тыс. чел.

Число танков

Военно-морской флот, тыс. чел.

Военно-воздушные
силы, тыс. чел.

Число боевых самолетов

Общая численность, млн чел.

Россия

5800

348

12000

172

185

1500

1

США

7100

472

7900

371

354

2700

1,4

Великобритания

200

114

616

44

55

429

0,2

Франция

220

170

834

50

61

517

0,4

Китай

300

1700

8000

220

420

40000

2,5

Германия

-

221

2815

27

73

457

0,3

Япония

-

147

1070

43

44

331

0,25

Индия

40

1100

3414

53

150

774

1,3

Бразилия

-

190

178

49

50

268

0,3

 
Вместе с тем сохранившийся военный потенциал России в начале XXI века обеспечивал ей такое состояние, когда риски возможных военных действий превышали значительно вероятные политические, экономические и иные преимущества. Поэтому стратегия «размывания» системы национальных ценностей извне и изнутри стала главной политической стратегией по отношению к России.

«Холодная война» ведется в том числе и в России, где часть либеральной элиты не только сама определилась с выбором цивилизационно-ценностной системы в пользу западной системы, но и хочет того же от всей нации и государства. Не случайно этот выбор проявляется особенно выпукло в самом широком спектре противоречий – от отношения к государству, социуму, экономике, выражаемому часто в «случайных» проявлениях отношения к РПЦ, культуре, образованию, силовым структурам и т.д., – до споров в отношении оборонной политики и обострении дискуссий вокруг ГОЗ. Конкретные решения по вопросам развития ОПК становятся следствием такой борьбы, ее заложниками, предопределяются в основном господствующей в то или иное время точкой зрения той или иной части правящей элиты. Так, развитие НЧК в ОПК и ВиВТ во многом предопределяется не только решением президента и правительства, сколько существующей финансовой и экономической политикой, отношением в целом правящей элиты. Эти решения (особенно в отношении таких элементов НЧК, как наука, культура, образование) нередко носят противоречивый характер.

Именно в этом контексте следует рассматривать дискуссию о модернизации Вооруженных Сил, американской системы ПРО, евразийской интеграции и ВКО России, ОДКБ, СНГ. Так, строительство новых корпусов ОАО «Государственного Обуховского завода» велось на условиях коммерческого кредита, т. е. на тех же условиях, на которых работают фирмы, занимающиеся «купи–продай». Известный экономист М. Хазин очень точно характеризует ситуацию внутри российской элиты, сложившуюся в начале 2013 года: «Те, кто постарше, хорошо помнят лозунг „Пролетарии всех стран, соединяйтесь!“ Придуман он был еще в XIX веке, когда были надежды на то, что пролетарская идентичность окажется выше, чем, скажем, национальная. Эта надежда оказалась иллюзорной, однако, как выясняется, есть некоторые другие виды идентичности, которые оказались более привлекательными для некоторых особей, чем и пролетарская, и даже национальная. Это идентичность либеральная[4].

Либеральная идентичность в российских условиях направлена против национальной системы ценностей, что проявляется в конкретной финансовой и социально-экономической политике. Эта либеральная идентичность ведет прежде всего к стагнации в развитии НЧК и его институтов, что подтверждает статистика ПРООН, где Россия устойчиво «освоила» место в седьмом десятке государств по ИРЧП.

Более того, мы можем констатировать, что по отношению к национальной системе ценностей сложились устойчивые социальные группы в самой правящей элите. Вкратце ситуация выглядит так: сегодня идет острая борьба между российскими либералами и Президентом России Путиным. Путин отчаянно хочет заставить правительство и Центробанк реализовать его предвыборные обещания и обеспечить более или менее приличный экономический рост, либералы демонстративно объясняют ему, что это невозможно и занимаются откровенным вредительством»[5]. И далее: «… Особо остро эта ситуация встала в последние недели, поскольку Путин поручил Академии наук разработать концепцию реформирования российской экономики, обеспечивающую „устойчивое развитие“. Она тут же была раскритикована либералами, хотя с их стороны именно сегодня это выглядит смешно, с учетом того, что лозунг нынешнего „Давоса“, одной из „Мекк“ либералов, выглядит как) „Устойчивый динамизм“. Кто хочет, может написать диссертацию о нюансах различия этих терминов»[6].

 

Это обстоятельство (отношение к национальной системе ценностей и НЧК) является главным ключом к пониманию роли современной военной силы вообще, в частности. Такой проблеме, как ВКО. Что нередко упускается из виду, особенно когда речь идет исключительно о военно-технических аспектах. Реальность такова: США и ряд других государств будут развивать такой военный потенциал, который должен дать им в любое время по своему усмотрению возможность использовать военную силу против любого государства, как минимум, в качестве «силового фона» для политики дезинтеграции этого государства невоенными силовыми средствами. Внешняя военная угроза должна политически выглядеть очень убедительной для того, чтобы механизмы дезинтеграции, в т.ч. внутренняя военная угроза были эффективны.

Как пишет бывший помощник Президента России Д. Рюриков (которому, безусловно, не откажешь в компетентности суждения), говоря о правящей элите США, «…если лица, принимающие решения, сочтут это необходимым, война может быть начата в любой момент»[7].

Другими словами, основное требование американской правящей элиты к своим вооруженным силам – постоянная боеготовность и способность поддержать немедленно политические решения, созданием военной угрозы для того, чтобы алгоритм стратегии дезинтеграции не встречал сопротивления у другой стороны, исключал использование ее защитных военных средств.

В этих условиях меняются представления о самом понятии «военной безопасности», которое сегодня определяется прежде всего способностью государства обеспечить защиту системы национальных ценностей с помощью средств, концентрирующихся прежде всего в качестве НЧК и его институтов. Пример переворота на Украине, в этой связи, очень показателен: там произошла одновременная эрозия НЧК и его институтов, с одной стороны, и появление иных институтов, их ускоренное развитие, наконец, превращение во внутреннюю военную угрозу существовавшей в политической системе

На всех этих этапах внешняя военная угроза со стороны НАТО, США и Евросоюза обеспечивала сильное влияние на внутриполитические процессы на Украине, вплоть до прямого диктата руководству страны. Этот диктат не позволил изначально использовать военную силу против внутренней военной угрозы, а вскоре привел к смене правящего режима и изменению политического курса. Конечный итог – реализация геополитической цели, предполагавшей не допустить интеграции Украины, России, Белоруссии и других стран.

Надо сказать, что это качество ВС США обеспечивается достаточно высоким уровнем поддержания НЧК США не только в вооруженных силах, но и науке, и промышленности, которое постоянно повышается. Не случайно, например, что в условиях отсутствия военной угрозы США их военной бюджет вырос за последнее десятилетие почти на 100%.

Снижение уровня НЧК потенциальных противников и ликвидация его наиболее эффективных институтов развития таким образом, выступает главным инструментом в реализации геополитических целей: продвижения своих ценностей и интересов в глобальном масштабе. По этому поводу известный французский аналитик Ж.-Б. Пинатель пишет следующее: «…американская политика ставит целью поддерживать постоянную нестабильность на Ближнем Востоке и в Каспийском бассейне. Цель США – тормозить экономическое развитие наших соседей путем захвата их ресурсов, нанести ущерб развитию Европы и России, лишать их рынков сбыта продукции, и, наконец, всеми возможными способами помешать созданию стратегического союза от Дюнкерка до Урала, который стал бы третьим участником системы международных отношений, способным противостоять амбициям Вашингтона»[8].

В этой связи по-новому следует рассматривать такое понятие, как «военный потенциал государства». Сегодня не существует четкой границы между «мягкой» и «жесткой» силой, между внешней опасностью и военной угрозой. Информационное, кибернетическое, культурное воздействие против НЧК и его институтов уже стало обязательной первой фазой военных действий. Национальный человеческий капитал (НЧК) в этих условиях играет ведущую роль для формирования собственно военного потенциала, которая определяется следующими обстоятельствами:

Во-первых, НЧК является главным фактором роста современной экономики и военной экономики любой страны. Это тем более верно для обрабатывающих отраслей промышленности и оборонно-промышленного комплекса (ОПК). В частности, в российском ОПК занято до 70% квалифицированных научно-технических кадров страны. К сожалению, Россия по этому показателю не входит в число стран-лидеров, стабильно занимая место в седьмом десятке государств. Лишь в последнее десятилетие заметна некоторая позитивная динамика по ряду критериев, определяющих качество НЧК. Как видно из приведенных ниже примеров, качество НЧК улучшается медленно.

Значение российского НЧК

Во-вторых, уровень развития НЧК определяет уровень развития политических и социальных институтов, способность влиять на другие государства (в форме «мягкой силы») и противостоять такому влиянию, препятствуя подготовке условий для использования военной силы («hard power» или «жесткой силы»). Граница между этими формами очень условна: переход информационного и кибер воздействия, например, в откровенно враждебную фазу является фактическим началом войны, но этот переход ведь очень условен, хотя именно в 2012–2013 годы он фактически легализован США.

В-третьих, качество НЧК предопределяет качество политической и управленческой элиты и эффективность принимаемых ею решений, снижает издержки (в т.ч. коррупционные), ускоряет реакцию, позволяет избегать крупных ошибок и просчетов. В-четвертых, качество НЧК определяет способность государства к самостоятельному технологическому развитию, которое в военной экономике является решающим фактором. Так, например, принятое решение о закупке французских вертолетоносцев «Мистраль», очевидно ошибочно, по меньшей мере, по следующим причинам:

– пока что до конца не определена роль и место этих кораблей в военной доктрине и стратегии их использования ВМФ РФ (что, кстати, уж признало МО);

– эти суда оснащены современными ВВТ, которые должны будут эксплуатироваться и обслуживаться в России. Некоторое представление о сложности такой задачи дает схема, приводимая ниже[9];

– наконец, очередная попытка зарубежного технологического «заимствования» могла бы быть оправдана, если бы такие суда невозможно было бы строить в России. Новый министр обороны был вынужден сделать на этот счет специальное заявление: «Российские заводы должны быть готовы к большим заказам со стороны Министерства обороны, так как техника, необходимая для перевооружения армии, будет закупаться за рубежом, только если иссякнут надежды на российские компании это заявление министр обороны С. Шойгу сделал в интервью телеканалу „Россия“»[10]. Он подчеркнул, что закупать за границей технику, необходимую для обороны страны, иногда быстрее, но не перспективнее. Шойгу считает, что в будущем необходимо прийти к тому, чтобы сервисное обслуживание всей оборонной техники осуществляли тоже заводы-изготовители: «И тут мы с вами говорим о большой теме, которая называется „контракт жизненного цикла“ – от постановки на вооружение и передачи нам, до утилизации. Это большая работа, потому что мы должны часть заводов Минобороны передать компаниям и крупным промышленным объединениям, которые занимаются и наукой, и опытно-конструкторскими работами, и производством техники»[11].

В-пятых, качество НЧК во многом оказывает решающее воздействие на качество вооруженных сил, темпы и качество развития ВВТ, является решающим в развитии фундаментальной науки и НИОКР. Это, безусловно, надо иметь в виду, так как сегодня именно человеческий потенциал в области фундаментальных наук и НИОКР предопределяет не только современное состояние экономики и военной мощи, но, главное, его будущее. В этом смысле инвестиции в науку и образование, в том числе военную, это самые выгодные для нации инвестиции.

К сожалению, это далеко не всегда осознается российской правящей элитой, которая недооценивает значение этих факторов в гражданской и военной областях. Так, относительная доля финансирования военных НИОКР, запланированная еще в первом десятилетии при прежнем руководстве МО, будет падать (с 22% до 16%), что совершенно неоправданно. Как, впрочем, и проведенная «реорганизация» военной науки[12], которая привела к ее деградации.

Сводная таблица по военным расходам России и структуре ГОЗ в 2010–2013 гг.

Годы

2010

2011

2012

2013

Бюджет МО, млрд руб.

1277

1521

1661

2102

Общие расходы на развитие ВС РФ (ГОЗ), млрд руб.

487

574

726

1165

% на развитие в бюджете МО

38,1%

37,7%

43,7%

55,4%

Расходы на закупку ВиВТ и модернизацию, млрд руб. (% в расходах на развитие)

380
(78%)

460
(80%)

596
(82%)

980
(84%)

Расходы на закупку новых ВиВТ
(% в расходах на развитие)

316,5
(65%)

374
(65%)

487
(67%)

816
(70%)

Расходы на модернизацию ВиВТ
(% в расходах на развитие)

63,5
(13%)

86
(15%)

109
(15%)

164
(14%)

Расходы на НИОКР
(% в расходах на развитие)

107
(22%)

114
(20%)

130
(18%)

185
(16%)

Есть и другие факторы влияния НЧК на эффективность общества, экономики, ВС и ОПК, что в конечном счете проявляется на возможностях ВКО. Если посмотреть, как это влияние проявлялось в России в последние годы, то нетрудно обнаружить, что отставание в темпах развития НЧК прямо и негативно отразилось как на возможностях Вооруженных Сил России и на качестве ВВТ, так и на эффективности ВКО. Примеров можно привести множество – от дезорганизации и псевдореформ в МО и ГШ до развала целых отраслей ОПК и, как следствие, значительном снижении эффективности ВКО.

Автор: А.И. ПодберезкинЦентр военно-политических исследований, 02.04.2014
 


[1] Путин В.В. Выступление Владимира Путина на заседании клуба «Валдай» // Российская газета. 2013. 19 октября.

[2] Там же.

[3] Составлено по: Регионы России и мира: информационно-картографический справочник / под общей редакцией В.Л. Манилова. М.: Межакадемическое издательство. «Вооружение. Политика. Конверсия», 2003. Цит. по: В.Л. Мартынов. Военная география мира в начале XXI века / URL: http://geo.lseptember.ru/view_article.php?id=200800904

[4] Более подробно их можно прочитать в URL: http://worldcrisis.ru/crisis/

[5] Хазин М. Нам нет, нет, нет альтернативы! Либерал-элита против Путина / Эл. ресурс: «Военное обозрение». 2013. 27 января / URL: http://topwar.ru

[6] Там же.

[7] Кризис миропорядка и угрозы России и миру: Аналит.-обзоры РИСИ / под ред. П. В. Гребенникова, Д. Б. Рюрикова. — М.: РИСИ, 2012. С. 10.

[8] Пинатель Ж.-Б. Россия-Европа: жизненно важный союз. Пер. с франц. М.: Книжный клуб 36.6, 2012. С. 26–27.

[9] «Мистраль» — нелепая покупка экс-главы Минобороны США / Эл. ресурс: Евразийская оборона. 2013. 31 января / URL: http://eurasian-defence.ru

[10] Техника для Минобороны должна производиться в России, считает Шойгу / Эл. ресурс: Военное обозрение. 2013. 25 января / URL: http://topwar.ru

[11] Там же.

[12] Вооруженные Силы Российской Федерации: модернизация и перспективы / под ред. И. Коротченко. М.: Национальная оборона, 2010. С. 279.