Национальная стратегия России и евразийская интеграция

Нынешняя узкая трактовка евразийской интеграции, как интеграции России, Белоруссии и Казахстана, и краткосрочные цели, которые в этой связи ставятся, не вполне отвечают стратегическим задачам развития России. Необходима реальная стратегия евразийской интеграции, охватывающая пространственно всю Евразию от Лиссабона до Владивостока, а также АТР, и все области возможного сотрудничества, приоритетом в которой должно быть опережающее развитие восточных регионов России.
 
Это происходит из-за того, что последние 25 лет мы откровенно «не любим идеологию» и ко всем политическим и экономически вопросам, включая создание Евразийского союза, подходим сугубо прагматично, нередко уходя в детали, переставая видеть главную цель. За этим прагматизмом, на самом деле, скрывается отсутствие долгосрочной стратегии национального развития и эффективной тактики реализации этой стратегии, в т.ч. мобилизации ресурсов, выделение приоритетов и создание эффективных механизмов их реализации. Как справедливо заметил В. Путин, выступая в сентябре 2013 года на «Валдайском форуме», «После 1991 года была иллюзия, что новая национальная идеология, идеология развития, родится как бы сама по себе. Государство, власть, интеллектуальный и политический класс практически самоустранились от этой работы, тем более что прежняя, официозная идеология оставляла тяжелую оскомину. И просто на самом деле все боялись даже притрагиваться к этой теме. Кроме того, отсутствие национальной идеи, основанной на национальной идентичности, было выгодно той квазиколониальной части элиты, которая предпочитала воровать и выводить капиталы, и не связывала свое будущее со страной, где эти капиталы зарабатывались[1].
 
Как следствие, отсутствует и долгосрочное планирование. Но, что еще более важно, в результате у элиты нет понимание общей цели развития нации, сами действия носят противоречивый и непоследовательный характер. Это не может не сказаться не только на эффективности стратегии евразийской интеграции, но и на привлекательности России как будущего центра силы в Евразии и ее модели государственного, политического и социально-экономического устройства, способной конкурировать с другими центрами силы и моделями. По этому поводу Н. Злобин заметил: «СССР уже нет, а Россия, на мой взгляд, создала не просто непривлекательную, а отталкивающую модель внутреннего развития и продолжает двигаться в этом направлении…
 
… Роль и влияние страны сегодня все больше определяются тем, как создаваемые ею модели развития воспринимаются другими. Не может не тревожить то, что политическое развитие России сегодня вызывает немалое отторжение в мире, даже у тех, кто потенциально мог быть ее союзником»[2].
 
Можно, конечно, игнорировать его оценку, но  представляется, что, к сожалению, в ней есть доля истины: Россия, претендуя на роль центра евразийской интеграции и цивилизационного лидера, обязана стать и идеологическим лидером со всеми вытекающими из этого вывода последствиями. Предложить, прежде всего, привлекательную и эффективную модель развития, ориентированную на развитие национального человеческого капитала.
 
Очевидно, что в переломные периоды истории, особенно «фазового перехода» не только наций и государств, но и человечества нужен системный, а не упрощенный макроэкономический подход к стратегии национального развития, в котором отражены как экономические, так и социально-политические и иные реалии. Причем не абстрактно-теоретически, а на основе фундаментальных национальных исторических, культурных и духовных ценностях. О чем, кстати, также на Валдае сказал В. Путин: «… в конце концов, и экономический рост, и благосостояние, и геополитическое влияние – это производные от состояния самого общества, от того, насколько граждане той или иной страны чувствуют себя единым народом, насколько они укоренены в этой своей истории, в ценностях и в традициях, объединяют ли их общие цели и ответственность. В этом смысле вопрос обретения и укрепления национальной идентичности действительно носит для России фундаментальный характер»[3].
 
Пока что это справедливое замечание Президента России не находит отражения в реальной российской политике. И соответственно, в реалиях интеграции. Как видно из разработки российских исследователей, страны бывшего СССР отнюдь не являются самым предпочтительным местом (выбором) для жителей Евразии.
 
Скажите, в какую из перечисленных стран Вы лично хотели бы поехать на учебу, с образовательной целью  (или отправить на учебу своих детей)? [группировка ответов по трем категориям стран]
 
Значимым моментом является практика взаимодействия с другими странами, связанная с образовательными и познавательно-туристическими интересами. И здесь территория постсоветского пространства не обладает особенными конкурентными преимуществами перед Евросоюзом или наиболее часто упоминаемыми странами остального мира.
 
В 2012 году лишь в Казахстане доля ответов «Страны бывшего СССР» (32%) превышала доли ответов, приходящиеся на каждую из двух остальных категорий (27% на страны Евросоюза и 31% на остальные страны), но это превышение не являлось статистически значимым[4].
 
В отличие, например, от аналогичного периода реформ первой половины XV века, когда Иван IV системно подошел к проблеме развития страны, по сути одновременно и в короткие сроки осуществив реформы по нескольким стратегическим направлениям:
 
– укрепил центральную власть, приняв царский титул «Государя Всея Руси», создав механизмы центрального управления («приказы»);
 
– создал систему взаимоотношения со всем обществом (Земские соборы) и на её основе механизмы управления;
 
– проанализировав, проводя своего рода «аудит» имеющиеся ресурсы страны, четко определив возможности государства;
 
– кодифицировав нормы и законы («Стоглавый собор»), создав уложения и в короткие сроки сделав его правовой основой деятельности государства;
 
– консолидировав и описав элиту государства (создав список «1000 фамилий»);
 
– но, главное, создав единую духовно-идеологическую основу общества, – сделав православие не только религией, но и нравственно-духовной (идеологической) основой общества, т.е. по сути сделав российский народ нацией.
 
Эта системные и одновременно радикальные меры в очень короткие исторические сроки позволили состояться России как государству, а народу  превратиться в нацию, следствием чего стала политика общественной и экономической модернизации страны.
 
К сожалению, российской правящей элите этого сделать не удалось  даже за два десятилетия: развал СССР так и не привел к созданию нации, объединенной общими идеями и целями, системой ценностей и четкими национальными интересами. Нельзя сказать, что и по другим направлениям – экономики, праву, общественному устройству и т.д. – удалось многого добиться. Прежде всего потому, что в отличие от Ивана IV, у которого была идеология Москва – III Рим, основа православия) и тщательно продуманная тактика подготовки реформ (описание, изучение, принятие решений и их быстрая реализация), у правящей элиты не было ни идеологии, ни анализа, ни воли реализовывать свои же решения. Поэтому результаты ее деятельности в конце ХХ – начале XXI века оказались совершенно не сопоставимыми с результатами правления первого периода Ивана IV.
 
Говоря сегодня о политике евразийской интеграции, мы также видим нерешенные принципиальные вопросы, часть которых даже не ставится (пространственное расширение интеграции до всей Евразии и АТР или развитие неэкономического сотрудничества), часть – только обозначены с огромным опозданием (опережающее развитие восточных регионов), а часть – очень медленно и непоследовательно решаются.
 
Между тем для всего общества, в том числе и для бизнеса, важны и долгосрочный прогноз, и долгосрочное планирование, и, конечно, оценка, политических рисков, которые должны основываться на общенациональной системе ценностей и национальных интересах, т.е. на идеологии. Если этого нет, то в реальности происходит их подмена чужой системой ценностей и чужими интересам. Что мы и наблюдаем сегодня.
 
Необходимо посмотреть на проблему Евразийской интеграции более широко, нежели просто как интеграцию России, Казахстана и Беларуси (Киргизии и, может быть, еще нескольких стран). Что под этим следует понимать, на наш взгляд, хорошо иллюстрирует цитата из концептуального выступления В. Путина сделанного еще в октябре 2011 года, но, к сожалению, сразу же фактически забытая «Мы предлагаем модель мощного наднационального объединения, способного стать одним из полюсов современного мира и при этом играть роль эффективной связки между Европой и динамичным Азиатско-Тихоокеанским регионом»[5].
 
Можно в этой связи выделить несколько ключевых проблем, которые расширяют наше представление о значении евразийской интеграции. И первая из них – это наличие в современном мире двух полюсов силы. На одном полюсе – полуторамиллиардный Китай, с душевым доходом примерно 5 тыс. долларов. Китайское правительство не боится планировать к 2020 году увеличение ВВП на душу населения с 5 тыс. до 30 тыс. долл., что будет означать грандиозное, шестикратное умножение ВВП страны, который уже сегодня составляет 10% мирового ВВП.
 
При этом надо понимать, что эти заявления отнюдь не благие пожелания. В политике всегда есть два подхода: «perseptions» – представление и «capabilities» – возможность. Реальная политика всегда базируется на оценке возможности, а не на словах и декларациях. Китай, как и Америка, за последние 10 лет резко увеличили свои военные расходы. Только США увеличили с 300 млрд. долл. до 700 млрд. долл., более чем в 2 раза, а Китай почти в 4 раза. Учитывая, что китайцы ведут скрытую политику военных расходов, можно вполне прогнозировать, что по объему военной модернизации КНР вскоре займет первое место в мире.
 
Второй полюс силы – США и Европа, с населением в 500 млн чел. и с 20% мирового ВВП и эти показатели, на наш взгляд, будут сохраняться. Фактически, Европа после Лиссабонского саммита стала конфедерацией – государством с единой скоординированной внешней политикой. Этот центр силы сегодня опирается не только на технологическое превосходство и почти половину мирового ВВП, но и созданную им систему эффективного военно-политического и торгово-экономического сотрудничества, во многом общую либеральную систему ценностей, единую финансовую и логистическую систему. В современном виде эта система представлена в форме двух дуг (иногда называемых не случайно «челюстями») – Транстихоокеанского и Трансатлантического партнерства (ТТП и ТАП), – охватывающей восточные и западные фланги Евразии.
 
Эта же система активно продвигается и на севере Евразии (Арктике), на юге (Пакистан – Индия) и в Центральной Азии, создавая по сути действенный механизм контроля над всей Евразией. Если на западной ее части (в Западной, Центральной и, отчасти, Восточной Европе) эта система уже создана, то в восточной и южной частях Евразии она ускоренно завершает свое формирование.
 
Говоря о Евразийской интеграции, как правило, сегодня подразумевают ресурсно-сырьевые программы, транспортные коридоры и обработку минерального и энергетического сырья. Однако сырья в России осталось не так уж (много, разведанные запасы во многом уже использованы, а разведка новых фактически не ведется), транспортные коридоры при отставании в экономическом развитии превращается в «проходные дворы» между Западом и Востоком, а евразийское экономическое сотрудничество – в торговое сотрудничество, где реальным результатом пока что можно считать только создание Таможенного союза России, Белоруссии и Казахстана. При том, что даже в обоих союзных государствах одновременно идут сложные политические и идеологические процессы, нередко несущие на себе антироссийский отпечаток.
 
Очень медленно проходит и важнейший процесс осознания в российской элите приоритетности для интеграции в Евразии и АТР роли развития восточных регионов страны, который сопровождается непоследовательной и в основе своей неолиберальной финансово-экономической политикой «уравнивания» восточных регионов с другими регионами страны. Исключительно важная политическая и военная роль восточных регионов очевидно пока недооценивается, а их экономическая роль (имеющая огромное значение для переноса центра активности на восток страны) пока что сводится к экономической политике по интенсивному и малоэффективному использованию природных ресурсов. Между тем большая ошибка полагать, что в Сибири и на Дальнем Востоке огромное количество неразведанных и неиспользованных ресурсов. По самым оптимистичным оценкам ряда экспертов, разведанных ресурсных запасов хватит еще на 15–20 лет. Также существует проблема таких ресурсов, как пресной воды, биоресурсов, минерально-сырьевых ресурсов, которые не безграничны не только в мире, но и в восточных регионах России.
 
Все это важно видеть в геополитическом евразийском контексте, ведь в итоге Россия оказывается зажатой между двумя мощными центрами силы, двумя «челюстями». С одной стороны, нового экономического и военно-политического гиганта, которому необходимы ресурсы (через 20 лет Китай уже будет потреблять порядка 60% мирового сырья угля, чугуна, руды, т.е., как минимум 15% мирового запаса энергетики). С другой стороны, США и Европа, фактически превратившаяся в одно государство, пусть пока конфедеративное. (Мы полагаем, что ряд кризисных проблем, возникших сегодня в европейском сообществе решатся эффективно, в том числе путем создания наднациональной Конституции, Европейского банка и единой внешней и военной политики подконтрольной ТАП во главе с США).
 
Вопрос состоит в том, что делать России в сложившейся ситуации, даже при наличии своего сырья, своей энергетики, транспортных коридоров и т.д. Рассматривая эту проблему, необходимо понимать, что уже сейчас возникают проблемы в связи с претензиями некоторых государств на глобальные ресурсы. Они уже не считаются среди ряда политиков собственностью нации и суверенных государств.
 
Очевидно, что без создания некого объединительного центра, никакой Европейско-Азиатско-Тихоокеанской модели сотрудничества с российским ядром не получится. При условии объединения потенциалов ближайших соседей, таких как Украина, Белоруссия, Казахстана появляется шанс создания союза государств, с населением в примерно 300 млн человек, с ВВП уже не 3%, а 4,5–5, и который уже может претендовать на то, чтобы выжить, стать ядром будущего центра силы, но не самим ценном силы. Для того, чтобы стать реальным центром силы, способным конкурировать с Китаем, исламскими государствами, ТАП и ТТП, это ядро должно привлечь к себе союзников и партнеров, сделавших сознательный выбор в его пользу. Это могут быть как европейские государства, недовольные Евросоюзом и США (прежде всего тяготеющие к восточноевропейской православной цивилизации), так и светские азиатские государства и некоторые страны восточной Евразии и АТР.
 
И для этого есть основания. Как свидетельствует пресса, за интересованность в переговорах с ТС проявило уже более 30 государств. Не случайно, что ресурс политической интеграции по-прежнему огромен, но используется он крайне скупо, с излишней осторожностью. Между тем, как отмечают эксперты, «Если в социокультурной и экономической сферах налицо существенная дифференциация взглядов и настроений относительно предпочтительных векторов притяжения, то в политической (особенно военно-политической) сфере наблюдается сравнительное единство мнений. Практически во всех странах постсоветского пространства большинство населения в вопросах политической дружбы и военной взаимопомощи ориентируется на другие страны СНГ. Исключение составляют Грузия и Азербайджан, значимо ориентированные, соответственно, на США и Европу в случае Грузии и на Турцию – для Азербайджана»[6].
 
Какие из перечисленных стран, на Ваш взгляд,  являются дружественными для нашей страны (на поддержку которых в трудную минуту можно рассчитывать)? [группировка по трем категориям стран]
 
 
Еще одна проблема, которую нельзя обойти вниманием: хотим мы этого или нет, но военная сила во внешней политике по-прежнему является решающим фактором. Сегодня, Россия по одному фактору ядерных сил сдерживания, претендует на звание великой страны, что, в общем пока, обеспечило сохранность ее суверенитета. Но у нас нет других атрибутов великой державы, кроме как еще, пожалуй, территории и объемов природных ресурсов. При условии сохранения таких тенденций как рост конфликтов и их интенсивности, роли наукоемких технологий и т.д., у экономических и военных лидеров (США, Китай) вновь появляется возможность использовать военную силу, как инструмент внешней политики. В этой связи возникает проблема четкого определения характера и масштабов существующих и будущих угроз в мире и Евразии, разработка соответствующей адекватной военной доктрины и программ строительства В и ВТ на долгосрочную перспективу в 20, 30 и даже 50 лет. Реальность такова: военная сила будет сохранять свое значение, но сами В и ВТ, а также способы их применения будут стремительно меняться уже в ближайшем будущем. Учитывая, что Россия не может выделить сопоставимый с США и КНР объем ресурсов на оборону (они будут в 10–12 раз меньше), необходимо четко определиться какие именно В и ВТ нужны и в какие сроки они должны поступить в Вооруженные силы.
 
Уже сегодня ясно, что опираться только на мощь СНР недостаточно. Нужны эффективные системы Воздушно-космической обороны, средства для ведения сетецентрических, кибернетических и информационных войн. Причем они могут создаваться только на основе национальной фундаментальной и прикладной науки, ОКР и в отечественном ОПК.
 
Нельзя не затронуть проблему, так называемого фазового перехода, т.е. перехода в новое качество человечества, происходящую сегодня. Если говорить коротко, то по сути дела идет борьба за цивилизационное лидерство и продвижение своих ценностей в условиях качественного перехода, как в экономике, так и в вопросах, касающихся общественного устройства. С точки зрения научно-технической, мир сегодня находится в преддверии 6 уровня развития, где решающую роль и с экономической точки зрения, и с социальной будут играть биоинформатика, наука о человеке и т.д. Что же касается России, то она, на наш взгляд, застряла где-то между 4 и 5 уровнем индустриального доинформационного этапа развития. Очевидно, что в недалеком будущем появятся совершенно новые угрозы, о которых мы пока всерьез не говорим. Если Россия не впишется стремительно в новый уклад, то она не будет иметь никаких перспектив и так и останется сырьевым придатком.
 
Пока же Россия в своей экономической стратегии (если так можно говорить о господствующих макроэкономических либеральных моделях), по-прежнему, концентрируется на экспорте сырья, неэффективном  использовании энергоресурсов, что совершенно не вписывается в новое мироустройство. И, естественно, не дает России дополнительных преимуществ в процессе евразийской интеграции. Так, очевидно, что сырьевая ориентация России малоперспективна с точки зрения интеграции в Евразии и АТР, ограничивая возможности нашей страны узким спектром сырьевых отраслей, расположенных в Сибири и на Дальнем Востоке. Между тем существует очевидная и прямая зависимость между темпами роста ВВП и темпами увеличения национального человеческого капитала (НЧК), которая в несколько упрощённом виде может быть сведена к следующим двум тенденциям:
 
– во-первых, в развитых странах основной прирост ВВП (до 85%) обеспечивается за счёт увеличения НЧК. Прежде всего потому, что доля НЧК в национальном богатстве той или иной страны составляет не менее 75%. Остальные 25% приходятся на материальные активы и природные ресурсы. Соответственно, если вы хотите увеличить ВВП, то увеличивать надо самую большую часть, а потом уже – остальные – заводы, технологии, добычу ресурсов;
 
– во-вторых, как доказали недавно английские и немецкие учёные, увеличение на один пункт в усреднённом уровне IQ населения страны означает увеличение душевого ВВП на 229 долларов, а каждый дополнительный пункт в оценке IQ 5% (при всей условности и спорности этих тестов) увеличивает душевой ВВП уже на 468 долларов.
 
Из этого можно сделать достаточно простые и однозначные выводы:
 
Первое. Увеличение темпов ВВП России возможно и реально при росте НЧК и его основных показателей – прежде всего уровня образования, культуры и науки. Достаточно сказать, что средний IQ кандидатов наук – 125, специалистов с высшим образованием – 114, неполным высшим – 105–110, а офисных работников и квалифицированных рабочих – 100. Таким образом, чем больше специалистов с высшим образованием, а тем более «остепенённых», есть у нас в стране, тем выше душевой доход и темпы роста ВВП. Собственно это подтверждает и тот факт, что именно уровень образования позволяет России находиться на 55 месте по индексу развития человеческого потенциала (ИРЧП) в мире, несмотря на такие низкие ключевые показатели, как продолжительность жизни и душевой ВВП.
 
Важно отметить и тот факт, что не случайно именно образование стало приоритетом № 1 в США в 80-е годы XX века, а сегодня в Японии планируют добиться всеобщего высшего образования к 2050 году. На этом фоне странно выглядит российская политики в области высшего образования и заявления (например, М.Прохорова) о том, что нам «не нужно столько выпускников вузов».
 
Второе. Именно 5% населения, которые относятся к креативному классу, а именно – учёные, преподаватели, деятели культуры, «интеллектуалы» всех мастей являются основной силой развития современной экономики. Именно этот творческий («креативный») класс должен находиться в центре внимания общества и элиты страны. В России же сегодня наблюдаются две крайности, ни одна из которых не отражает реалий. Первая – «причисление» к этому классу только творческих работников в области культуры, либо игнорирование этого класса вообще как такового.
 
Третье. Принципиальное значение в этой связи приобретает формирование такой национальной стратегии, которая ставила бы в качестве самой приоритетной цели опережающие темпы развития НЧК страны в целом и её творческого класса, в частности. Именно эта цель (а не пресловутые инновации и технологии) является ключом к пониманию перспектив развития не только современного общества, но и экономики. Иначе говоря, любые усилия государства и общества по увеличению НЧК страны и её «креативного» класса по определению будут успешны. Деньги будут вложены эффективно. И главный объект инвестиций – человек. И, наоборот, – все попытки игнорировать эти закономерности, в т.ч. и путём «технологических» и иных (общественных, идеологических) заимствований, приведут лишь к стагнации. Что мы и наблюдаем сегодня.
 
Сказанное имеет принципиально важное значение для будущей политики интеграции России в Евразии и АТР, где ее экономические позиции не только несопоставимы по масштабам со странами-лидерами, но и имеют очевидно сырьевую структуру. Так, странам АСЕАН принадлежит сравнительно скромное место во внешнеторговых связях РФ (до 1,7% совокупного российского экспорта товаров и до 2,5% импорта товаров). Менее всего эти страны востребованы как рынки для услуг российского происхождения (0,9% совокупного экспорта). Российский же импорт услуг оттуда втрое выше (2,7% от совокупного объема). В 2000-х годах развивается тенденция к сокращению положительного сальдо и появлению дефицита в торговле со странами АСЕАН и АТР, где во все большей степени доминировали энергоресурсы.
 
Среди главных системных препятствий развитию торгово-экономических связей со странами АТР, являлась однобокая структура российского экспорта с очевидным и явным уклоном в сырьевые товары и полуфабрикаты, отражающая диспропорции всей экономики. Во многом сказываются и неоправданно высокие издержки, связанные с доставкой товаров, выполнением таможенных и прочих бюрократических процедур и т.п. Играют свою роль и торговые барьеры, и меры торговой политики, включая тарифные и нетарифные меры.
 
Главным направлением современного развития в экономике и социальной жизни наций, государств и цивилизаций является развитие национальных человеческих потенциалов[7]. Это в полной мере справедливо и для стратегии интеграции в Евразии и АТР. В отличие от известных индексов развития человеческих потенциалов (ИРЧП), рассчитываемых ПРООН с 1990 года, это потенциал всей нации, а не «усредненного» индивида. Он определяется не только объемом среднего душевого ВВП, уровнем образования, продолжительностью жизни как ИРЧП, но и уровнем развития науки, культуры, духовности, а в целом качеством нации, ее историй и традиций, т.е. накопленным национальным человеческим капиталом.
 
Нам совершенно необходимо пересмотреть существующих стратегию модернизации, ориентированную не на развитие нации, а абстрактные заимствования «инноваций». Мы существенно отстали по всем индексам, основным показателям. И, прежде всего, для начала это надо хотя бы признать. Последняя концепция модернизации, основа которой – технологическое заимствование, провалилась, о чем было официально заявлено. В чем суть системной ошибки? Любые чужие, заимствованные технологии – это отставание на 15–20 лет, а военные технологии – 25–30 лет. К примеру, уже на протяжении 20 лет в США создаются новые системы противоракетной обороны и стратегических наступательных вооружений, но их необходимо разрабатывать на стадии фундаментальное и прикладной науки, НИОКР, а это еще, как минимум, 20–30 лет. В России в этой области практически отсутствуют современные разработки, реализуются еще советские возможности конца 80-х годов, в результате чего, например, авиапарк гражданской авиации состоит уже только на 7% из отечественных самолетов.
 
Концепция «инновационного» развития, основанная на внешних заимствованиях (в технологиях, фундаментальной науке, образовании и т.д.) не просто ошибочна, но и понесла уже огромный вред главному фактору развития – НЧК. В области станкостроения, например, номенклатура станков при СССР насчитывала 70 тыс. наименований, а сегодня – менее 2 тыс. В области наук – мы видим развал РАН, образования, непродуманные реформы высшей школы, сомнительность ЕГЭ и т.д.
 
Необходимо понимать, что в сегодняшних реалиях решающим фактором, влияющим на увеличение национального богатства, мощь, в т.ч. военную, государства становится национальная стратегия опережающего развития человеческого потенциала. Применительно к евразийской интеграции это должно быть опережающее развитие НЧК восточных регионов, где должны быть приняты самые экстренные меры по исправлению количественных (демографических) и качественных показателей НЧК.
 
Наконец, последний, чрезвычайно важный тезис – проблема создания наднациональных институтов, обеспечивающих функционирование социального потенциала евразийской интеграции. Необходимо создавать евразийские партии, общественные организации, евразийские системы образования, культуры и искусства. Не стоит забывать о том, что у нас пока еще сохранилось единое культурное, информационное и образовательное пространство.
 
Смена элит, когда к руководству государствами приходят новые люди, ничем не связанные с советским прошлым, и общим наследием, и появление мотивированных эгоистично национальных элит, действующих дезинтеграционно, требует существенных противовесов. Таким противовесом должны стать различные наднациональные институты, общественные механизмы «мягкой силы». Необходимо сознательно формировать такие наднациональные евразийские институты. Именно они могут положительно повлиять на эгоизм национальных элит, которые по большому счету никогда не будут заинтересованы в развитии процесса евразийской интеграции.
 
Подводим итоги вышесказанному. Прежде всего, России нужна единая стратегия национального развития, основанная именно на евразийской интеграции вокруг российского «ядра», как перспективная российская и евразийская (европейская и азиатская) идея, поскольку многие уже разрабатываемые концепции зачастую не учитывают целый ряд важных факторов.
 
Второе – необходимо отредактировать все нормативные документы, которые лежат в основе российской политики, начиная от концепций внешней политики, Стратегии национальной безопасности, военной и морской доктрин и социально-экономического развития, объединив их общей идеологией развития нации. В России более 200 федеральных стратегий, региональных, отраслевых, которые между собой никак не связаны.
 
Третье – надо сознательно создавать институты гражданского общества, развивать национальные институты гражданского общества в области культуры, информации, образования по «евразийской схеме». Иначе, национальные элиты не заставить ориентироваться на общие для Евразии проблемы и вопросы безопасности.
 
И, наконец, стране необходима срочная «интеллектуализация» и реиндустриализация. Надо понимать, что у нас есть не более 3–5 лет, чтобы завершить только еще намеченный процесс восстановления экономики. Это возможно сделать только при мобилизации интеллектуальных и духовных ресурсов нации. Это же справедливо и для экономики, где особенно актуальной эта проблема становится в связи со вступление в ВТО. Модернизировать отрасли необходимо на интегрированной основе, со всеми евразийскими партнерами, и что принципиально – не только с Казахстаном и Белоруссией, но и другими евразийскими государствами – от Индии и Вьетнама до Греции и Германии.
 
____________
 
[1] Выступление Владимира Путина на пленарной сессии клуба «Валдай» // РИА-Новости. 2013. 21 сентября  / http://ru-an.info/news
 
[2] Злобин Н. О моделях // Российская газета. 2013. 21 августа. С. 3.
 
[3] Выступление Владимира Путина на пленарной сессии клуба «Валдай» // РИА-Новости. 2013. 21 сентября  / http://ru-an.info/news
 
[4] Интеграционный барометр ЕАБР-2013 // ЦИИ ЕБР. 2013. С. 24.
 
[5] Путин В.В. Новый интеграционный проект для Евразии – будущее, которое рождается сегодня // Известия. 2013. 3 октября.
 
[6] Интеграционный барометр ЕАБР-2013. Аналитическое резюме // ЦИИ ЕБР. 2013. С. 18.
 
[7] См. подробнее: Подберезкин А.И. Национальный человеческий потенциал. Т. I–IV. М.: МГИМО(У). 2011–2013 гг.