Политических лидеров, которые надменно считают, что могут кардинально перекроить культуру своих стран, неизбежно ждёт провал[1]

С. Хантингтон, американский политолог

Очень важно определить степень значения и влияния той или иной ЛЧЦ на МО в мире не только с точки зрения значения влияния той или иной конкретной цивилизации в развитии человечества, но и с точки зрения воздействия ЛЧЦ на формирование конкретного сценария развития МО и ВПО. Действительно, если цивилизационное влияние сильно, то и преодолеть его можно только с помощью такого же цивилизационного влияния. Так, очевидно, что так называемая «санкционная политика» в отношении России – от политики силы в ООН и в информационном пространстве, в спорте в военно-технической области и т. д. – носит откровенно цивилизационно-коалиционный характер. В ней участвуют не только военные союзники США, но и Финляндия, Австрия, Австралия и другие страны, включая нейтральную Швейцарию.

 [2]

[3]

Then we use the SDG module to calculate our estimate of the extent to which the 17 SDGs will be achieved in that scenario. And then we use the PB module to estimate the resulting pressure on planetary boundaries.

The information challenge is that this leads to 17 conclusions for 7 regions, plus 9 conclusions for the world as a whole. That is 128 numbers in total, and much too much for an effective discussion of global policy. Thus we have to define two aggregate measures of system performance, to make it simpler to discuss the relative merit of different scenarios and different policy interventions. The two measures are the SDG success score (by region) and the safety margin (for the planet as a whole).

The SDG success score measures the extent to which the sustainable development goals (SDGs) are achieved, on a scale from 0 (no achievement at all) to 17 (full achievement of all goals). We calculate the SDG success score for every year from 1970 to 2050, for each of the seven regions, and also compute a global average score, weighing the regions by population.

The safety margin measures the gap between man-made pressure on the ecosystem and our estimate of the sustainable carrying capacity of the planet. The safety margin is given on a scale from 9 (little pressure on all of the 9 planetary boundaries, and hence "full" safety margin) to 0 (when the human pressure has pushed the boundary to red, high-risk zone for all 9 of them, so there is "zero" safety margin). The safety margin should be thought of as the margin of safety between current human pressure on the planet and the maximum pressure that can be handled by the planet in a sustainable manner. If it is 9, Earth's systems are in safe operating space (as stable as they were during the Holocene). If it is 0, Earth is operating in very high-risk zone for serious impacts or destabilisation of life-supporting systems, and hence high risk for human societies.

* * *

Эта степень, по мнению некоторых, включая З. Бжезинского, С. Хантингтона, может быть очень высокой, прежде всего, потому, что именно ЛЧЦ создают основу для новых центров силы и военно-политических коалиций, которые, в свою очередь, стали главными факторами формирования МО в мире в начале нового века[4]. При этом именно фундаментальные факторы развития предопределяют становление и мощь будущих цивилизаций, центров силы и коалиций. Как справедливо заметил В.В. Путин 1 ноября 2018 года на Всемирном русском соборе, «вес и влияние полюсов будущего развития» будет определяться, прежде всего, «их экономической, культурной, научной, духовной и человеческой основой, потенциалом»[5].

При таком политическом подходе к роли ЛЧЦ происходит отказ от метода простого финансового или экономического сравнения и сопоставления разных государств и, тем более, оценки степени развития наций и разных культур. Мир, вся система МО и ВПО, рассматривается как совокупность, а не неизбежное противостояние локальных культур отдельных цивилизаций. Именно такая совокупность в итоге и определяет доминирующий в настоящее время путь развития всей человеческой цивилизации. В том числе и международной, и военно-политической обстановки (МО и ВПО), которые являются прямым следствием такого развития[6]. Проблема, однако, в том, что политические элиты ряда таких цивилизаций и их коалиций основывают свои оценки МО на противоборстве цивилизаций и неизбежности развития силового противоборства их военно-политических коалиций.

Причем – что особенно важно – эти ЛЧЦ и их экономики, как и их военно-политические коалиции (или «протокоалиции», существующие не только в форме союзов, но и, как БРИКС, в форме клубов), развиваются и будут развиваться во все большей степени неравномерно. Подобная неравномерность предполагает неизбежно и неравномерность развития военных потенциалов государств и конкретных военно-политических коалиций государств, объединенных на базе ЛЧЦ. Подобная неравномерность в развитии военных потенциалов ЛЧЦ, как правило, хорошо иллюстрируется на примере роста ВВП отдельных стран-лидеров таких ЛЧЦ и их коалиций (что, однако, отнюдь не означает механического совпадения темпов экономического роста и военной мощи коалиций)[7].

Как видно из примера темпов развития ВВП отдельных стран, взятых во временном отрезке до 2050 года, сделанных авторитетной консультативной фирмой, экономическая мощь (и военные потенциалы) отдельных стран и ЛЧЦ будут расти темпами более высокими и/или менее высокими, чем в среднем в мире. Это означает, что в относительно длительном периоде изменения в соотношении военных потенциалах неизбежны, что также неизбежно повлечёт за собой изменение в их военно-политических возможностях, а это, в свою очередь, повлечёт за собой вероятные изменения в намерениях правящих элит таких государств, ЛЧЦ и их коалиций. Наконец, эти изменения в политических намерениях неизбежно отражаются на поиске новых средств силовой борьбы и способах их применения.

Очень наглядно эта логическая цепочка уже реализовалась в политике КНР и Индии, а также ряда других государств, которые уже пересматривают свои политические цели и основные положения военной политики по мере роста экономической мощи. Так, военные потенциалы этих государств уже не только количественно, но и качественно становятся вполне сопоставимыми с военными потенциалами прежних лидеров ЛЧЦ – США и России. Эту логику можно представить себе следующим образом.

На самом «верху» этой логической цепочки находятся отношения между ЛЧЦ и новыми центрами силы. Именно эти отношения во многом предопределяют будущее состояние МО, а соотношение их экономических и военных сил становится во многом главным критерием, характеризующим современное состояние МО. Поэтому во втором десятилетии нашего века становится жизненно важно максимально точно определить направленность вектора и темпы  развития всей человеческой цивилизации, который во многом является совокупностью взаимовлияния развития основных ЛЧЦ и их отношений, формирующих МО.

Во втором десятилетии ХХI века этот вектор отношений между ЛЧЦ, центрами силы и их коалициями приобрел очевидно конфликтный характер, направленный, с одной стороны (западной ЛЧЦ), на силовое удержание современного состояния контроля над финансово-экономическими и военно-политическими мировыми системами, а с другой стороны (ЛЧЦ и новых центров силы), на реформирование этого состояния в более справедливый порядок. Степень политического и цивилизационного влияния ЛЧЦ и, прежде всего, стран-лидеров на процесс формирования МО в мире становится одним из решающих критериев[8].

На мой взгляд, степень влияния разных ЛЧЦ и их коалиций – очень разная. Если западная ЛЧЦ демонстрирует постоянное усиление своего влияния в мире, что очень хорошо видно на примере поведения этой коалиции в конфликтах в Югославии, Афганистане, Ираке, Ливии, Сирии, на Украине, наконец, в отношении антироссийский санкций, то влияние российской ЛЧЦ постепенно ослабевает, а китайской ЛЧЦ, напротив, усиливается. Как усиливается (не всегда заметно) влияние и индийской, и исламской ЛЧЦ в мире. В результате развития этих процессов формируется принципиально новая основа для будущей МО, которую условно, можно представить следующим образом.

В свою очередь направленность и динамика развития той или иной системы МО задает основные параметры (темпы, обязательства и т.п.) для формирования будущей ВПО[9]. Так, стремление западной ЛЧЦ сохранить военно-силовыми средствами и способами свой контроль в мире, (т.е. в МО) неизбежно будет инициировать военные и иные конфликты, т.е. формировать систему противостояния в ВПО. Что и происходит в настоящее время и будет усиливаться в будущем, создавая новую глобальную и региональные ВПО и их производные – стратегическую обстановку, военные конфликты и различные по своему характеру и масштабу войны[[10]. Так, администрация Д.Трампа сознательно, решительно и быстро уничтожает как институты сотрудничества в военно-политической области, так и договоренности, правовые основы и основы мирного сосуществования в рамках ВПО.

Поэтому очень важно адекватно оценить влияние ЛЧЦ на МО и, как следствие, – на формирование будущей ВПО. Существующая тенденция развития МО на основе проведения западной ЛЧЦ политики «силового принуждения» объективно противоречит формирующимся новым реалиям, которые будут вступать с ней в неизбежное противоречие. Противоречие, которое изначально ведёт к военно-силовым конфликтам.

Надо сказать, что конфликт между российской и западной ЛЧЦ существует очень давно, утихая и разгораясь иногда с яростью военных действий. Это – цивилизационный межвидовой конфликт, когда «одна часть» Европы пытается уничтожить «другую часть» (православно-славянскую), чтобы доказать, что только она и именно она имеет право называться «цивилизацией» Европы, а именно европейской ЛЧЦ. Суть конфликта на Украине заключается именно в этом: после того как все остальные (польские, чешские и пр.) нации были интегрированы, поглощены западной ЛЧЦ, осталась только русская ЛЧЦ, которую нужно ассимилировать и уничтожить.

Повторюсь, что такая политика – не новая черта в политике Запада, которая стабильно и систематически проявлялась с конца первого тысячелетия нашей эры, например, в вытеснении славян на восток Европы, уничтожении Византии, преследовании православия. Русский мыслитель Н.Я. Данилевский еще в XIX веке изложил свои взгляды в книге «Россия и Европа», где он подвергнул критике европоцентристскую схему развития человечества. Линейно-прогрессистской перспективе (т.е. современной западной ЛЧЦ) он противопоставил мультикультурную концепцию исторического процесса. (Которую в наших условиях можно обозначить как неравномерность развития ЛЧЦ). Мыслитель отказался от идеи единой общечеловеческой задачи, реализуемой в ходе исторического развития народов, как это было у Г. Гегеля. Для него история плюралистична, т.е. развивается в направлении развития соревнования между ЛЧЦ.

Выступая против европоцентристской схемы понимания истории культуры, ученый выдвигал теорию культурно-исторических типов, рассматривал законы их развития, отстаивал уникальность и важность вклада в мировую историю каждой культуры. Н.Я. Данилевский писал об односторонности теории линейного прогресса истории человечества, отвергал претензии европейской цивилизации на роль культурного эталона и представление о странах Востока как сфере культурного застоя и косности. (Сегодня то же самое можно сказать о США).

Он выделил несколько самобытных цивилизаций или культурно-исторических типов:

1) египетский,

2) китайский,

3) ассировавилоно-финикийский, халдейский, или древнесемитический,

4) индийский,

5) иранский,

6) еврейский,

7) греческий,

8) римский,

9) ново-семитический, или аравийский,

10) германо-романский, или европейский,

а также два американских –

11) мексиканский и

12) перуанский,

чье развитие было прервано преждевременно, и еще формирующийся

13) славянский тип.

В развитии каждого культурно-исторического типа Данилевский выделяет периоды, соответствующие возрастам человека – детство, отрочество, молодость, зрелость, старость, дряхлость. Культура зарождается, переживает свой пик развития и умирает[11]. Задача автора книги «Европа и Россия» заключалась в развенчании европоцентристских умонастроений в науке, обосновании самобытности России и ее культуры, утверждении перспектив славянского культурно-исторического типа. Идеи Н.Я. Данилевского впоследствии оказали сильное воздействие на теорию евразийства.

Рубеж XIX–начала XX вв. занимает особое место в культурологической мысли. Это время переосмысления таких традиционных в культурологии понятий, как «культура», «прогресс», «цивилизация»[12]. Для историко-культурологических исследований конца ХIХ-начала XX вв. было характерно критическое отношение к теории культурно-исторического прогресса, негативная оценка современного состояния европейской культуры и ее перспектив. Тема «заката», «конца», «упадка», вступления в эру «бездуховной цивилизации» – вот основная тональность культурологических работ начала XX в. Не случайно в одно и то же время появились книги Н. Бердяева «Новое Средневековье», О. Шпенглера «Закат Европы», Г. Ландау «Сумерки Европы», Н. Трубецкого «Европа и человечество».

Важно изначально сделать оговорку, что этот подход, безусловно, учитывает более поздние идеи А. Тойнби, но не копирует их, а пытается как-то приспособить к потребностям современной реальной политики. В частности, я не вполне согласен с основной идеей А. Тойнби, когда он рассматривал всемирную историю как систему условно выделяемых цивилизаций, проходящих одинаковые фазы от рождения до гибели и составляющих ветви «единого дерева истории». Цивилизация, по мнению А. Тойнби – замкнутое общество, характеризующееся при помощи двух основных критериев: религия и форма её организации, а также территориальный признак, степень удалённости от того места, где данное общество первоначально возникло. На мой взгляд, этих признаков явно недостаточно. Для локальных цивилизаций важное значение имеет история (в т.ч. давняя), культурные и бытовые особенности, общие представления об обществе, государстве и окружающем мире, наконец, общее будущее.

Можно согласиться с А. Тойнби, который выделяет XXI цивилизацию, но для современной политики важнее та роль, которую играют цивилизации-лидеры, обладающие мощным демографическим, экономическим и культурно-образовательным ресурсом[13]. Тем не менее важно и то, как А. Тойнби определил список этих цивилизаций: египетская, андская, древнекитайская, минойская, шумерская, майянская, сирийская, андская, хеттская, эллинская, западная, дальневосточная (в Корее и Японии), православная христианская (основная) (в Византии и на Балканах), православная христианская в России, дальневосточная (основная), иранская, арабская, индуистская, мексиканская, юкатанская, вавилонская.

Основная идея А. Тойнби заключается в том, что в основе его теории развития цивилизаций находится идея возникновения и развития цивилизаций в виде ответа на глобальные вызовы своего времени. Механизм рождения и развития цивилизации связан с ответом на вызовы, которые постоянно бросает народам природное и социальное окружение (суровый климат, частые землетрясения или наводнения, войны, культурная экспансия и т.д.). Творческое меньшинство должно успешно ответить на вызов, решив проблему. Тойнби выделяет 21 цивилизаций, из которых в XX веке осталось существовать только 10 цивилизаций, и 8 из них находятся под угрозой ассимиляции с западной культурой. Несмотря на своеобразие каждой цивилизации существует единая логика их развития – прогресс духовности и религии.

Учёным, в частности, были выдвинуты критерии оценки цивилизаций: устойчивость во времени и пространстве, в ситуациях взаимодействия с другими народами. Смысл цивилизации он видел в том, что сопоставимые единицы (монады) истории проходят сходные этапы развития. Успешно развивающиеся цивилизации проходят стадии возникновения, роста, надлома и разложения.

Развитие цивилизации определяется тем, способно ли творческое меньшинство цивилизации находить ответы на вызовы природного мира и человеческой среды. А. Тойнби отмечает следующие типы вызовов:

– вызов сурового климата (египетская, шумерская, китайская, майянская, андская цивилизации);

– вызов новых земель (минойская цивилизация);

– вызов внезапных ударов от соседних обществ (эллинская цивилизация);

– вызов постоянного внешнего давления (русская православная, западная цивилизация);

– вызов ущемления, когда общество, утратив нечто жизненно важное, «направляет свою энергию на выработку свойств, возмещающих потерю».

Каждая цивилизация даёт сформулированный её «творческим меньшинством» ответ на подобный вызов, бросаемый ей природой, социальными противоречиями и в особенности другими цивилизациями. На стадиях возникновения и роста творческое меньшинство находит ответ на вызовы окружения, авторитет его растёт и происходит рост цивилизации. На стадиях надлома и разложения творческое меньшинство утрачивает способность находить ответы на вызовы окружения и превращается в элиту, стоящую над обществом и управляющую уже не силой авторитета, а силой оружия. Большинство населения цивилизации превращается во «внутренний пролетариат». Правящая элита создаёт универсальное государство, а внутренний пролетариат – Вселенскую церковь, тогда как «внешний пролетариат» создаёт мобильные военные отряды[14].

В центре историософских построений Тойнби лежит концепция эллинской цивилизации, что вполне справедливо для западной ЛЧЦ, но не подходит для остальных ЛЧЦ.

Кроме того, А. Тойнби принципиально отвергал категорию общественно-экономической формации, что, на мой взгляд, существенно обедняет его концепцию.

Важно в этой связи определить значение ЛЧЦ и их коалиций среди других групп и факторов, формирующих МО и ВПО. Анализ и прогноз развития международной и военно-политической обстановки в мире (МО и ВПО) в мире являются, как уже говорилось в предыдущих разделах, следствием взаимодействия четырех основных групп факторов – субъектов МО, различных государственных и негосударственных акторов МО, глобальных тенденций и тенденций, связанных с человеческим капиталом и его институтами, которые проявляются в субъективном когнитивном влиянии на мировую политику. При этом роль субъектов ВПО, которая прежде была исключительной и сводилась к роли государств-лидеров, в настоящее время трансформируется в роль ЛЧЦ, которая приобретает исключительное значение.

В свою очередь и сама МО влияет на формирование тех или иных субъектов и акторов, иногда, как в случае с Россией в ХХI веке, очень сильно. Таким образом формируется взаимозависимость: ведущие субъекты, прежде всего, ЛЧЦ и их коалиции, влияют и формируют МО, а та, в свою очередь, влияет на развитие этих субъектов и факторов.

Из системы МО вычленяется её составная и важнейшая часть – ВПО, которая также находится под влиянием указанных групп факторов, среди которых важнейшая роль принадлежит военно-политическим коалициям. Взятые вместе, они создают внешние условия для существования государства и нации, которые лежат в основе создания его политики безопасности. Выше я уже пытался проиллюстрировать эту взаимозависимость на примере тех или иных сценариев и их вариантов развития России и США до 2040 годов[15], но в данном разделе важно акцентировать внимание именно на роли ЛЧЦ и их коалиций, которые в ХХI веке стали играть решающее значение. Другие субъекты формирования МО – нации, государства, отдельные акторы стали превращаться в составные части ЛЧЦ и их коалиций. Так, западная ЛЧЦ стала интегратором не только США и их союзников по НАТО, но и стран – членов ЕС, других европейских и неевропейских (всего более 60) государств.

Автор: А.И. Подберёзкин