Я есть свет мира сего

Иисус Христос

Интернет, другие новые возможности создают ложные и часто очень привлекательные иллюзии, которые могут увести человека от истины[1]

Патриарх Кирилл

Основная опасность, исходящая от новых сетевых возможностей, заключается в том, что превосходство в этой области позволяет в многом создавать искусственную реальность, которая необходима заказчику, дезориентируя другие нации и целые локальные цивилизации. Если согласиться с тем, что в XXI веке победит тот, кто сумеет навязать своему оппоненту нужную систему ценностей и убедить его в необходимости соблюдать чужие интересы (а именно это и делают США), то интернет, электронные СМИ, веб 2.0 (и др.) технологии, как и другие системы обработки и передачи информации, становятся самым мощным оружием в противоборстве наций, ЛЧЦ и государств. Поэтому к ним и нужно подходить как к новым видам и системам оружия, которые влияют не только самостоятельно, но и создают нужную информационную и социально-политическую среду. Так, социальная среда и институты хакеров в 2015 году нанесли ущерб экономике России в 600 млрд рублей.

Эти новые средства формируют и новую политическую реальность, которая представляется в разных странах по-разному, но как правило явно в антироссийских целях. В США, например, будущее России рисуется следующим образом «частным ЦРУ» агентством «Stratfor»: «Нынешний конфликт с Россией за Украину будет оставаться в центре международной системы в ближайшие несколько лет, но мы не думаем, что Российская Федерация способна просуществовать в своем нынешнем виде еще десять лет. Подавляющая зависимость от экспорта углеводородов и непредсказуемость цен на нефть не позволяют Москве поддерживать государственные институты на всей обширной территории Российской Федерации. Мы ожидаем заметного ослабления власти Москвы, что приведет к формальному и неформальному раздроблению России. Безопасность российского ядерного арсенала будет все более важной проблемой по мере того, как этот процесс начнет ускоряться к концу десятилетия»[2]. Очевидно, что этим «авторитетным выводом уже заранее для России «прописывается сценарий», ее поведения и будущего места в мире.

Логически процесс изменения функций СМИ в качестве инструментов новой публичной дипломатии в XXI веке можно изобразить следующим образом (попытавшись оценить это их влияние на решение тех или иных задач по шкале от 1 до 10 баллов).

Особенно подробно хотелось бы остановиться на последних трех функциях интернет-СМИ (№ 6–8), значение которых в XXI веке трудно переоценить. Сегодня СМИ (особенно сетевые) превратились в короткие сроки в наиболее эффективные инструменты управления не только страной, вооруженными силами, но даже отдельными подразделениями вооруженных сил и диверсионно-террористических групп. Очевидно это стало на примере децентрализации информационных ресурсов джихадистов, которая произошли при переходе от модели Интернета Web 1.0 к модели Web 2.0, сделавшей возможной публикацию контента в режиме онлайн[3].

Соответственно изменилась и направленность, а также политический и даже военный характер деятельности СМИ, которые трансформировались из средства «оценки реальности» в «эффективное средство конструирования не только виртуальной реальности, но и реальности вообще».

Более того, «виртуальная реальность» может быть сконструирована не одна, а в нескольких, даже многих вариантах, с тем, чтобы дезинформировать и дезориентировать общество, навязать ему ложные ценности или, говоря словами патриарха Кирилла, «тысячи ложных ярких маяков». Это означает, что нация, как единый организм, перестает быть объединенной общей целью и единой стратегией своего развития и безопасности, подчиняясь чужой воле и стратегии.

Этот процесс трансформации СМИ в XX и XXI веках из средств информирования в средства политического влияния шел параллельно и в рамках процесса трансформации традиционных средств дипломатии в средства новой публичной дипломатии, о чем достаточно точно написала профессор МГИМО Т. Зонова «О публичной дипломатии стали говорить с середины прошлого века. Обычный прием публичной дипломатии – обращение к общественному мнению той или иной страны через головы правительств. Послы «вышли из тени». В стране пребывания они стали активно выступать в прессе, по радио и телевидению, излагать позицию своей страны в законодательных собраниях. Дипломаты оттачивают искусство дискутировать, убеждать и переубеждать. В весьма упрощенной трактовке публичную дипломатию называют неким синтезом ценностей, пропаганды и маркетинговых технологий. Однако в действительности это гораздо более сложный институт. Конечно, умелое использование законов рынка приносит свои плоды. Например, итальянский МИД предложил удачный маркетинговый ход – проводить за рубежом выставки и ярмарки, используя название известного во всем мире фильма Ф. Феллини «Долче вита». Однако от маркетинга, т.е. набора средств, входящих в рекламное продвижение товара при полном отсутствии взаимного обмена идеями, публичную дипломатию отличает интерактивный диалог. Используя этот диалог, мы приобретаем сторонников и союзников и гуманизируем образ собственной страны»[4].

К сожалению, Т. Зонова, как и многие другие политологи, как правило акцентируют внимание на одной из функций новой публичной дипломатии – «мягкой силе», не замечая другой, а именно силовой составляющей, суть которой сводится, прежде всего, к замене (или подмене) системы ценностей у другой нации и навязывании ее элите чужих интересов. Такое силовое, политико-информационное давление эффективнее всего оказывается через СМИ, прежде всего, сетевые, и веб 2.0 технологии, с помощью которых конструируется новая виртуальная реальность, постепенно превращаемая в реальность политическую и военную. При этом государственный политический интерес далеко не всегда обнаруживается сразу: Первый этап трансформации СМИ, происходит по законам жанра рынка: СМИ превращались в рыночный продукт, чья общественная значимость уменьшалась, а экономическая – увеличивалась.

Следующий этап – превращения СМИ как преимущественно экономического средства в конце XX века в преимущественно политическое средств. Об этом Т. Зонова также весьма образно написала: «Потребность привлечения общественности на свою сторону в условиях мгновенного распространения информации, равно как и дезинформации, стала особенно значимой. Публичная дипломатия пополнилась общением в социальных сетях. Родился новый термин – «твипломаси». Твиттер и другие социальные сети стали использоваться внешнеполитическими ведомствами. Президенты, премьеры, министры, главы внешнеполитических ведомств, послы выходят в социальные сети и становятся «твипломатами». Форин-офис создал специальную «интернет-гавань» (hub), оказывающую техническое содействие своим «твипломатам» и разрабатывающую цифровые стратегии внешней политики. Французское агентство «Франс-Пресс» (AFP) занялось мониторингом в реальном времени влияния в сети государственных акторов, занимающихся публичной дипломатией. Данные учитывают количество фолловеров официальных лиц и экспертов. Для США таких фолловеров насчитывается около 43 млн человек, для России – 2,5 млн. Стоит всерьез задуматься о причинах такого разрыва»[5].

Таким образом в начале XXI века электронные СМИ, включая сетевые и веб 2.0 технологии, превратилась в важнейшие политические инструменты, с помощью которых можно добиться важнейших целей, которые решались прежде другими (экономическими, военными, финансовыми) политическими инструментами. Такое резкое усиление значения СМИ, а также качественное изменение их роли в политике государств в XXI веке является прежде всего следствием двух процессов, дальнейшее развитие которых будет в еще большей степени усиливать как значение, так и роль СМИ в политике государств – резкого усиления значения человека, его потенциала, во-первых, и технологической революции в области информатики, во-вторых.