Теоретические основы комплексного противоборства и поражения противника и политика стратегического сдерживания США

Планирование политики стратегического сдерживания и предотвращения войны предполагает, как следует из самого определения такой политики, силовое противоборство с известным вероятным противником, который действует также определенным образом[1]. В данном случае речь идёт о США как лидере противостоящего военно-политического блока и политике «силового принуждения», которой необходимо противопоставить эффективную политику ПСС и ПВД[2]. В самом общем виде эта ситуация представляется следующим образом:

Рис. 1. Политика стратегического сдерживания России как реакция на политику «силового принуждения» США и их союзников по коалиции

Как видно из рисунка, политика стратегического сдерживания России означает фактически политику системного и комплексного силового противоборства, которое охватывает весь спектр влияния — от «мягкого» убеждения до применения стратегических арсеналов вооружений. В этом случае «ядерное сдерживание», как и «военно-силовое сдерживание» в целом, являются лишь одной, причем не самой важной частью политики стратегического сдерживания (хотя де-факто это и не признаётся, когда в Стратегии национальной безопасности России в последней редакции перечисляются невоенные инструменты сдерживания). Парадоксально, но факт — доминирующая сегодня политика системного и комплексного силового принуждения Запада (политика «принуждения силой») не получила пока что сколько-нибудь серьезного теоретического, а тем более формально-нормативного закрепления в России, хотя практика стратегического сдерживания (как отмечают на Западе) вполне успешно использует аналог в виде «ядерного сдерживания»[3].

От этого страдает, безусловно, общее понимание целей и средств их достижения в политике Запада и объединенной военно-политической коалиции. Складывается ситуация, когда не только политики, но и военные живут «по старым лекалам» в то время, когда мир уже радикально изменился. Поэтому на месте, в Сирии или других регионах, приходится исходить из новых реалий, откладывая в сторону прежние наставления. В частности, об «уменьшении значения военной силы в международных отношениях», которое не соответствует реалиям — за последние 10 лет мы наблюдаем достаточно стабильное и полномасштабное увеличение использования военной силы, измеряемое сотнями инцидентов за год. В том числе (может быть, прежде всего) против России и членов ОДКБ[4]. Как видно из графика, расположенного ниже, количество войн и военных конфликтов после 2015 года стало нарастать.

Представляется, что это не случайность, а осознанная политика западной коалиции, стремящейся сознательно дестабилизировать МО и ВПО в мире (рис. 2).

Рис. 2. Политическое насилие[5]

Не сокращается и численность военно-силовых конфликтов в мире. Скорее наоборот. Происходит очередной «переток» конфликтов из одного региона в другой, причем старые конфликты не исчезают, а к ним добавляются новые. Мы являемся свидетелями того, что США пытаются дестабилизировать МО во всех регионах, создав там ситуацию хаоса и непредсказуемости с тем, чтобы применение военной силы в политике в таких регионах стало международной нормой. При этом достаточно ясно обозначились две тенденции, которые представляют собой замену мер и средств обеспечения международной безопасности с помощью переговоров на односторонние военно-силовые действия:

Первая — сознательное разрушение США и их союзниками по коалиции системы международной безопасности, сложившейся после Второй Мировой войны на основе многочисленных институтов — от ООН и Совета Безопасности ООН, ОБСЕ и многосторонней дипломатии до практики поведения и соблюдения норм международного права, которые сегодня сознательно девальвируются[6].

Вторая — демонтаж переговоров и самых различных площадок, на которых обсуждались вопросы ограничения и сокращения вооружений и военной деятельности, укрепления международной и региональной безопасности — от ограничения СНВ и РСМД, ПРО и противоспутникового оружия, ДОВСЕ и т.д., включая сопутствующие области (контроль, меры доверия и пр.).

Применительно к России такая силовая политика принуждения преследует очень точную цель — принудить российскую правящую элиту принять нормы, условия и интересы Запада в качестве безусловных к реализации. Это предполагает, в частности, что силовое принуждение будет продолжаться до тех пор, пока эти условия не будут приняты (включая неизбежную впоследствии потерю суверенитета), либо правящая элита и руководство страны будут заменены силой и (как показывает опыт других стран) вероятно уничтожены физически.

Эти и подобные инновации ведут к тому, что использование военной силы и силы вообще становится в основе западной внешней политики силового принуждения по отношению к России, количество и интенсивность политических и военных конфликтов в мире будет возрастать, а военные риски увеличиваться — сознательно и целенаправленно. Соответственно, политика стратегического сдерживания России не может быть эффективной, опираясь только на ядерное сдерживание, что хорошо понимают на Западе[7].

 

Рис. 3. Карта политических рисков в 2017 году[8]

В этой связи обращает на себя внимание тот факт, что происходит совмещение регионов «политических рисков» и регионов «международного терроризма», что может свидетельствовать только об одном — международный терроризм стал фактически легальным инструментом внешней политики США и их союзников. Эти изменения ведут к качественным переменам в современной МО и ВПО и подходах к обеспечению эффективного стратегического сдерживания. Действительно, если экстремизм и терроризм становятся легальными инструментами внешней политики, то неизбежно необходимо предпринимать срочные меры по противоборству такой политике. Это означает, кроме того, что приоритеты «совместной международной борьбы с терроризмом», объявленные в начале века важнейшими приоритетами внешней политики и политики безопасности, стремительно теряют своё значение: за терроризмом стоят интересы и государственная мощь. Прежде всего, западной военно-политической коалиции[9].

Стратегическое сдерживание России, как и политика ПВК, должны предполагать систему мер военно-силового противодействия в условиях, когда войны формально не объявлены. Именно так с начала 90-х годов приходится действовать России на Кавказе против инспирированных экстремистских и террористических групп, а теперь уже и в других регионах — на Украине, вероятно вдоль границ с Грузией, прибалтийскими государствами, а в перспективе — в Средней Азии и на Ближнем и Среднем Востоке.

Расширение спектра условий применения военной силы в политике США и их военно-политической коалиции стало достаточно определенной тенденцией уже при Б. Обаме, но выразилось в отчетливую стратегию при Д. Трампе. В современном представлении США эта концепция изложена Д. Трампом в его «Стратегии национальной безопасности США», опубликованной 18 декабря 2017 года, и конкретизированной в Военной стратегии США и Обзоре ядерной стратегии, ставшими публичным достоянием соответственно в январе и феврале 2018 года.

Рис. 4. Карта риска терроризма и политического насилия в 2017 году[10]

В СНБ США, в частности, говорится: «Президент Дональд Трамп провозглашает стратегию национальной безопасности, направленную на продвижение американских интересов, а именно[11] — стратегическая уверенность позволяет США защищать свои жизненно важные национальные интересы. В Стратегии определены четыре жизненно важных национальных интереса, которые названы «основополагающими основами», требующими военно-силовой защиты. Есть все основания очень внимательно рассмотреть эти интересы и приоритеты. Это, по мнению Д. Трампа:

1. Защита страны, американского народа и американского образа жизни (т.е. защита и продвижение в мире системы ценностей США, их норм, правил и представлений о мире, поведении в нём и других нормах). Подобная формулировка означает, что США будут продвигать не только силой, но и военной силой свои нормы и представления, включая замену этими нормами и правилами норм международного права и систем национальных ценностей других субъектов МО и ВПО.

Иными словами, это означает, что США и их союзники готовы силой, в т.ч. военной силой, воздействовать на базовые, основополагающие представления, которые делают из народа — нацию и государство. Это означает вне сомнения, что США будут использовать силовые инструменты для дезинтеграции наций и уничтожения государств. Причём чем дальше, тем всё активнее[12].

Очевидно, что такой стратегии США во всё возрастающей степени будет мешать политика стратегического сдерживания России в любой форме, но прежде всего в части ядерного сдерживания. Поэтому США и их союзники будут пытаться максимально обесценить — политически и морально — ядерное оружие, с одной стороны (а значит и политику ядерного сдерживания), и нейтрализовать ядерный потенциал России с помощью систем ВТО, ПРО и других ВВСТ, с другой.

2. Развитие американского благосостояния. Этот приоритет в действительности не столь безобиден как выглядит, ведь «благосостояние» можно понимать очень по-разному. Например, как более выгодные условия для международной торговли или обменов, а также как наиболее благоприятные условия функционирования валютной, биржевой и иной систем и т.д.

Угрозой «американскому благосостоянию» Д. Трамп объявил неудобный баланс внешней торговли или невыгодные таможенные пошлины, или, наконец, невыгодные цены на сырье и энергоносители.

3. Сохранение мира посредством силы. Этот приоритет откровенно декларирует, что мира (политических целей) США намереваются добиваться не переговорами и компромиссами, а с помощью силы, включая военную.

4. Расширение американского влияния. Данный приоритет — откровенная заявка на экспансию США в мире, которая не может не быть силовой и военной.

Этим приоритетам в Стратегии противопоставляются главные вызовы и тенденции, влияющие на положение США в мире. Их перечень — перечень тех субъектов МО и ВПО, которые рассматриваются США в качестве основных препятствий для реализации указанных выше приоритетов. Прежде всего, это:

— «ревизионистские державы», такие как Китай и Россия, которые используют технологии, пропаганду и принуждение в целях формирования мира, «несовместимого с нашими интересами и ценностями»; другими словами, это те, кто сегодня открыто готов противостоять экспансии США в мире, т.е. «переоценить» сложенную ими систему МО-ВПО в соответствии с другими нормами и представлениями;

— это — «региональные диктаторы», сеющие террор, угрожающие своим соседям и создающие оружие массового уничтожения; другими словами, это те руководители, чьи нормы поведения не соответствуют американским требованиям, которые должны быть поставлены в статус «за пределы международных (американских) норм»;

— это — те акторы, которые будут не согласны с поведением США в мире и их стремлением навязать свои нормы и правила. Сегодня их относят в США к «террористам из джихадистских организаций, разжигающие ненависть, подстрекающие к насилию против ни в чем не повинных людей во имя извращенной идеологии, а также транснациональные преступные организации, которые распространяют наркотики и сеют насилие в нашем обществе», другими словами, к ним можно при желании отнести любые антиамериканские организации и движения, а также отдельные лица.

В основу реализации политических приоритетов США положена «Стратегия принципиального реализма», которая объясняет и приводит к политической норме силовую политику. По мнению Д. Трампа, «она реалистична, потому что в ней признается ведущая роль силы в международной политике, подтверждается, что сильные и суверенные государства являются лучшей надеждой для миролюбивого мира, и четко определяются наши национальные интересы». Кроме того, «Она реалистична, потому что в ее основе лежит отстаивание американских принципов, которые способствуют делу мира и процветания во всем мире».

По понятным причинам эта силовая стратегия объясняетсятем, кто еще не до конца осознал её «практицизм» и реалистическуюнаправленность следующим образом (в порядке приоритетности)[13]:

1. Защита страны. Главная обязанность президента Трампа заключается в защите американского народа и американского образа жизни.

— Мы будем укреплять свои границы и реформировать свою иммиграционную систему в целях защиты страны и восстановления нашего суверенитета.

— Главными транснациональными угрозами нашей стране являются:

■ террористы из джихадистских организаций, которые с варварской жестокостью совершают убийства, порабощают людей, осуществляют репрессии, создают виртуальные сети, чтобы использовать уязвимое население, инспирировать и направлять заговоры;

■ транснациональные преступные организации, которые разрушают наше общество наркотиками и насилием, ослабляют наших союзников и партнеров, подрывая их демократические институты.

— Америка будет с корнем вырывать эти угрозы. Мы будем устранять их еще до того, как они доберутся до наших границ и нанесут вред нашему народу.

— Мы удвоим усилия в целях защиты наших важнейших объектов инфраструктуры и цифровых сетей, поскольку новые технологии и новые враги создают новые уязвимости.

— Мы развертываем эшелонированную систему противоракетной обороны с целью защиты Америки от ракетных нападений.

2. Развитие американского благосостояния. Сильная экономика защищает американский народ, укрепляет наш образ жизни и поддерживает американскую мощь.

— Мы будем восстанавливать американскую экономику на благо американских рабочих и компаний, поскольку это необходимо для возрождения могущества нашей страны.

— Америка больше не потерпит хронических злоупотреблений в торговле и будет выступать за свободные, справедливые, основанные на взаимности экономические отношения.

— Чтобы преуспеть в геополитическом соперничестве XXI-го века, Америка должна лидировать в области научных исследований, технологий и инноваций. Мы будем защищать инновационную базу нашей национальной безопасности от тех, кто крадет нашу интеллектуальную собственность и несправедливо пользуется инновациями свободных обществ.

— Америка воспользуется своим превосходством в энергетике для сохранения открытости мировых рынков и для того, чтобы преимущества диверсификации и доступа к энергоресурсам содействовали экономической и национальной безопасности.

3. Сохранение мира посредством силы. Окрепшая, обновленная и восстановленная Америка будет обеспечивать мир и сдерживать проявления враждебности.

— Мы восстановим военную мощь Америки, чтобы она не уступала никому. Подобный тезис не может означать ничего иного как откровенную заявку на уничтожение стратегического сдерживания как особенности существования МО и ВПО[14].

— Для защиты своих интересов Америка в новую эпоху стратегического соперничества будет задействовать все инструменты государственного управления: дипломатические, информационные, военные и экономические.

— Америка будет укреплять свой потенциал в самых разных областях, включая космос и киберпространство, а также возрождать те возможности, которые обделены вниманием.

— Союзники и партнеры Америки усиливают нашу мощь и влияние, и защищают наши общие интересы. Мы рассчитываем на то, что они будут брать на себя больший груз ответственности за противодействие общим угрозам.

— Мы сделаем так, чтобы баланс сил в ключевых районах мира по-прежнему склонялся в сторону Америки. Это относится к зоне Индийского и Тихого океанов, к Европе и к Ближнему Востоку.

4. Расширение американского влияния. Будучи силой добра на всем протяжении своей истории, Америка будет использовать свое влияние для продвижения наших интересов во благо всего человечества.

— Мы должны и дальше укреплять свое влияние за рубежом ради защиты американского народа и отстаивания нашего благосостояния.

— Усилия Америки в сфере дипломатии и развития будут направлены на достижение более весомых результатов во всех областях — двусторонних, многосторонних, в сфере информации — с целью защиты наших интересов, поиска новых благоприятных экономических возможностей для американцев и противодействия нашим конкурентам.

— Америка будет стремиться к созданию партнерств с государствами-единомышленниками в целях развития свободной рыночной экономики и частного сектора, а также в интересах политической стабильности и мира.

— Мы будем отстаивать свои ценности, включая власть закона и права человека, поскольку это способствует укреплению силы, стабильности и процветания суверенных государств.

— Наша внешняя политика под лозунгом «Америка — прежде всего» воздает должное американскому влиянию в мире, рассматривая его в качестве позитивной силы, которая помогает формировать условия для мира, процветания и развития успешных обществ.

Таким образом, основные принципы внешней политики Д. Трампа — достаточно последовательно развивают предыдущие положения политики «силового принуждения», сформулированные до него Бушем и Обамой. Они подтверждают главную тенденцию: переход от «ядерного сдерживания» к «расширенному военному» и «комплексному» (силовому) стратегическому сдерживанию, под которым понимается распространение политики «силового принуждения» как на новые области отношений (экономики, информатики, гуманитарную и пр.), так и на средства и способы силового принуждения. В том числе и военные.

Такой переход де-факто уже начал происходить в 90-е годы прошлого века с появлением ВТО и новых систем боевого управления в политике и войсках: сомнения относительно неизбежности  использования ядерного оружия в ответ на конфликт с применением конвенциональных средств с тех пор только укреплялись и стали доминировать к настоящему времени. Доля неуверенности и сомнений, естественно, остается, но в политическом и военном планировании она не стала решающей.

Можно сказать, что бомбардировки Югославии и Ирака стали политической апробацией новой силовой политики США и их союзников, которая позже (и несколько неожиданно) встретила противодействие со стороны России. Её развитие в Афганистане, Ираке, Сирии и Ливии встречало всё чаще сопротивление уже не только со стороны России, но и других государств, поставив руководство США перед выбором: продолжать эскалацию силовой политики как средства против изменения в соотношении сил в мире, либо перейти к другой стратегии, попыткам переговоров. США со всей определённостью выбрали первое, но с той разницей, что при Д. Трампе движение в этом направлении стало быстрее[15].

В этих условиях на Западе сохранилась та часть стратегии «силового принуждения», которая относилась к стратегическому сдерживанию в условиях силового (но невоенного) противоборства. Вполне понятно почему — военные риски и экономические затраты прямого военно-силового противоборства в отношении России качественно, на порядки, выше.

Гораздо «естественнее», а, главное, практичнее стало стратегическое силовое принуждение невоенными силовыми средствами (но при обязательном присутствии военной угрозы в политическом плане), которое мы наблюдаем по отношению к России последнее десятилетие. Использование широкого набора невоенных средств — от экономических санкций до информационно-дезинформационных провокаций — стало современной практикой в отношениях Запада и России, которая предполагает развитие силовой эскалации до предела, когда правящая элита России должна будет сделать принципиальный выбор — капитуляция, либо продолжение борьбы.

Сказанное предполагает, что силовая эскалация должна неизбежно перерасти в военно-силовую, что, в свою очередь, предполагает изменение классического сценария подготовки и начала войн. Этим объясняется, прежде всего то, что к началу второго десятилетия нового века произошли коренные изменения в характере войн и военных конфликтов, которые в настоящее время радикально отличаются от привычных оценок и традиционных представлений. Что неизбежно уже нашло своё отражение в стратегическом видении российским руководством[16].

В то же самое время такие перемены в ВПО превратились в динамичный процесс, который требует постоянного внимания со стороны руководства. В частности, состояние «война» стало равнозначно состоянию «не войны», когда трудно отделить начавшееся вооруженное противоборство от невоенного, но силового.

Эти и другие изменения неизбежно предполагают внесение существенных корректив в представления и практическую политику стратегического сдерживания России уже в среднесрочной перспективе, требующие, прежде всего, долгосрочного стратегического прогноза и подготовки, как минимум, точного выверенного плана развития страны и обеспечения её безопасности.

Автор: А.И. Подберёзкин

>>Полностью ознакомится с монографией "Стратегическое сдерживание: новый тренд и выбор российской политики"<<


[1] Путин В. В. Официальный текст послания президента РФ Владимира Путина Федеральному Собранию 1 марта 2018/ http://www.kremlin.ru/events/president/news/56957

[2] Кравченко С. А., Подберёзкин А. И. Доверие к научному знанию в условиях новых угроз национальной безопасности Российской Федерации // Вестник МГИМО–Университета, 2018. — № 2. — С. 44–45.

[3] Th. Frear, L. Kulesa, D. Raynova. Russia and NATO: How to overcome deterrence instability? / Euro-Atlantic Security Report / European Leadership Network, 2018. April. — Р. 5–7.

[4] Подберёзкин А. И., Жуков А. В. Стратегия «силового принуждения» в условиях сохранения стагнации в России // Обозреватель-Observer, 2018. — № 4. — С. 23–25.

[5] 2017 Risk Maps Aon’s guide to Political Risk, Terrorism & Political Violence / Political Risk, Terrorism and Political Violence Risk Maps — 2017 / Aon http://www.aon.com/chile/attachments/2017-Aon-Risk-Maps-Report.pdf. — P. 33.

[6] Кравченко С. А., Подберёзкин А. И. Доверие к научному знанию в условиях новых угроз национальной безопасности Российской Федерации // Вестник МГИМО–Университета, 2018. — № 2. — С. 44–46.

[7] Th. Frear, L. Kulesa, D. Raynova. Russia and NATO: How to overcome deterrence instability? / Euro-Atlantic Security Report / European Leadership Network, 2018. April. — Р. 7–8.

[8] 2017 Risk Maps Aon’s guide to Political Risk, Terrorism & Political Violence / Political Risk, Terrorism and Political Violence Risk Maps — 2017 / Aon http:// www.aon.com/chile/attachments/2017-Aon-Risk-Maps-Report.pdf. — P. 66.

[9] Подберёзкин А. И., Жуков А. В. Стратегия «силового принуждения» в условиях сохранения стагнации в России // Обозреватель-Observer, 2018. — № 4. — С. 22–23.

[10] 2017 Risk Maps Aon’s guide to Political Risk, Terrorism & Political Violence / Political Risk, Terrorism and Political Violence Risk Maps — 2017 / Aon http:// www.aon.com/chile/attachments/2017-Aon-Risk-Maps-Report.pdf. — P. 66.

[11] Президент Дональд Трамп провозглашает стратегию национальной безопасности, направленную на продвижение американских интересов. 19.12.2017 / https://inosmi.ru/politic/20171219/241042738.html

[12] Th. Frear, L. Kulesa, D. Raynova. Russia and NATO: How to overcome deterrence instability? / Euro-Atlantic Security Report / European Leadership Network, 2018. April. — Р. 3–4.

[13] См. подробнее: Подберёзкин  А. И., Жуков  А. В. Стратегия «силового принуждения» в  условиях сохранения стагнации в  России // Обозреватель-Observer, 2018. — № 4. — С. 22–23.

[14] Th. Frear, L. Kulesa, D. Raynova. Russia and NATO: How to overcome deterrence instability? / Euro-Atlantic Security Report / European Leadership Network, 2018. April. — Р. 5–7.

[15] Кравченко С. А., Подберёзкин А. И. Доверие к научному знанию в условиях новых угроз национальной безопасности Российской Федерации // Вестник МГИМО–Университета, 2018. — № 2. — С. 44–46.

[16] Путин В. В. Официальный текст послания президента РФ Владимира Путина Федеральному Собранию 1 марта 2018/ http://www.kremlin.ru/events/president/news/56957

 

07.02.2020
  • Аналитика
  • Военно-политическая
  • Органы управления
  • Россия
  • США
  • XXI век