Стратегия «силового принуждения» России в условиях сохранения стагнации

Проблема заключается в том, что нас всячески готовят к миру,  а в результате мы абсолютно не готовы к тому с чем придется сталкиваться в реальности, — к войне[1]

Р. Грин, военный теоретик

Идеальная политическая победа, это победа без кровопролития, без прямого использования военной силы, о чем говорил еще великий Сунь-Цзы. В разные годы и в разных странах шел настойчивый поиск таких стратегий, который усилился по вполне объективным причинам, связанным с появлением ОМУ. В итоге за 1950–2000-е годы было разработано множество концепций, сочетающих использование «мягкой» и «жесткой» силы, которые уже в новом столетии привели к созданию в США некого синтеза, объединяющего в единое целое все силовые инструменты политики — «стратегию силового принуждения»[2]. Стратегия «силового принуждения» («the power to coerce»), лежащая в основе современной политики западной ЛЧЦ, заключается в том, чтобы  с помощью эскалации силовых действий, усиливающих прямое и косвенное воздействие, добиться политического результата, максимально отсрочив на максимально длительный период (при сохранении, даже увеличении возможностей использования) прямое использование военной силы.

Добиться такого политического результата проще простого в условиях сохранения стагнационного развития России, существующих последние годы[3].

Набирающие силу две противоборствующие тенденции снижение роли России относительно других стран и ЛЧЦ в экономике, НЧК и других областях и усиление ее военно-политического влияния — создают благоприятные условия (т.е. объективную востребованность) для реализации стратегии «силового принуждения» в отношении России: расширение спектра сил и средств, поиск новых способов силового воздействия. Эта тенденция хорошо просматривается даже не на примере отношений России с Западом, а со своим союзником по ОДКБ — Казахстаном, — который уверенно дрейфует от нас к потенциальным противникам. В частности, в принятой в декабре 2017 года Стратегии развития Казахстана до 2025 года (как, впрочем, и в ряде других документов), внешнеполитические приоритеты расставлены точно. И не в пользу России. Возникают вопросы, например, по разделу, посвящённому внешнеполитической и экономической стратегии. Главный приоритет — традиционная для Астаны многовекторная политика и балансирование между основными центрами силы — Россией, ЕС, США и Китаем. Далее следуют взаимодействие с международными организациями (ООН, ОДКБ, ШОС и др.) и сотрудничество со странами Центральной Азии. Особо подчёркивается необходимость привлечения инвестиций и продвижение экспорта в рамках ВТО, что же касается

ЕАЭС, он упоминается лишь в сугубо служебном порядке — в контексте формирования общих рынков, стандартов и взаимодействия с Китаем в рамках «Экономического пояса Шелкового пути». Похоже, что американские спецы из Бостонской консалтинговой группы постарались заложить в план развития Казахстана на ближайшие годы не только либерализацию экономики и апологию рынка, но и внешнеполитическую переориентацию. Осталось понять, как всё это будет сочетаться с «укреплением казахстанской идентичности»[4].

Очевидно, что Казахстан и другие союзники России становятся прямыми объектами этой стратегии «силового принуждения», целью которой является взлом формирующихся военно-политических связей и структур, которые могли бы противостоять военно-политической коалиции Запада еще до применения военной силы. В этом смысле совсем не случайно Запад категорически отказывается от сотрудничества  с ОДКБ и евразийскими институтами, пытаясь даже вообще отрицать их право на существование, тем самым «подсказывая» участникам евразийского процесса желательную модель поведения. Надо признать, что целый ряд признаков свидетельствует о том, что это Западу удается. В частности, если речь идет о «равноудаленной» внешнеполитической стратегии Казахстана, Туркменистана, Киргизии, Таджикистана и Армении, которые могут постепенно настолько «равноудалиться», что станут не союзниками, а нейтральными государствами по отношению к России, а затем — как Грузия и Украина — превратиться в противников[5].

Западная стратегия «силового принуждения» предполагает, что в конечном счете Россия должна быть окружена не союзниками, а враждебными государствами, которые западная военно-политическая коалиция  сможет использовать против России. При этом исключительно важную (и до сих пор недооцененную роль) играет Казахстан, территория которого «разрезает» вплоть до Уральских гор Россию на две части — западную и сибирскую, — что очень хорошо видно, например, если посмотреть на карту России, существующую на официальном сайте ЦРУ  США.

Очевидно, что такая военно-политическая стратегия Запада объективно увеличивает его возможности силового влияния и принуждения потому, что открывает новые области силового и даже военного давления, во-первых, и позволяет использовать силовое давление системно, комплексно, в сочетании самых разных средств, во-вторых. В отличие  от политики прямого — дипломатического, политического, военного — давления, традиционно существовавшей до недавнего времени,  стратегия «силового принуждения» предполагает[6]:

  • одновременно;
  • системно и комплексно;
  • всеми силами, средствами и способами;
  • наконец, сетецентрично, против всех основных целей использовать силу в интересах политики для достижения решительных и бескомпромиссных, исключающих реальные переговоры, целей[7].

 

Схематично эту стратегию можно изобразить следующим образом:

рис. 1.

Главное, что получается в случае эффективного применения «стратегии принуждения» это использование преимуществ в новых областях противоборства[8]. Причем не обязательно и не всегда военных, а в сочетании всех силовых средств и способов, предоставляющих такие преимущества.

Социально-экономический кризис в любой стране — идеальное условие для внешнего вмешательства США, практику которого они уже не раз использовали. Причем не только по отношению к развивающимся странам, но и в отношении современной России. Причем идеальное состояние кризиса может быть создано и искусственно, что является наиболее приоритетной целью «стратегии принуждения»[9].

Примечателен пример когда в разгар системного кризиса в России в начале нового столетия, аналитики «РЭНД» признали, что состояние страны безнадежно и необходимо будет брать ситуацию под свой непосредственный контроль. В 2002 году в США был опубликован доклад корпорации «РЭНД» под названием «Заключение о степени упадка России. Тенденции. Последствия для США и военно-воздушных сил США», в котором американские аналитики писали о том, что в XXI веке со всеми его неопределенными вызовами, самой непредсказуемой остается судьба бывшего противника США по холодной войне — тогдашнего СССР, а ныне — России. Ещё в 2002 году России приписывали ряд признаков, которые характеризуют «несостоявшиеся» или «терпящие неудачу» государства. И хотя, по мнению авторов доклада, Россию нельзя в полной мере отнести к разряду геополитических «неудачников», многими признаками государственного упадка Российская Федерация уже обладает[10].

В качестве обоснования они привели ряд «признаков». Так, первый признак, выделенный в докладе «РЭНД», — отсутствие эффективно действующей экономики[11]. В случае с Россией этот признак виден во всей красе. Авторы пишут об этом весьма подробно (невозможно с ними не согласиться: по данным исследований Центра, ни по одному из важнейших факторов экономического развития Россия не добилась успеха вплоть до сегодняшнего дня) и даже может показаться, что излишне пессимистично.

Второй признак умирания России, по их мнению, заключался в слиянии все пронизывающей коррупции с криминальной экономикой. (В 2009 году по данным международной общественной организации Transparency International Россия была причислена к группе самых коррумпированных стран мира). С тех пор ситуация в стране изменилась незначительно: аресты губернаторов, мэров и генералов свидетельствуют о том, что масштаб коррупции имеет общенациональный характер, а принимаемые меры — выборочный.

Третий признак «конца РФ», по мнению аналитиков, состоял в «приватизации» государственных учреждений — когда их принимаются использовать в целях личной безопасности и обогащения. Тут Россия действительно служит пугалом для всего мира. Сложно сегодня найти общественно-политическое издание, которое не писало бы об очередной приватизационной войне. В списке предприятий, которые подвергнутся приватизации, находятся лакомые куски государственного пирога. Это более 27,1% акций «Транснефти», 24,16% «Рос нефти», 24,5% банка ВТБ, 25% акций РЖД и других известных компаний. По своему объему, эта волна приватизации будет крупнейшей с начала 1990х годов. Кроме того, проводится приватизация таких жизненно важных государственных сфер, как здравоохранение и образование.

Признак четвертый — моральное разложение армии сверху донизу, снижение ее боеспособности. («…Российская армия находится в отчаянном состоянии: ее солдаты плохо подготовлены, снабжение ниже всякой критики, а командиры в основном некомпетентны»). Сегодня, после многочисленных армейских реформ 2007–2017 годов, «плачевное состояние» российских ВС уже вызывает сомнение, что для будущего США более, чем неожиданно[12].

Главный вывод, по мнению авторов доклада, заключался в том, что усилия Москвы по восстановлению центральной власти и ее способности контролировать страну демонстрируют, что «большая часть этого контроля уже утеряна». (Возможно даже, что уже окончательно и безвозвратно, по мнению экспертной РЭНД в 2002 году).

Более того, по их мнению, у России в то время уже не было перспективы. Ухудшение демографической ситуации, здоровья людей и увеличение смертности среди мужчин ставило под сомнение способность России решать возникающие перед ней экономические проблемы и поддерживать боеспособность страны хотя бы на нынешнем уровне», делался категорический вывод. Поэтому аналитики РЭНД подчеркнули, что признаки упадка в дальнейшем будут только прогрессировать. Показатели развития России за последние десять лет (с 2007 по 2017 годы) демонстрируют, что «прогресс» действительно налицо: подавляющее большинство маркеров продолжает ухудшаться. Главные из них, связанные  с развитием НЧК, остаются фактически на одном уровне[13].

Экономический, политический и демографический упадок, по-разному проявляясь в разных регионах страны, накладывается на усиливающееся стремление регионов к политической автономии, а это вместе  с ростом межнациональной напряженности создает реальную угрозу внутреннего конфликта — гражданской войны. Особенно с учетом состояния демографии и ее перспектив. Именно на это делается ставка в стратегии «силового принуждения» — чем хуже ситуация в стране, тем податливее для внешнего давления её общество и элита (не до жиру, как говорят).

И обстановка в России в этой области близка к катастрофической, что был вынужден признать и В. В. Путин в ноябре 2017 года, предлагая очередные меры по стимулированию положительных демографических тенденций. Она практически не изменилась с 2007 года. Из 36 рассмотренных вариантов демографического прогноза, выполненного Институтом демографии в 2016 г., 32 предсказывают большее или меньшее сокращение населения к 2050 г. Только в исключительно благоприятном случае оно может стабилизироваться на уровне около 150 млн человек, но этот вариант предполагает непрерывное наращивание миграционного прироста с нынешних 330 до 500 тыс. человек в год. Если же ставить вопрос о росте населения России, то миграционный прирост должен быть значительно большим.

Имеется также более пессимистический демографический прогноз ООН для России. Согласно среднему варианту этого прогноза, население России сократится к 2050 г. не до 142,3 млн человек, как по среднему варианту прогноза НИУ ВШЭ, а до 128,6 млн. Это различие объясняется, в основном, тем, что прогноз ООН предполагает меньшие объемы миграции в Россию, что соответствует настроениям российского общественного мнения[14].

Важно, что такие пессимистические выводы делаются на фоне вполне оптимистических демографических прогнозов развития США, а тем более Китая и Индии, а также Пакистана, Индонезии, Турции и целого ряда других стран, включая «старые» европейские державы.

Рис. 2. Численность населения России и некоторых развитых стран по среднему варианту прогноза ООН 2015 года

Таким образом, заявляют авторы стратегии относительно России из РЭНД, с полным правом можно говорить о деградации российского государства. Оно, по их мнению, неспособно обеспечить своим гражданам такие главные ценности, как гарантия личной безопасности, исполнение закона в области экономических взаимоотношений и защита от любой внешней угрозы, т.е. развитие НЧК и его институтов. Другими словами, гражданин РФ чувствует, что государственные институты перестают его обслуживать эффективно и вообще существуют как бы сами для себя. (И здесь аналитики РЭНД во многом были правы). По сути дела, вывод РЭНД в 2002 году — означал приговор для России, который, однако, поставил своими действиями под сомнение В. В. Путин в последующие годы, а конъюнктура нефтяных цен облегчила ему эту задачу.

Но при этом выводе РЭНД, надо особо отметить, ценность России, как сырьевой «дойной коровы» подчёркивается в докладе особо: «Нельзя забывать, что Россия является крупным производителем и поставщиком энергоресурсов, и в ближайшие годы кардинальных изменений в этом направлении не произойдёт. Через нее, в частности, осуществляется транзит нефти и газа из региона Каспия, который определен как один из ключевых для интересов национальной безопасности США». Иными словами, читателя подводили вновь к мысли о том, что в «обрушающемся» государстве надо вводить внешний контроль, естественно, контроль США, которому могут помешать только остатки государственного суверенитета — власть федерального правительства и дееспособные институты, прежде всего, силовые. Против них и были направлены, как вы помните, основные действия по дестабилизации в начале 2000-х годов[15].

Основные тенденции российского развития, заявленные прогнозистами из РЭНД в 2002 году, действительно крайне актуальны и сегодня. Складывается впечатление, что по каким-то неведомым законам исследователи из США более осведомлены о российских реалиях, нежели большинство российских аналитиков. Или же корпорация «РЭНД» располагает неким утверждённым планом развития, предписанным России извне и связанным с будущим США.

Что же предусматривает этот документ в дальнейшем? Авторы доклада анализируют новые угрозы, которые может таить в себе погибающая Россия — уже в виде катастроф, которые могут быть вызваны  окончательным распадом РФ. Опасность кроется в том, что за остывающее тело шестой части суши может пойти серьезная драка между сильными соседями. Другой причиной, способной спровоцировать войну,  становится нарастание политического беспорядка и хаоса внутри страны-неудачницы, например, в итоге политического переворота в России, и при этом неважно, каков этот переворот — демократический или автократический.

Далее аналитики приходят к неутешительному для России выводу — «Когда приходящее в упадок государство не способно справиться с каким-либо кризисом, который потенциально опасен для интересов других стран, то последние должны брать ситуацию под свой контроль». По мнению авторов доклада, США предстоит серьёзно вмешаться во внутриполитическую жизнь РФ. Какую бы гуманитарную акцию или операцию не пришлось проводить американцам в России, основная тяжесть действий неизбежно ложится на плечи ВВС США. «Вооруженные силы США будут вынуждены действовать вслепую, а ВВС летать, не зная ни аэродромов, ни рельефа местности, не в силах понять, где союзник, а где противник …».

Основные возможные поводы для вторжения в Россию, согласно материалам доклада, удивительным образом совпадают с декларациями  администраций США в 20002–2017 годы, а именно:

  • Применение РФ военной силы против соседних государств (Попытка утвердить этот повод для вторжения возникла в 2008 году, когда по западным телеканалам Россия «вовсю бомбила» грузинский Гори).
  • Похищение террористами русского ядерного оружия.
  • Гражданская война в РФ и применение в ее ходе оружия массового поражения, от ядерного до химического.
  • Этнические погромы армян, грузин, азербайджанцев на юге РФ.
  • Гражданская война, которая поставит под угрозу безопасность нефтепроводов, по которым каспийская нефть гонится на Запад.
  • Крупномасштабная экологическая катастрофа (особенно на АЭС).
  • Криминализация экономики РФ, которая может превратить ее в убежище для международных преступных и террористических организаций, являющихся угрозой для США, Европы и стран Азии.
  • Попадание российских военных технологий в руки «агрессивных режимов или террористических групп». (США уже в ходе первых боев в Ираке весной 2003 года заявили о том, что у иракцев найдена аппаратура постановки помех высокоточному оружию российского производства).

 

Как видно из перечня, большинство «поводов», так или иначе, связано с состоянием внутриполитической ситуации в России, к которой после 2002 года были добавлены «вмешательство военные конфликты в Грузии и на Украине». При этом ситуация стала меняться в связи изменением ВПО вокруг России. Как отмечают в РЭНД, выполнение боевых задач, в случае возникновения одного или нескольких поводов к вторжению, осложняется, согласно документу, полным отсутствием соответствующего ситуации планирования и подготовки. Авторы доклада подчёркивают, американская военная мысль больше думала о возможных операциях и взаимодействии с бывшими советскими республиками, чем с самой Россией. Иными словами, Россию настолько «списали»  со счетов к 2002 году, что договаривались уже с её соседями.

Восстановление России привело к тому, что появилась необходимость на время смягчить военно-силовую конфронтацию, усилив невоенные инструменты политики «силового принуждения». Однако этот стратегический просчёт предлагается исправить мерами в политической области (от которых впоследствии отказались): «Уже сегодня следует не только проводить превентивное планирование своих действий…, но и стараться практически сотрудничать со своими российскими партнерами, например, проводя учения на территории Центральной Азии или в Закавказье… ВВС США могли бы уже сейчас подключиться к программам сотрудничества между федеральным управлением по ЧС США и МЧС России, что позволит им лучше и детальнее ознакомиться с ситуацией в стране. Вывод из доклада заключается в следующем: так как США в скором будущем предстоит продемонстрировать военную мощь, оказывая „помощь“ Российской Федерации, изучение рельефа местности, проведение учений и совместных операций на российской территории являются важной стратегической задачей для военно-воздушных сил Штатов.

О том, что США в соответствии со стратегией „силового принуждения“ отнюдь не исключают применения военной силы в отношении России»[16] и других стран свидетельствуют достаточно многочисленные оценки самых различных последствий такой политики, проводящиеся в стране. Так, обращает на себя внимание, например, очередной доклад РЭНД, посвященный изучению военных последствий, например, военного конфликта и войны США и КНР, оценки которого выглядят достаточно впечатляюще. В частности, если говорить о последствиях для всего военного потенциала США и КНР, то американские эксперты делают следующий вывод:

Рис. 3. Кумулятивный эффект снижения военных возможностей США по отношению к КНР (в период до 2025 года)[17]

При этом, по их мнению, возможно развитие по нескольким вариантам военного сценария, которые могут (по последствиям) существенно отличаться друг от друга в зависимости от длительности конфликта. В частности, предполагается, что военный конфликт может продолжаться от нескольких дней до одного года, т.е. носить длительный характер.

Это, в свою очередь, неизбежно означает, что:

Во-первых, совершенно не обязательно использование ОМУ в массовом масштабе, которое может быть заменено применением ВТО (например, больших количеств КР).

Во-вторых, длительный конфликт требует совершенно иных запасов ВВСТ, боеприпасов и мобилизационных резервов, а в конечном счете дееспособного государства, которое будет в состоянии оказать длительное сопротивление.

Сказанное имеет прямое отношение к России: чем сильнее будет государство, его экономика и институты, чем больше будут его возможности к сопротивлению (включая резервы), тем эффективнее оно сможет вести вооруженную борьбу с противником в длительный период времени — до одного года и более. При этом сохранение возможностей к ведению боевых действий прямо связано с дееспособностью государства и его социально-экономическими возможностями. Как видно из рисунка ниже (рис. 4), в зависимости от длительности конфликта между КНР и США определяются их возможные потери и — главное — способность к сопротивлению.

Рис. 4. Оценка потерь в военных возможностях КНР и США (в случае худшего варианта конфликта в 2025 году)[18]

 

Таблица 1. Оценка экономических потерь США и КНР в случае ведения в течение одного года полномасштабной войны[19]

Как видно из оценок РЭНД, кроме того, потери США могут привести к тому, что они фактически полностью лишатся своего потенциала, что будет означать фактически поражение (даже учитывая то, что противник будет полностью уничтожен).

В полной мере эту ситуацию можно транслировать на Россию, что добавляет аргументов пользу политики «силового принуждения», которая минимизирует военные средства в пользу невоенных силовых средств. Интересны в этой связи оценки возможных экономических потерь США и КНР в случае полномасштабной войны в течение одного года.

Примечательно, что аналитики РЭНД делают интересный вывод о том, что потери КНР в ВВП в случае войны будут сопоставимы с потерями Германии (20% ВВП) в Первой мировой войне (и 64%) во Второй мировой войне, т.е. в конечном счете могут оказаться допустимыми и реальными, что повышает реалистичность такой войны.

Таким образом, неизбежно следует вывод о том, что для сохранения суверенитета и национальной идентичности России в условиях резкого ухудшения ВПО до 2025 года исключительно важное значение имеет повышение темпов развития экономики и уровня технологического развития России, вкупе с количеством и качеством НЧК уже в краткосрочной перспективе 2018–2020 годов. Это вполне осознается в правящей российской элите, что подтверждает прогноз МЭРа еще 2013 года, нацеленный на инновационное развитие страны до 2030 года. В нем, в частности, предлагались три варианта такого «инновационного» сценария, показатели которых существенно отличаются друг от друга. Так, Инновационный сценарий развития опирался на использование конкурентных преимуществ российской экономики не только в традиционных секторах (энергетика, транспорт, аграрный сектор), но и в новых наукоемких секторах и «экономике знаний» и масштабное изменение структуры российского экспорта.

Между тем, к 2018 году стало окончательно ясно, что достигнуть прогнозируемых результатов к 2020 году не удастся. Тем более не удастся достичь прогнозных результатов к 2030 году потому, что период 2010– 2017 годов оказался полностью «провальным». Примечательно в этой связи даже не то, что в основу развития были положены абстрактные принципы «инновации» (чего стоит одно лишь утверждение об «определении специализации России на рынках высокотехнологической продукции»), которые имели очень отдаленное отношение к реальности. Политика «инновации» походила скорее на набор наукообразных пожеланий, взятых из учебников по макроэкономике.

При этом общие приоритеты были указаны верно, но с той оговоркой, что в последующие годы делалось ровно все наоборот. Так, частные и государственные расходы на здравоохранение прогнозировались возрастать с 4,6% ВВП в 2010 году до 6,1% ВВП в 2020 году и до 7,1% ВВП в 2030 году, расходы на образование, соответственно, до 6,0 и 6,5% ВВП (в 2010 году — 5,2% ВВП). Расходы на науку возрастают с 1,2% ВВП в 2010 году до 2,5% ВВП в 2030 году, что сопоставимо с параметрами развитых стран. При этом предполагается существенное повышение параметров эффективности экономики: энергоемкость ВВП по отношению к 2010 году снизится в 2020 году на 23%, в 2030 году — на 41%, производительность труда возрастет в 2020 году в 1,5 раза по отношению к 2010 году и в 2030 год, соответственно, в 2,3 раза[20].

Считалось (и не без оснований), что при указанных предпосылках российская экономика будет развиваться быстрее мировой, и ее доля повысится с 3,8% в 2010 году до 4% в 2020 году и до 4,3% мирового ВВП к 2030 году. По размеру экономики Россия переместится с 6-го места в 2011 году на 5-е место в 2014 году, обогнав Германию. Сценарий предполагает сохранение нулевого баланса текущего счета, который достигается за счет существенного наращивания экспорта высокой степени переработки. При этом преобладает тенденция к умеренному ослаблению курса рубля.

Внутриполитическая стабильность и доверие к правящей элите к 2018 году подверглись значительной эрозии именно из-за социальноэкономических проблем, ставших иллюстрацией инфляционно-стагнационного периода развития предыдущих лет. Поэтому, выбирая стратегию инновационного развития среди всех прочих стратегий национальной безопасности, следует иметь в виду важное обстоятельство: эта стратегия «обречена на успех» даже при самых неблагоприятных внешних и внутренних обстоятельствах, которые могут сопутствовать  ее реализации, если в её основе ставятся такие приоритетные задачи как развитие НЧК или экономики, а не абстракции макроэкономической стабильности, основанные на стагнации мысли и экономики. Этот успех будет выражаться в укреплении внутриполитической стабильности в стране, которая в 2007–2017 годы превратилась в главный объект агрессии со стороны западной ЛЧЦ.

Инновационный сценарий развития России, реализуемый в любом из его вариантов (некоторые из которых будут описаны ниже), обеспечивает для нации и страны главное — импульс опережающего качественного развития, а не количественного роста или — еще хуже — стагнации. Даже при неэффективном расходовании национальных ресурсов инвестиции в человеческий капитал, экономику знаний и развитие институтов общества дадут положительный эффект.

Но инновационный сценарий развития это не только переоценка приоритетов бюджета или инвестирования. Это — выбор приоритетов при принятии любого политического или административного решения в пользу развития человеческого капитала, прежде всего, его качественных составляющих. Даже, например, если речь идет об обороне, военных расходах или мобилизационных мероприятиях, всегда на первом плане должен находиться этот приоритет. И не только с точки зрения НИОКР, но и с точки зрения качества ВС, эффективности управления.

Вместе с тем, применительно к современным российским реалиям, этот Сценарий может быть назван достаточно условно «инновационным» потому, что он основывается не на качественных изменениях в развитии экономики и социальной жизни общества, а на неких «инновациях», не вполне осознанных, воспринятых и реализуемых, но достаточно признанных, даже на официальном уровне финансово-экономическими властями России во втором десятилетии XXI века. Это может обеспечить России вполне среднемировой экономический рост.

Более того, при благоприятных условиях рост ВВП и качество экономики могут изменяться даже быстрее, чем в среднем в мире. Так, согласно докладу Российской академии наук (РАН), Россию в период с 2017 по 2035 годы даже ждет период бурного экономического роста. Как отмечается в докладе, среднегодовые темпы роста экономики составят 3,7%, а в пиковые годы в период с 2021 по 2025 годы он будет достигать 5% ВВП в год. Отмечается также, что к 2035 году в структуре ВВП значительно увеличится доля высокотехнологичных производств.

Как отметил один из авторов доклада, заведующий лабораторий анализа и прогнозирования производственного потенциала и межотраслевых взаимодействий РАН Александр Широв, опережающий мировые темпы экономический рост России обеспечит восстановление экономики после кризиса и увеличение доли инвестиций в ВВП до 25%.При этом прогнозы Минэкономразвития о росте экономики России в ближайшие годы выглядят обнадеживающими, но не столь радостными. Согласно прогнозам Минэкономразвития, рост экономики РФ в 2018 году составит 2,1%, в 2019 и 2020 годах — 2,2% и 2,3% соответственно. При этом инфляция зафиксируется в пределах 4% на весь прогнозный период.

Таким образом, реализация политики «силового принуждения» в отношении России будет в решающей степени зависеть от собственных усилий страны и её правящей элиты, способности сохранить внутриполитическую стабильность и укрепить социально-экономический потенциал перед очевидной внешней угрозой.

Автор: А.И. Подберёзкин


[1] Грин Р. 33 стратегии войны / Р. Грин; [пер. с англ., Е. Я. Мигуновой]. — М.: РИПОЛ, 2016. — С. 15.

[2] The National Military Strategy of the United States of America. 2015. — Wash., June 2015. — P. 2–17.

[3] Подберёзкин А. И. Современная военная политика России. — М.: МГИМО–Университет, 2017. — Т. 2. — С. 447–528.

[4] Кто пишет стратегию для Казахстана? / Эл. ресурс: «Станрадар». 10.12.2017 / stanradar.com, 10.12.2017.

[5] Подберёзкин А. И. Стратегия национальной безопасности России. — М.:

МГИМО–Университет, 2016. — С. 209–214.

[6] The Power to Coerce. — Cal., RAND, 2016. — P. 2–5.

[7] Долгосрочное прогнозирование развития отношений между локальными цивилизациями в Евразии: монография / А. И. Подберёзкин и др. — М.: МГИМО–Университет, 2017. — С. 273–306.

[8] Joint Operating Environment, 2025. July 2018. — P. 42–46.

[9] «Стратегия принуждения» — стратегия достижения политических целей США, избегая прямого применения военной силы, в условиях широкого использования новых средств и способов применения силы, которые появились в результате развития глобализации в экономике, информатике, культуре и других областях (См., например: The Power to Coerce: Countering Adversaries Without Going to War. — Cal., RAND, 2016. — P. IX).

[10] См. подробнее: Подберёзкин А. И. Национальный человеческий капитал. — М.: МГИМО–Университет, 2011–2013 гг. — Т. 1–3.

[11] Это признание остается до сих пор общим местом для анализа экономики страны во всех работах сторонников и противников власти, которые отличаются между собой только по степени оптимизма и пессимизма.

[12] Подберёзкин А. И. Современная военная политика России. — М.: МГИМО–Университет, 2017. — Т. 2. — С. 376–389.

[13] Этот процесс был очевиден уже в 2007–2011 годах, когда развитие НЧК фактически остановилось. См. подробнее: Подберёзкин А. И. Национальный человеческий капитал. — М.: МГИМО–Университет, 2011. — Т. 3.

[14] Демографические вызовы России: экспертно-аналитический доклад. — М.: ЦСР, 2017. Ноябрь. — С. 8.

[15] Подберёзкин А. И. Современная военная политика России. — М.: МГИМО–Университет, 2017. — Т. 2. — С. 84–130.

[16] Подберёзкин А. И. Третья мировая война против России: введение в концепцию. — М.: МГИМО–Университет, 2015. — С. 115–147.

[17] Gompert D. C., Cevallos A. S., Garafola C. L. War with China: Thinking Through the Unthinkable. — RAND, 2016. — P. 22.

[18] Ibidem. P. 40.

[19] Ibidem. P. 48.

[20] Подберёзкин А. И. «Сценарий № 2» («Инновационный») развития России до 2025 года / Эл. ресурс: «Виперсон». 11.12.2017 / www.viperson.ru

 

26.09.2018
  • Аналитика
  • Проблематика