Если надеяться на то, что сама по себе стратегия и стратегическое планирование решат поставленные проблемы, то, как правило, такие надежды рушатся в самом начале. Стратегия нужна, прежде всего, не как план (он будет не раз меняться), а для правильного целеполагания и выстраивания системы приоритетов, которые, в сочетании с искусством политиков и военачальников приспособить эти планы к действительности, могут составить тот процесс, который и называется эффективной политикой. Во многом низкая эффективность государственной политики объясняется тем, что у неё нет этих главных качеств: до настоящего времени так и не сформулировано целеполагание и главная, «Руководящая идея», а также не выстроена система ясных приоритетов, которая в нынешнем виде в Стратегии национальной безопасности представляет собой «перечень важных дел», в то время, как эта приоритетность должна быть безусловно понятна и лаконична, например, как приоритет развития НЧК[1].

В предлагаемой авторской модели используются и некоторые другие принципы, которые дополняют широкий набор методологических инструментов стратегического планирования, разработанный ещё во времена СССР[2]:

Принцип стратегического целеполагания, когда формулируется некая конечная цель, достижение которой предполагает поэтапное движение в избранном направлении. Здесь очень важно соблюдать меру, когда стратегическая цель, с одной стороны, явно видна, а, с другой стороны, не мешает использованию наиболее эффективных тактических приёмов, которые могут выглядеть как отступление от стратегической цели. Наиболее яркий пример в истории – Брестский мир, заключенный в 1918 году по требованию В.И. Ленина с целью сохранения революционной власти. Как известно, этот мир предполагал радикальные уступки Германии, которые большевиками рассматривались в качестве платы за достижение стратегической цели – сохранения их власти.

Нередко в политике и нормативных документах такое «промежуточное» целеполагание в явной форме отсутствует – именно это мы наблюдаем в современной России, – что, конечно же сильно затрудняет весь процесс стратегического планирования (как правило, из-за желания чиновников избежать промежуточных отчётов и результатов, а также неумения среднесрочного планирования), но в любом случае мы должны исходить из того, что такая цель существует, пусть даже в имплицитной форме, и её надо иметь ввиду. Именно этот процесс набирает силу в очередной раз в современной России: стратегическое планирование перестаёт быть стратегическим из-за потери «горизонта планирования» и масштабных целей, которые усугубляются фактическим отказом и от мониторинга промежуточных целей до 2024 года.

Принцип обязательности стратегического прогноза не только социально-экономического развития, но и МО-ВПО, который в России в конце концов был признан формально, хотя и не стал руководящим принципом на уровне политического и военного планирования[3].

Существует немало и других принципов (о которых подробнее будет сказано ниже), которые теоретически были разработаны ещё во времена СССР и к которым медленно и непоследовательно возвращаются в России. В отличие от Китая и Израиля, где стратегическое планирование лежит в основе политики, в России оно стало уже носить нормативный, но совсем не обязательный к исполнению характер[4].

Таким образом, приведённые примеры и аргументы, на наш взгляд, достаточно убедительно иллюстрируют практическую ценность моделирования конкретных сценариев и их вариантов развития МО и ВПО, основанных на дедукции и авторской концепции, а также то, что в неё можно и нужно вносить по мере реализации важные конкретные коррективы. Особенно, если речь идёт о долгосрочном внешнеполитическом планировании России и стратегическом прогнозе развития МО и ВПО. В частности, это имеет исключительно важное значение, если речь идёт о формировании широкой западной военно-политической коалиции и политики западной локальной человеческой цивилизации (ЛЧЦ) в области безопасности – одной из важнейших особенностей современного развития ВПО (которая не находит часто поддержки в российском политическом и экспертном сообществе), где процесс не развивается линейно и поступательно.

Системное видение развития того или иного сценария ВПО в наше время обязательно потому, что изменения происходят практически одновременно не только в субъектах ВПО, но и в отношениях между ними, т. е. отражается на состоянии ВПО, её структуре, динамике развития и особенностях, что, в свою очередь, влияет на развитие того или иного конкретного сценария ВПО. Особенно в последние годы, при правлении администрации Д. Трампа, который стал системно пересматривать все международные, в том числе коалиционные, соглашения[5], что, в свою очередь, привело к росту напряжённости не только между основными субъектами, противостоящими в ВПО, но и внутри самой западной коалиции. Прав, безусловно Б.Л. Гарт, когда писал, что «где аппетиты победителей не ограничиваются противостоящей силой, там нет препятствий для возникновения противоречий во взглядах и интересах бывших союзников…, так что союзники в одной войне легко становятся врагами в другой»[6]. Именно это мы сегодня и наблюдаем в отношениях США со своими союзниками, когда Д. Трамп пытался «построить» их откровенно цинично под интересы США (например, требуя отказаться от «Северного потока-2» или изменить структуру внешнеторгового баланса), а те проявляют всё большее непослушание[7].

Мы убеждённые сторонники этого метода «авторской дедукции» построения возможных и наиболее вероятных сценариев ВПО потому, что, на наш взгляд, он позволяет добиться главного – внести некую определённость в практических целях в очень широкое исследование, направленное на анализ МО, в котором субъективная сторона всегда (иногда очень сильно, как в 80-е и 90-е гг. прошлого века) будет уводить правящую элиту в сторону от политической реальности.

Важно сохранить логику рассуждения, которая позволит не потеряться в нахлынувших потоках информации, завершить анализ вполне определёнными выводами. В конечном счёте, для читателей такого исследования важен сам итог анализа, результат, который заключается в неких практических рекомендациях, выводах, а не процесс, путающийся в туманных рассуждениях, не имеющих внятного конечного результата (что нередко случается в исследованиях многих политологов).

Очень часто, к сожалению, рассуждения нынешних политологов настолько туманны и «политкорректны», что из них вообще не очень ясно мнение автора, не говоря уже об оценке реалий. Прежде всего, это касается той проблемы, которая исследуется в данном разделе: построение логической схемы нужно не само по себе, не как политологический изыск, а как рекомендация к конкретной политической практике, реальной политике, когда требуется максимально определённо судить о перспективах эволюции МО и ВПО и соответствующих последствиях для политики России.

Подчеркнём, что в этом разделе внимание сконцентрировано только на самых общих и принципиальных положениях авторской концепции, которые, однако, имеют принципиальное, стратегическое значение для оценки состояния и перспектив развития ВПО в мире. В конечном счёте, даже это нам необходимо только для одного: максимально определённо обозначить вектор, стратегию развития усилий России в области безопасности, прежде всего, обеспечения её суверенитета и сохранения национальной идентичности. То, что такой вывод будет субъективен, – неизбежно. Важно, однако, чтобы за этой субъективностью скрывались реальные объективные интересы и ценности нации и государства[8].