Стратегическое целеполагание основных государств: «Главная идея» и суверенитет в новых условиях формирования военно-политической обстановки

В период «транзитного перехода» человечества от одной системы миропорядка к другой неизбежен пересмотр основных («Главных») идей национальных стратегий. Это, в свою очередь, ведёт не только к расхождению и даже противопоставлению процессов целеполагания, но и их прямому конфликту. Так, Дж. Байден в качестве «Главной цели» декларировал «союз демократических государств против автократических» при абсолютно невнятном критерии и даже общем понимании понятия «демократия» и «автократия». Но этот тезис послужил политико-идеологической основой широкой проамериканской военно-политической коалиции, которая противопоставила себя остальным государствам мира. России и Китаю, прежде всего, но не только. И главным «обоснованием» для ведения гибридных войн в мире[1].

Очевидно, что такой «Главной идее» будут противостоять абсолютное большинство государств, которые видят самые разные цели, основанные на своих системах ценностей. Пока что проблема только в том, насколько самостоятельны в политическом и экономическом отношении эти государства. Даже Пакистан, например, в марте 2022 года сменил премьер-министра по требованию США, когда новый руководитель правительства 250 миллионного государства заявил, что «бедные государства не могут позволить себе быть суверенными». Таким образом, можно сказать, что возможность формулировать самостоятельно «Главную идею» национальной стратегии прямо зависит от состояния государственного суверенитета: чем сильнее суверенитет, тем более ориентируется на систему национальных интересов и ценностей стратегия государства.

Идеальное целеполагание в стратегии государств – максимально точное соответствие политических целей и более частных задач национальным интересам и ценностям в конкретных исторических и иных условиях с учётом ресурсов и возможностей (переоценка которых, как и их недооценка, крайне важны). Иными словами, формулирование точной цели должно быть обосновано множеством уникальных особенностей и условий. Поэтому такое формулирование главной политической цели и определение подчиненных задач – высочайшее мастерство и искусство политика.

Также, как выбор направления главного удара, концентрация ресурсов и резервов, а также выбор отвлекающих ударов, – у военного стратега – для достижения желаемого результата. Как справедливо отмечает ведущий специалист в этой области Л. Фридман, «стратегия остаётся лучшим термином для обозначения понятия думать наперёд, с учётом поставленных целей и наличествующих ресурсов»[2].

Эффективность стратегии на 90% зависит от правильной выбранной цели, когда тактические победы и поражения, в конечном счёте, не являются решающими: при неправильной цели можно выиграть множество сражений, но, в конечном счёте, потерпеть поражение. И, наоборот, правильно избранная цель позволяет медленно, с трудом, отвлекаясь и останавливаясь, но двигаться в верном направлении. Примером ложной цели была стратегия Б.Н. Ельцина в 90-е годы, которая сводилась только к уничтожению прежнего уклада и системы, не формулируя задач развития.

Исключительно важную роль при выборе главной цели играют правильно понимаемые национальные интересы. Как известно, реализация самого широкого спектра интересов – государственных, классовых, групповых, корпоративных – правящей элиты происходит через их трансформацию в политические и иные цели и задачи, определении приоритетности, сроков и актуальности. При этом, важнейшее значение в стратегии и целеполагании приобретает формулирование общенациональной «Главной идеи», главной цели, которая на данном этапе является наиболее приоритетной, которая вытекает из наиболее актуальных в настоящее время национальных интересов.

В начале XXI века для России таким общенациональным интересом стал интерес выживания, противостояние внешней угрозе со стороны западной военно-политической коалиции, который выражался в обеспечении военной безопасности и высоких темпов социально-экономического развития. Эта общая тенденция развития ВПО в 20-е годы столетия привела к формированию наиболее опасного конкретного варианта такого сценария – «Эскалации военно-силового принуждения». Соответственно и «Главная идея» российской стратегии не могла быть иной, кроме как силового противоборства такой политике, которое должно в итоге закончиться победой не только на военном, но и на экономическом, технологическом и информационном фронтах[3].

Ошибка или неточность в определении «Главной цели» неизбежно ведут к самым негативным, иногда катастрофическим процессам. Так было, например, в 1941 году у Гитлера, напавшего на СССР, а до этого у Наполеона в 1812 году. Так было и у Запада, который в первом десятилетии нового века поставил своей «Главной целью» уничтожение России.

Неверно сформулированная «главная цель» неизбежно приведёт к поражению даже в том случае, если будут тактические победы и достаточное обеспечение ресурсами. Так, выдвижение в качестве главной цели М.С. Горбачёвым идеи «перестройки» (при всей внешней привлекательности, всеобщем одобрении и наличии огромных ресурсов) привело к уничтожению не только социалистической системы, но и Советского государства, а горбачёвская «Главная идея» «нового мышления» – развалу Социалистического содружества, СЭВ и ОВД, фактическому поражению в противоборстве с Западом, которое именно сейчас приходится исправлять России. При всей несопоставимости ресурсов СССР и России, «Главная цель» России – выживание и развитие – неизбежно будет достигнута даже ценой возможных (думаем, что неизбежных) потерь.  Таких как военные потери на Украине зимой –весной 2022 года и экономические потери 2014–2020-х годов.

Исключительно важное значение точного целеполагания на основе долгосрочного прогноза становится нормой в стратегии государства. Даже у тех, которые отрицают необходимость стратегического планирования. В этом случае стратегия использует (отбирает максимально тщательно) наиболее эффективные средства и методы, которые одновременно объединяются задачами развития и обеспечения национальной безопасности, причём они, в свою очередь, основаны на строгом соответствии национальным интересам[4]. Этот факт – центральный в стратегическом целеполагании, многократно подтверждённый не только Д. Трампом, и Дж. Байденом, но и, например, в Статье № 3.Стратегии национальной безопасности России в новой редакции от 2 июля 2021 года[5].

Это – традиционный подход к классическому формированию стратегии государства. Непосредственно по этому поводу, например, Дж. Байден сделал примечательное заявление в связи с выводом войск США из Афганистана: «Переворачивая страницу в нашей внешней политике, которую наша страна проводила последние 20 лет, мы должны усвоить допущенные ошибки. Для меня первостепенное значение имеют два урока. Во-первых, мы должны ставить задачи, имея ясные и достижимые цели, а не те, которых нам никогда не достичь. Во-вторых, мы должны четко придерживаться фундаментальных интересов национальной безопасности США[6].

Другими словами, новая стратегия США, скорректирована Дж. Байденом в сторону сугубого прагматизма и традиционной классики формирования стратегии государства – конкретных и достижимых целей, основанных на национальных интересах, без отвлечения на иные мотивы и возможные политические и субъективные пристрастия. Именно конкретность и достижимость целей – недостаток не только американской, но и современной российской СНБ, где задачи, как и прежде, обозначены достаточно обобщённо и не конкретно. Например, в Ст. 32 и 33, где задачи сформулированы как «повышение качества», «обеспечение устойчивости», «увеличения реальных доходов» и т. д., и т. п.

Обращает на себя внимание тот факт, что стратегическое целеполагание идёт не только от общего к частному, но и наоборот – от конкретных примеров к обобщению. При этом, американский президент своё решение по Афганистану «вписывает» в новую общую внешнеполитическую стратегию, в которой военной силе – мерам и средствам её применения – отводится более скромная роль.

События на Украине, однако, стали развиваться вопреки такому целеполаганию: чем дальше, тем больше США вовлекались в процессы противоборства на территории этой страны и за её пределами. Это означает только одно: США хотят максимально переложить тяготы силового противоборства на свою военно-политическую коалицию и с их помощью уничтожить Россию, оставшись физически в стороне от большой войны. Сочетание постоянных обещаний помощи правящему режиму на Украине сочеталось с одновременными заявлениями об отказе непосредственного участия в этой борьбе США.

Отдельный аспект проблемы – борьба за влияние на стратегическое целеполагание, основанное на той или иной системе ценностей, – главное поле современной политико-идеологической борьбы, в которой участвуют как государственные, так и негосударственные институты[7]. Как внешние, так и внутренние. Иногда эту борьбу называют «ментальной» борьбой[8], чаще – информационной, когнитивной и т.п. События на Украине продемонстрировали как масштабно и быстро можно переформатировать сознание огромного числа населения в целом государстве, превратив часть нации во врагов другой её части. Именно долгосрочное стратегическое целеполагание сыграло в этом решающую роль потому, что такой процесс был начат США с конца 80-х годов, когда подобный результат казался фантастическим.

Точное стратегическое целеполагание, таким образом, – обязательное условие эффективной стратегии[9]. Наивысшего подъёма страна добивалась, когда она объединялась «ОБЩИМ СМЫСЛОМ» – единым государством при князе Владимире, «Третьим Римом» – при Иване III, «Россией» – при Иване IV, «Империей» при Петре-Екатерине-Александре, «Православным царством» – при Александре III, наконец, «Пролетарской империей» – при И. Сталине. Даже при Хрущёве «Общий смысл» – «Построение коммунизма к 1980 году» – вызывал не только массовый энтузиазм, но и какое-то время всплеск национальной, порой иррациональной, активности части правящей элиты. «Застой» Брежнева – это банально-обывательский застой в развитии страны и общества, который привёл к перерождению большей части правящей элиты, прежде всего, с точки зрения её отказа от долгосрочных национальных перспектив в пользу сугубо личных обывательских интересов.

Приход к власти и последующая политика М. Горбачёва только узаконили, вслед за деятельностью Ю. Андропова и его выдвиженцев, отказ от общей идеи и национальной стратегии, заменив её маловразумительными тезисами «перестройки». Приход Б. Ельцина означал полный и окончательный разрыв не только с любой общей идеей и идеологией, но и любой стратегией: этот «вождь» мог быть только «козлом-провокатором» (по точной оценке М. Полторанина), который вёл неизвестно куда, как стадо баранов, всю нацию и страну. В итоге они оказались там, где и должны были быть при отсутствии внятной стратегии, – в глубокой яме. Не случайно, кстати, все попытки предложить и разработать некую общенациональную стратегию или доктрину встречали яростное сопротивление либералов и правящих кругов России. В те годы, а именно в начале 90-х годов, А.И. Подберёзкиным и коллегами была подготовлена серия работ, которая так или иначе была посвящена этой проблеме, но остались практически незамеченными: «Национальная доктрина России, 1994 г.», «Современная Русская идея и государство», 1995 г., «Стратегия национальной безопасности Российской Федерации», 1995 г. и др. Даже убогая СНБ, подготовленная в 1997 году аппаратом И.П. Рыбкина, осталась плохим памятником этому «безыдейному» периоду.

Стратеги я государства всегда становилась предметом яростной борьбы. Даже в тех случаях, когда наличие такой стратегии (и идеологии) всячески отрицалось. Если во времена императорской России это можно было объяснить исключительно сильным субъективным влиянием государя, борьбой его окружения, противостоянием различных придворных лагерей и т.п., которое нивелировало общие объективные закономерности потребностей национального стратегического планирования (хотя и далеко не всегда, а иногда даже наоборот), то во времена Советской власти отношение к стратегии государства и стратегическому планированию зависело нередко от политико-идеологических установок классовой борьбы или сугубо субъективных представлений руководства страны. Так, вплоть до начала 30-х годов прошлого века внешняя политика СССР была во многом продолжением политики Коминтерна, а экономика – зависела от взглядов партийных идеологов на народное хозяйство. Хотя и в те годы основы планового хозяйства СССР стали формироваться в Госплане и Совете министров параллельно с политикой ЦК ВКП(б). План «ГОЭЛРО» стал первым и наиболее удачным примером стратегического планирования в СССР.

Надо признать, что все попытки стратегического планирования в СССР зависели в итоге от субъективных представлений руководителей КПСС и СССР: Ленина, Сталина, Хрущёва, Брежнева, Андропова и Горбачёва, большинство из которых либо вообще не понимали цели такого планирования, либо – как Хрущёв и Брежнев – даже не хотели этого понимать. Очень точно охарактеризовал бывший вице-премьер М. Полторанин Л. Брежнева «обывателем», М. Горбачёва – «неспособным в принципе руководить», а Б. Ельцина – «козлом-провокатором». Это – не просто личные характеристики руководителям, но и характеристика уровня политического руководства и уровня стратегического планирования.

Хаотичный и противоестественный «переход к рынку» в 90-е годы, который осуществляла кучка безответственных авантюристов, нанёс самый сильный удар по стратегическому мышлению и планированию в СССР и России, когда не только Госплан и Госснаб, но и сама идея планирования и любые мысли о стратегии стали считаться «антирыночными». Возвращаться к осознанному стратегическому планированию и понятию «стратегия» стали медленно и непоследовательно к концу 90-х годов под влиянием объективных обстоятельств, прежде всего, необходимости возвращения управляемости государственным институтам в ВС, ОПК и МО. Уверены, что решающую роль в этом сыграла война на Северном Кавказе и откровенная поддержка Западом бандитских формирований, когда стали исчезать иллюзии даже у тех либералов в России, которые ориентировались однозначно на Запад.

Во многом провал в политическом и социально-экономическом развитии России 90-х годов и последующее медленное восстановление страны стало результатом именно отказа от представлений и от любых попыток дискуссий о национальной стратегии, а, тем более, стратегическом планировании[10]. Главной причиной этого было отсутствие стратегического целеполагания и «Главной идеи», которые фактически были заменены на идеи материального успеха и безнравственного обогащения любой ценой. Или, как сказал позже Д. Медведев, «комфортного существования».

Соответственно такое «существование» не предполагает наличия сильного государства и быстрых темпов развития. Они не связаны непосредственно с материальным благополучием, но неизбежно ведут к национальной деградации. В марте 2021 года, выступая по российскому телевидению американский политолог Николай Злобин констатировал состояние России и отношений с США, как «падение интереса Вашингтона к стремительно теряющей свою значение, «умирающей» России. Эта констатация основывалась не на оценке военной мощи нашей страны, которая выросла за последние 7 лет существенно, а на оценке социально-экономических и демографических перспектив её развития, против которых собственно военно-силовые инструменты политики не имеют решающего значения, а также на прогнозе развития внутриполитической стабильности в России и состояния её правящей элиты с учётом политики силового принуждения, озвученной Дж. Байденом в марте 2021 года[11].

Кризис и стагнация в развитии России в эти годы происходят на фоне стремительного усиления других центров силы, прежде всего, США, Китая, Индии, Бразилии, Индонезии, Пакистана и ряда других, что делает Россию всё более уязвимой даже по отношению к таким региональным державам, как Турция. Возникла и усиливается прямая цивилизационная угроза – национальной идентичности и государственному суверенитету страны.  Стратегия США и возглавляемой ими коалиции против России предполагает использование широкого спектра силовых мер и способов, которые ускоряли бы падение значения России как ведущей мировой державы[12], а в перспективе её развал и потерю суверенитета и части территорий при отказе от национальной идентичности. В этих критических условиях потребность в эффективной стратегии стремительно нарастает, когда, как пишет Л. Фридман, «невозможно не согласиться с тем, что успех зависит от воздействия на огромный спектр институтов, процессов, личностей и взглядов, зачастую плохо поддающихся влиянию»[13]. Не случайно, что двумя сильными преимуществами США Дж. Байден видит «искусство политического и военного руководства» и технологическое лидерство[14].

Но именно качество государственного управления, как уже говорилось не раз в работе, составляет особенно слабую сторону российской действительности[15]. Это основное препятствие в решении проблемы опережающего социально-экономического развития и обеспечения национальной безопасности в условиях эскалации военно-силового сценария развития ВПО, которое невозможно устранить без резкого усиления роли государства, его институтов и органов управления, мобилизации национальных ресурсов и повышения эффективности государственного управления, т.е., в конечном счёте, реанимации политической стратегии, основанной на укреплении системы национальных ценностей, государственного суверенитета и национальных приоритетов развития.

Стратегическое планирование на длительный период (10–20 лет) предполагает очень строгую и трезвую оценку нынешнего состояния МО и ВПО, учёт существующих и будущих тенденций, о чём не раз писали сотрудники ЦВПИ МГИМО МИД РФ с 2013 года. В частности, в одной из работ Генеральный директор Концерна ВКО «Алмаз-Антей» Ян Новиков писал по этому поводу: «Долгосрочные тренды мирового социально-политического развития человеческой цивилизации зачастую не учитываются в военно-политическом прогнозировании. Однако, военное дело зависит от цивилизационных мегатрендов не в меньшей степени, чем любая иная человеческая деятельность»[16]. В настоящее время по разным оценкам соотношение сил между Россией и западной коалицией в десятки раз не в пользу нашей страны. В работе уже приводились методики оценки соотношения сил, в том числе сделанные в авторитетных российских организациях, например, ЦНИИ № 46 МО РФ[17].

Так, оценки на Западе выглядят следующим образом: на конец 2020 года международные резервы РФ составляли $595 млрд., из которых $457 размещались в валюте и металле: в частности, $138 млрд. в золоте (2 299 тонн), $166 млрд. в евро. Россия – одна из самых успешных стран в мире, если говорить о соотношении госдолга к ВВП: 12%. Для сравнения, аналогичный показатель стран еврозоны составляет 77%, Великобритании – 87%, США – 107%, Японии – 237%! Но такое финансовое положение отнюдь не гарантирует политической и экономической безопасности России. В том числе и исходя из опыта многих стран – от Ливии до Афганистана, чьи резервы (ЗВР) были ограблены США. Мы не раз и не два, а десятки раз писали и говорили об этом с конца 90-х годов, когда только-только наметился процесс валютного оздоровления. В том числе, и с точки зрения структуры ЗВР, и доли в нём металлического золота. Так в итоге и произошло, когда в марте 2022 года Россию фактически ограбили на 300 миллиардов долларов, заморозив её ЗВР.

Естественно, что в силовом противоборстве финансово-экономическое положение страны играет огромную роль. Так, важнейшее значение имеет соотношение экономической мощи государств и их коалиций, хотя в этой области и нет прямой зависимости. Так, до Covid-19 номинальный ВВП России составлял $1,630 триллиона, что делало нашу страну 11-й (или 12-й) крупнейшей экономикой в мире. При этом номинальные расходы на оборону составляли $64,4 млрд. Это 3,9% ВВП, что означало, что по величине оборонного бюджета РФ находится на 6-м месте в мире. Однако, если считать по методу паритета покупательной способности (ППС), то ВВП России составит уже $4,213 трлн., что моментально делает из неё 6-ю по величине экономику в мире. При этом военные расходы РФ составят от $88 до $98 млрд., что ставит страну на третье место в мире вслед за Китаем.

При всём этом, мы неоднократно говорили в 2020–2022 годах, что наша главная слабость – провалы в промышленности и особенно станкостроении и приборостроении, а если говорить о состоянии ВС – в ограниченности серий ВВСТ. Необходимо было в 2020–2021 годы не снижать, а увеличивать ГОЗ и серийность, сделать осознанный выбор в развитие ОПК страны. Этот выбор с точки зрения безопасности страны, в конечном счёте, будет означать выбор в пользу повышения эффективности политики стратегического сдерживания[18], в основе которой должна лежать соответствующая стратегия со стороны правящей элиты России. В современном понимании стратегическое сдерживание - это возможность страны на всех уровнях силового противоборства – от военно-технического до информационного – обладать способностью активного противодействия, в т.ч. способностью к ведению наступательных операций.

Современное представление о «стратегическом сдерживании» существенно отличается от ядерного сдерживания, которое является только частью более широкого понятия «стратегическое сдерживание»[19]. Это понятие означает способность государства и общества к независимому, суверенному развитию, опирающемуся на систему национальных интересов и ценностей, а не навязываемые извне нормы и правила. Это понятие означает суверенное формулирование «Главной национальной идеи» и выбор средств её реализации.

Но это же понятие означает и ускоренное социально-экономическое развитие страны, в основе которого лежит обеспечение максимально благоприятных условий для развития человека и его потенциала. Причём, не только богатой его части. Кстати, у Дж. Байдена в его «Руководстве СНБ» прямо и отчётливо говорится о «приоритете в развитии среднего класса и трудящегося населения Америки»[20].

Сказанное означает, что в нынешних сложных, фактически военных, условиях необходимо срочно начинать стратегическое планирование с формулирования «Главной идеи», причём не только для российской нации, но и как идеи для других государств.

Авторы: А.И. Подберёзкин, О.Е. Родионов


[1] Бартош А.А. Взаимодействие в гибридной войне / Военная мысль, 2022, №4, сс. 7–8. file:///C:/Users/user/Desktop/%D0%B2%.

[2] Фридман Л. Стратегия: Война, революция, бизнес. М.: Кучково поле, 2018, с. 8.

[3] Подобное развитие сценария ВПО Подберёзкиным А.И. прогнозировалось не раз с 2013 года в самых разных работах и выступлениях по разному поводу, однако, надо признать, что оно вплоть до начала 20-х годов не находило общественного признания. См.: Подберёзкин А.И. Третья мировая война против России: введение в концепцию. М.: МГИМО, 2015. 156 с., а также: Подберёзкин А.И. Оценка и прогноз развития сценария военно-политической обстановки и его конкретных вариантов в третьем десятилетии нового века, сс. 22–36 / Сборник материалов круглого стола. Кафедра военной стратегии Военной академии Генерального штаба ВС РФ « Угрозы национальной безопасности Российской Федерации на период до 2030 года: направления и пути их нейтрализации.  ВАГШ ВС РФ, 2022. 152 с.

[4] Афиногенов Д.А., Грибин Н.П., Назаров В.П., Плетнёв В.Я., Смульский С.В. Основы стратегического планирования в Российской Федерации: Учебное пособие / под общ. ред. В.П. Назарова, Д.А. Афиногенова, Грибин Н.П., Плетнёв В.Я., Смульский С.В. Основы. М.: Проспект, 2015, с. 74.

[5] Путин В.В. Указ № 400 от 2 июля 2021 года «О Стратегии национальной безопасности РФ».

[6] Цит. по: Заявление президента Байдена в связи с окончанием войны в Афганистане (пресс-служба Белого дома, США) 16.09.2021 / Сайт ЦВПИ, 16.09.2021 / http://eurasian-defence.ru/?q=perevod/zayavlenie-prezidenta-baydena

[7] Боброва О., Подберёзкин А., Подберёзкина О.А. Специфика НКО и правовые основы их деятельности // Обозревательь, 2021, № 8, сс. 17–48.

[8] Так, в августе 2021 года на конференции, организованной в рамках форума «Армия 2021» ВАГШ ВС РФ, советник МО РФ А.М. Ильницкий делал основной доклад, посвящённый именно этой теме.

[9] Этот вывод ещё раз на практике подтвердил Дж. Байден в своём заявлении 1 сентября. См.: Джо Байден (Joe Biden). The White House, США): Заявление президента Бадена в связи с окончанием войны в Афганистане. 1 сентября 2021 г. / https://inosmi.ru/politic/20210901/250421303.html

[10] Непоследовательное и необязательное возвращение к элементам осознанной стратегии (например, СНБ 1997 года) означало попытки подчинения планирования хаосу рыночной стихии и поэтому были, по сути дела, провальными в условиях абсолютизации значения либеральных идей в России. Итог – Концепция социально-экономического развития России марта 2008 года оказалась мертворождённым документом.

[11] Biden J.R. Interim National Security Guidance. Wash. March 2021, p. 21.

[12] Относительное падение значения России в мире выражается в целом ряде факторов, например, в депопуляции страны (по некоторым оценкам, до 10 млн. человек за последние 30 лет), отсутствии реальных темпов роста ВВП (по разным оценкам, ВВП России составил в 2020 году 120% от уровня РСФСР 1990 года по сравнению с 15000% в Китае и 150% в США), сохранению низкого уровня НЧК (на уровне 1990 года) и т.д.

[13] Фридман Л. Стратегия: Война, революция, бизнес. М.: Кучково поле, 2018, с. 656.

[14] Biden J.R. Interim National Security Guidance. Wash. March 2021, p. 15.

[15] Напомним, что по рейтингу ВБ многие годы это качество оценивается как 0,005 по шкале от –2,5 до +2,5.

[16] Военно-политические аспекты прогнозирования мирового развития: аналитич. Доклад / А.И. Подберёзкин, Р.Ш. Султанов, М.В. Харкевич (и др.). М.: МГИМО-Университет, 2014. 167, с. 5.

[17] Военно-экономическая безопасность и военно-техническая политика государства: изменение диалектики взаимосвязи в современных условиях. Монография / под общ. ред. проф. С.Ф. Викулова. М.: АПВЭиФ, ООО «Канцлер», 2020. 438 с

[18] Стратегическое сдерживание (нов.) – зд.: способность государства эффективно обеспечивать защиту национальных интересов и ценностей как в периоды относительно мирного развития международной и военно-политической обстановки (МО и ВПО), так и на любом уровне развития конфликта, в т. ч. без прямого использования военной силы, обладая для этих целей достаточными возможностями, силами и средствами противодействия любым попыткам силового принуждения. Стратегическое сдерживание  предполагает разработку и системную реализацию комплекса взаимосвязанных политических, дипломатических, военных, экономических, информационных и иных мер, направленных на упреждение или снижение угрозы деструктивных действий со стороны государства – агрессора (коалиции государств) в интересах обеспечения военной безопасности страны.

[19] Прогнозируемые вызовы и угрозы национальной безопасности Российской Федерации и направления их нейтрализации / Под общ. ред. А.С. Коржевского; редкол. В.В. Толстых, И.А. Копылов. М.: РГГУ, 2021. 604 с.

[20] Biden J.R. Interim National Security Guidance. Wash. March 2021, p. 15.

 

15.08.2022
  • Аналитика
  • Военно-политическая
  • Органы управления
  • Россия
  • Глобально