Современные военно-политические условия развития России

Наступательные вооруженные силы стали главным инструментом глобальной стратегии США[1]

Авторы доклада «Сила принуждения»

Любой военно-политический прогноз начинается с объективного анализа и оценки состояния того или иного объекта, которые могут быть более точными или менее точными (даже не адекватными) в силу самых разных причин — профессиональных, личных, политических или иных. К сожалению, личные (прежде всего, корыстные, профессиональные и идеологические) субъективные причины искажают такие оценки, чему мы не раз были свидетелями в последние десятилетия. В политике и общественной деятельности, где практически нет объективных критериев (единственный, но самый реальный, — результат борьбы за власть), искажение даже самых объективных реалий всегда было нормой, которая порождает в итоге абсолютную безответственность, «оправдывающую» принятие любых решений.

Во многом, однако, именно от качества этого анализа и добросовестности оценки состояния субъекта зависит точность прогноза, более того, в конечном счете, вероятность его реализации, наконец, эффективное распределение ресурсов (что нередко и является стимулом для субъективности оценок). Эти обстоятельства, безусловно, оказывают влияние на субъективный характер принимаемых решений, заставляя политиков так или иначе учитывать объективные реалии. Прежде всего,  опять же, в силу своих когнитивных и волевых способностей. Такая точная оценка предполагает первый, наиболее ответственный и обязательный шаг, — определение существующих и будущих военно-политических тенденций[2] в развитии субъекта, а также МО и ВПО, за которым следует стратегический прогноз, четкое целеполагание и распределение необходимых ресурсов[3]. При этом, как первое, так и второе и третье действие нельзя рассматривать упрощенно, прямолинейно. Как пишет известный военный теоретик А. Свечин, «Политика, которая изолировала бы эти ближайшие цели и всё внимание уделяла бы конечному идеалу, представляла бы печальное перерождение практического искусства в социологию или философию истории»[4].

При этом я исхожу из того, что при анализе и прогнозе состояния того или иного субъекта (в нашем случае — России, а в будущих книгах и других субъектов ВПО) в конечном счете:

— Во-первых, объективность оценок и прогнозов достижима и реальна потому, что будущее уже существует в той или иной степени в политике, экономике и военном деле сегодня, но нужно не только  захотеть, но и попытаться и смочь его увидеть и понять. Это можно сделать только при условии объективного анализа, максимально удаленного от политизированной оценки, которая всегда присутствует (а иногда и определяет будущее), при проведении экспертизы. Любое событие появляется в истории не сразу, «не вдруг». Ему предшествуют некие предпосылки, сигналы, тенденции. Так, появление в политике В. Путина было неизбежным следствием развития СССР и России в предыдущие годы, о чем не раз обсуждалось в конце 1990-х годов на самых различных мероприятиях, в частности, заседании одного из влиятельных клубов, где пришли к консенсусу о том, что к власти в стране должен придти некий «либеральный дракон»[5].

К сожалению, полностью абстрагироваться от инерции мышления, современных реалий, привычек и обязательств (не говоря уже о частных интересах, всегда присутствующих при анализе) удается крайне редко и далеко не всем. Поэтому такие оценки уже изначально несут на себе субъективный отпечаток, который я попытался не просто учесть в работе, но и извлечь из него некоторую выгоду: субъективность творческая может  дать очень положительные результаты при анализе, а тем более прогнозе.

— Во-вторых, при всей важности субъективного учета особенностей, я исхожу из того, что существует достаточно много объективных факторов и тенденций, постоянных величин, которые позволяют адекватно оценить настоящее и увидеть это будущее. Поэтому  важно не игнорировать такие объективные факты, факторы и тенденции даже в том случае, если они и кажутся незначительными, не понятными, либо мешающими работе. Там, где это возможно, я пытался максимально детализировать, формализовать и систематизировать объективные факторы, предполагающие дальнейшее развитие, с тем, чтобы их влияние было заметнее. Так, например, для меня очевидно, что два направления в развитии военных потенциалов — систем ВКО и противоспутникового оружия — будут иметь решающее значение даже по сравнению с тем, какое они имеют в 2018 году. Именно они будут определять основные параметры  стратегического паритета в будущем, хотя сегодня доминирует точка зрения, что эта роль будет принадлежать СНВ и стратегическим системам ВТО, а, значит, и соответственно происходит распределение ресурсов[6]. С моими оценками, кстати согласны и американские эксперты из «Ассоциации по контролю над вооружениями», которые заявили после публикации выдержек из новой ядерной стратегии США в январе 2018 года, что «Холодная война по версии 2.0 дает толчок двум областям в гонке вооружений (в дополнение к существующим) — накоплению средств ПРО и средств для войны в космосе»[7].

— Наконец, в-третьих, я полагаю, что в политике всегда существует «многовариантность» развития тех или иных сценариев и переход внутри таких сценариев от одного к другому конкретному варианту. При этом можно и обязательно нужно попытаться вычленить из этого огромного числа возможных сценариев (и обосновать) наиболее вероятные, а из них — «почти» неизбежные варианты, которые могут лечь в основу той или иной авторской концепции и модели. В частности, в книге, посвященной будущему России, я предлагаю как возможные, так и наиболее вероятные (и даже «неизбежные»)  сценарии развития России, пытаясь обосновать не только их характеристики, но и степень вероятности. Это, например, вынуждает меня сделать вывод о неизбежности развития существующего инерционного сценария в его нынешнем, «правительственном» варианте, который формируется хаотично под влиянием разных сил и обстоятельств, сводя политическую волю и её значение к минимуму[8].

Там, где это возможно, я всегда пытался использовать этот прием, предлагая свою гипотезу или концепцию[9]. Как правило, в своих основных чертах этот метод подтверждается (хотя бывали и ошибки, в основном, связанные с переоценкой динамики развития событий). Я уверен,  что такая авторская концепция не просто желательна, но и обязательна для оценки состояния и перспектив развития субъекта ВПО в силу, как минимум, двух важных обстоятельств.

Во-первых, даже отрицая необходимость любой авторской концепции на словах, автор все равно придерживается той или иной тенденции и логики рассуждений, т.е. у него имплицитно всё равно существует некое видение, концепция. Такой позиции нередко придерживаются западные и часть российских исследователей, считающих, что определение своей позиции — не научный подход. Как правило, однако, такой объективизм ведет к фактическому навязыванию своей точки зрения, более того, нередко её фактическому и даже нормативному закреплению в научных работах и политических документах. Так, долгие годы ряд ученых навязывали общественному мнению необходимость игнорирования усилий США в области создания широкомасштабной системы ПРО не смотря на все обстоятельства, связанные с такой политикой в США. У них, строго говоря, не было серьезных аргументов, а тем более концепции, объясняющей зачем же США делают «бесполезную ПРО» даже того, когда элементы этой системы уже заступили на боевое дежурство. Тем не менее, эти ученые агрессивно критиковали  любые попытки предложить ответные действия.

Поэтому лучше — честнее и перспективнее с точки зрения дискуссии — с самого начала разработать, предложить и признать эту концепцию, — пытаться её защищать и придерживаться, пытаясь обосновать  те или иные противоречия и нестыковки.

Во-вторых, авторская концепция помогает сохранять последовательность и логику в рассуждениях, не увлекаясь частностями и деталями, которые могут увести от реалий. Это увлечение второстепенными  деталями характерно для многих «профессиональных» политологов, которые пытаются выглядеть «объективно», отрицая всяческие «измы», но, на самом деле, как правило, не в состоянии предложить сколько-нибудь логическое объяснение явлению. Мы очень часто наблюдаем это явление, например, у выступающих экспертов и журналистов по телевидению, которые охотно оперируют второстепенными деталями, которые могут привлечь внимание зрителей. В результате получается настолько «объективное» изложение или исследование, что не только читатель, но и сам автор нередко не вполне понимает суть своей позиции, а нередко и вообще то, о чем он только что говорил.

Современные военно-политические условия развития России, на мой взгляд, это то, что нередко игнорируется политиками и особенно  экономистами и финансистами, оперирующими макроэкономическими показателями, которые, на их взгляд, абсолютизирую реальность. Поэтому оценки экономистов и специалистов в области обороны и безопасности нередко не просто отличаются друг от друга, но и прямо противоречат друг другу. Именно поэтому российские планы социально-экономического развития, многочисленные концепции и прогнозы, а тем более бюджеты, — так далеки от реальности, которая меняется быстрее, чем пишутся эти документы, у которых по-прежнему сохраняются два крупнейших недостатка — игнорирование неэкономических факторов развития и условий обеспечения безопасности и отсутствие сколько-нибудь эффективных механизмов реализации. Объективности ради следует признать, что в 2017 году об этом заговорили, наконец,  даже такие упертые либералы, как А. Кудрин.

К сожалению, это признание, впрочем, как и отношение всех либеральных экспертов к стратегическому планированию, сводится к тому,  что «планировать невозможно», что еще раз подтвердило большинство участвовавших в январе 2018 года на Гайдаровском форме. Возникает парадоксальная ситуация: с одной стороны, существует многострадальный ФЗ «О стратегическом планировании», множество стратегий, доктрин и концепции, наконец, бюджетов и «просто» планов, а, с другой стороны, не только у общественности, но и в правительстве сформировано негативно-критическое отношение к любым попыткам стратегических оценок, прогнозов и планирования.

В том числе и в силу этих причин мне представляется, что анализ основных военно-политических условий развития российского государства и нации представляется не просто полезным, необходимым, более того, неотложным.

Автор: А.И. Подберёзкин


[1]  Gompert D, Binnendijk H. The Power to Coerce. — RAND, Cal.,2016. — P. 2.

[2] Военно-политические тенденции — зд. относительно устойчивые возможности, закономерности, векторы развития внешней и внутренней политики государств, характеризующие состояние и перспективы их безопасности, прежде всего в военной области.

[3] Подберёзкин А. И. Военные угрозы России. — М.: МГИМО–Университет, 2014. — С. 9–10.

[4] Свечин А. А. Стратегия (2-е издание). — М: Военный вестник, 1927. — С. 28.

[5] Подберёзкин А. И., Жуков А. В. Факторы безопасности для российской нации, государства и общества. Угрозы силового использования социальных сетей / Научно-аналитический журнал Обозреватель-Observer, 2017. — № 10. — С. 23–25.

[6] Эту точку зрения я впервые сформулировал в работе «Евразийская воздушно-космическая оборона», которая была опубликована в МГИМО–Университета в 2014 году.

[7] Цит. по: Kozin V. The Unacceptable Risk of Trumps Nuclear Strategy / http: Orientalreview.org. 2018.17.01.

[8] Кравченко С. А., Подберёзкин А. И. «Переоткрытие» знания о будущем: перспективы безопасности России до 2050 года / Вестник МГИМО–Университета, 2017. — № 4(55). — С. 211–226.

[9] См., например: Подберёзкин А. И. Третья мировая война против России: введение в концепцию. — М.: МГИМО–Университет, 2015.

 

16.09.2018
  • Аналитика
  • Военно-политическая
  • Органы управления
  • Россия
  • Глобально
  • XXI век