Новые задачи национальной стратегии яснее всего практически видны из потребностей стратегического планирования, которые секретарь Совета Безопасности России Н.П. Патрушев очень концентрированно описал следующим образом: «Значение стратегического планирования и стратегического управления в условиях современного мироустройства, нарастания угроз и вызовов национальной безопасности России, ограниченности времени, сил и ресурсов по их парированию многократно возрастает. Это требует разработки широкого спектра научно-практических и методологических подходов к решению задач, нацеленных на обеспечение единства стратегического целеполагания, строгую увязку целей и задач планирования с необходимыми для их выполнения ресурсами, последовательную реализацию принципа единства, взаимосвязи и взаимозависимости задач обеспечения национальной безопасности и социально-экономического развития, формирование иерархичной архитектуры документов стратегического планирования, совершенствование системы мониторинга и оценки состояния национальной безопасности и хода выполнения намеченных планов, а также общую координацию государственной политики в данной области»[1].

В стратегии была признана взаимосвязь развития и безопасности, формально закрепленная в СНБ России в июле 2021года, и ставшая принципом американской политики при Д. Трампе[2]. Примечательно, что политика Дж. Байдена на Украине точно соответствовала этим критериям и принципу, иногда даже буквально. Так, если санкции, как оказывалось, наносили ущерб США, то они ограничивались, игнорировались или даже отменялись, а позиции «не вовлеченности США и НАТО» в военный конфликт и неприменения ЯО, подчеркивались неоднократно, а иногда даже и не по одному разу за день.

Стратегия США в мире, направленная на ослабление своих потенциальных соперников – России, Китая и стран Европы, - сформировалась в первые десятилетия нового века. Она заключалась в простой формуле: «несмотря на все изменения в мире эти страны должны занять то место в либеральном мировом порядке, которое им укажут США». Это стало особенно хорошо видно на примере стратегии США и их союзников в отношении России в 2014–2022 годы, когда используются все силовые средства – от экономических санкций и коалиционного политико-дипломатических мер и фактического использования военной силы, – преследуя главную цель развала экономики России и её политическую дестабилизацию. По оценке ВБ, например, комплекс антироссийских санкций приведёт к падению ВВП России в 2022 году более чем на 11%, а росту инфляции – на 22%[3].

Соответственно менялась и стратегия России. Её «Главная идея», которая стала соответствовать роли современной России в мире – выживание в условиях бескомпромиссной борьбы с Западом, когда нет ни малейшей возможности не только идти назад, но даже и отступить назад на шаг. Это уже не только политический выбор, но и экзистенциальная необходимость для России, угроза её онтологической безопасности[4].

Но эта стратегия России должна была стать общенациональной идеей, совокупностью средств и методов реализации, которые противоречили во многом сложившемуся либеральному порядку в России и его инерции в 90-е, «нулевые» и последующие годы. Даже в начале 2022 года, это не было очевидно для всех представителей правящей элиты и общества, которые не восприняли специальную операцию на Украине как часть общей стратегии сопротивления «коллективному Западу» и утверждаемого им нового миропорядка. Стратегия России еще в 2022 году не стала общенациональным инструментом политики.

Стратегия, таким образом, как совокупность идей, концепций и их носителей, как один из важнейших институтов развития НЧК[5] современных государств, превращается в инструмент развития и противоборства, разрушения других субъектов МО-ВПО. Она является не только частью и следствием их политики, которая вытекает из совокупности самых разных интересов: национальных, государственных, социально-классовых, групповых и личных, в разное время и в разном качестве преобладающих в политике, но и сама превращается в силовой инструмент такой политики[6].

Именно так произошло с политикой Запада в отношении России в 2008–2022 годы, хотя, наверное, можно говорить о том, что такая стратегия применительно к России существовала и до этого периода. В этом случае можно говорить о долгосрочной стратегии западной коалиции по уничтожению СССР-России (до этого – Российской империи), которая периодически маскировалась в тактических целях готовностью к сотрудничеству.

И наоборот. Когда политика основана на национально ориентированной стратегии, т.е. отражает в наибольшей степени именно национальные интересы, она становится максимально эффективной. Причём не только с точки зрения безопасности, но и развития государства. Проблема, таким образом, заключается в том, чтобы стратегия стала общенациональной, а политика – базировалась на такой стратегии. В этом случае стратегия, как идея и институт развития, становится эффективным инструментом обеспечения безопасности и развития нации.

В этом заключается главная особенность современной национальной стратегии: если в прежние времена субъективный фактор выбора стратегии компенсировался многочисленными реалиями – природными, экономическими, демографическими, пр., то в современный период произошло резкое усиление значения именно субъективности в выборе наиболее эффективной стратегии, от которой зависит безопасность и темпы развития государства. В том числе и в выборе тех или иных конкретных видов и систем ВВСТ[7].