«Переходный период» неизбежно ведет к самым радикальным изменениям в социальной и политической областях, включая, естественно, соотношение сил и отношения между субъектами и акторами, формирующими международную и военно-политическую обстановки.

Рис. 1. Процент глобального ВВП США против Европы, Китая, Индии и Латинской Америки, 1820-2012[1]

Рис. 2. Крупнейшие экономики в 2030 году[2]

Формируется не только новая международная реальность, но и качественно новые парадигмы политического, военного, общественного и экономического развития. Иными словами, смена технологического и экономического укладов неизбежно ведет к политическим, социальным и военным качественным переменам и трансформациям в отдельных областях человеческой жизнедеятельности имеющим крайне противоречивый и конфликтный характер. В связи с этим переход к военным действиям после 2025 года становится неизбежным, а до 2025 года — вероятным.

Рис. 3. Прогноз экономического развития 30 ведущих стран мира[3]

Рис. 4. Доли государств в структуре мирового ВВП к 2028 году[4]

Стрелками на рисунке отмечены снижение и увеличение доли государств в структуре мирового ВВП. Не стоит, однако, забывать, что данные приводятся исключительно для 30 государств-лидеров. Также за прогнозируемый период могут произойти политические или экономические события, в корне меняющие ситуацию на мировом рынке.

Одной из таких особенностей будет усиление влияния развития собственно военных факторов на формирование стратегической и военно-политической обстановки, а также, в конечном счете, развитие того или иного сценария МО и его вариантов. Это означает, что как известные, так и неизвестные парадигмы развития СО-ВПО, будут в возрастающей степени влиять на будущую МО! Вероятно возвращение к ситуации после Второй мировой войны, когда появление ядерных боеприпасов и стратегических средств доставки резко повлияло на состояние всех областей, из которых формируется МО: экономических, финансовых, дипломатических, иных.

Так, появление и быстрое развитие у СССР ракетно-ядерного оружия в 50-е и 60-е годы сделало невозможным его уничтожение в глобальном военном конфликте. Более того, ЯО «уравновесило» абсолютное экономическое, финансовое и технологическое превосходство США над СССР.

В настоящее время мы наблюдали аналогичный процесс, но уже не связанный с оружием массового уничтожения (ОМУ), а с созданием превосходства западной ЛЧЦ в военно-технологических областях, имеющих ключевое значение для безопасности государств, — системах воздушно-космического нападения и обороны, ВТО, кибернетических системах, сетевом и информационном оружии, применении когнитивных приемов и т.д.

Представляется, что стратегическая перспектива развития ВВСТ и способов их использования в США представляется именно таким образом.

Рис. 5. Развитие вероятных взаимосвязанных вариантов сценария МО-ВПО-СО до 2045 года[5]

Как видно из этого рисунка-схемы, противоборство западной ЛЧЦ с другими ЛЧЦ будет развиваться по военно-силовому

 («реалистическому» или «пессимистическому») варианту, продвигаясь достаточно быстро по лестнице эскалации вооруженного конфликта. Этот вариант в 2021–2025 годы, вероятно, переходит в полномасштабную войну на большинстве театров военных действий (ТВД) от Европы и Арктики до АТР без использования ОМУ, а после 2025 года глобальную войну.

Динамика развития вооруженного противоборства чрезвычайно высока и требует соответствующего политического, государственного и общественного управления из единого центра и с помощью единых средств информации, связи и управления.

Очевидно, что подобное «стратегическое будущее», формируемое США, требует попыток более глубокого анализа с тем, чтобы попытаться полнее представить себе возможные конкретные шаги США в этой области особенно в той ее части, от которой непосредственно зависит безопасность России.

Переход от одной формации в развитии человечества, как правило, происходил в условиях череды войн. Причем, во-первых, совершенно не обязательно этот процесс перехода от одной формации и системы МО завершится заведомо успешно: в ХVI–ХVIII вв. в ряде стран он закончился положительно, но до этого — в начале тысячелетия, например, — в Римской империи, он отнюдь таковым не оказался. Этому, видимо, соответствуют разные уровни качества управления и разные качества правящих элит (у которых, кстати, и судьба тоже оказалась разная).

История России — СССР — Российской Федерации также иллюстрация того, как переход из одной социально-экономической системы в другую сопровождался огромными и нерациональными издержками. Также, впрочем, во многом из-за качества правящих элит — имперской, советской, российской.

В наименьшей степени это привело, как думается, пока что затронуло США. История этого молодого государства показывает, что его развитие в прошлом сопровождалось в целом эффективной деятельностью правящей элиты, которая превратила эту страну к началу XXI века в единственную сверхдержаву на планете. Это, конечно, отнюдь не гарантирует того же в долгосрочной перспективе, но следует признать — опыт и результаты деятельности говорят в пользу правящей элиты США.

Рис. 6.[6]

Другими словами, в долгосрочной перспективе после 2025 года можно ожидать, что от качества правящей элиты и эффективности управления в США, видимо, будет зависеть сама возможность перехода западной цивилизации из одного качественного состояния в другое. Естественно, что как первое, так и второе прямо относятся к эффективности стратегии национальной безопасности того или иного субъекта МО вообще и США, в частности. Во многом такая эффективность правящей элиты основывается на объективных тенденциях, которые сложились в настоящее время, и определяется, в частности, реалиями, которые меняются достаточно революционно. В частности, если говорить о роли тех или иных ЛЧЦ и центров силы в качестве мировых инвесторов, это видно, что с 2000 года значение США и западной ЛЧЦ радикально изменилось:

Рис. 7. Доля инвестиций регионов в глобальном объеме инвестиций[7]

Во-вторых, такой переход США в новое качество неизбежно связан с радикальными изменениями и трансформациями в существовавшей системе международных отношений — экономической, технологической, финансовой и военной. Поэтому он в принципе не может быть плавным, безболезненным, бесконфликтным. А раз так, то в условиях повышенной конфликтности и рисков стремительно возрастает — объективно и субъективно — роль силовых инструментов в политике, прежде всего, военных, а вероятные сценарии развития отношений приобретают откровенно силовой характер. Сказанное означает, что именно сам характер переходного периода и его влияния на МО и ВПО делает вооруженное противоборство практически неизбежным. Его эскалация от силовых средств к военно-силовым и военным, уже отчасти произошедшая, доказывает такой характер перспектив в развитии МО.

Это означает, что правящая элита не только США, но и (как следствие) России, должна тщательно и очень оперативно анализировать и прогнозировать развитие подобных сценариев и своевременно вносить коррективы в свои стратегии национальной безопасности, внешней политики и военные доктрины, а также доктрины информационной безопасности и стратегии научно-технологического развития.

Примечательно, что в последнем, самом важном в условиях переходного периода документе («Стратегии национальной безопасности России», утвержденной 31 декабря 2015 года Президентом РФ) до сих пор почти ничего не говорилось об этих особенностях переходного периода. А зря, ведь именно от его результатов в наибольшей степени будет зависеть национальная безопасность России.

Автор: А.И. Подберёзкин