На рубеже 20-х годов нового столетия в политике государств отчетливо обозначились две противоположные тенденции, основанные на разных мировоззренческих и идеологических фундаментах. Столкновение этих тенденций, борьба между ними, в самых разных формах и с разной силой проявляется в политике разных государств и акторов. Для любого государства в XX–XXI веке предстоит выбор: либо становиться последователями одной мировоззренческой и политической парадигмы, либо отстаивать свои права в рамках другой тенденции и парадигмы[1].

Во-первых, это тенденция политического отказа от суверенитета, основанная на идеологии универсализма и отказа от национальной идентичности, когда «нормы и правила» создают фактически США и они становятся обязательными для всех субъектов МО. В основе такого универсализма находится уверенность в приоритетах и господстве глобальных тенденций, за которыми стоит их фактический гегемон – США.

Во-вторых, тенденция, отражающая в разной степени желание правящих элит тех или иных стран сохранить суверенитет, основанный на национальной идентичности, выраженный с разной силой и в разной степени – от сильной в Иране до относительно ослабленной в России (где такое естественное желание было самым сильным образом искусственно ослаблено нашествием западной либеральной идеологии с конца 80-х гг.). Россия, её идеология, политика и правящая элита в 20-х годах нового столетия испытывала сильнейшие последствия этого влияния потому, что в 80-е – 90- е годы Россия была искусственно и насильственно втянута частью правящей элиты в русло первой, универсалистской тенденции, потеряв фактически суверенитет и во многом лишившись своей идентичности.

В двадцатых годах нашего столетия в России сложилась уникальная ситуация, когда не только отечественная история, но и политические реалии описываются частью общества и частью её правящей элиты как антироссийские, а нередко и откровенно русофобские. Парадокс объясняется тем, что освобождение от тенденции универсализма и выход за пределы либеральной парадигмы был непосредственно связан с усилением силового противоборства с Западом и его военно-политической коалицией. При этом, такой выход неизбежно сопровождается не просто отказом от прежней парадигмы, но и либерально-западнических концепций и правил, которые стали нормой в России в последние 30 лет не только в политике, но и в науке и преподавании, а нередко и в воспитании.

Именно этот результат был неизбежен для тех, кто организовывал свою стратегию гибридных войн на Западе, прежде всего, в США[2]. Это стало наглядно видно после начала Специальной военной операции России в феврале 2022 года на Украине и развёрнутой открыто русофобской кампании на Западе, которую – открыто или исподволь – поддержали некоторые слои общества в России. Масштабы и агрессивность этой кампании поражают, но очевидно, что она формировалась в недрах западного общества заранее. Более того, экспортировалась не только на Украину, но и в Россию.

Русофобия и антироссийское воспитание – обязательное условие для ведения гибридных войн. Надо признать, что на Западе удалось добиться выдающихся успехов в этой области. Омбудсмен по правам человека Татьяна Москалькова, как писала, например, российская пресса, получает массовые обращения русских студентов, которых исключают из вузов Франции, Чехии, Бельгии. Доходит до абсурда: Миланский университет отменил лекции о Ф.М. Достоевском лишь на том основании, что писатель – русский. Русским кошкам и собакам запретили принимать участие в международных выставках. А дуб из усадьбы матери Тургенева в Спасо-Лутовиново вычеркнули из конкурса «Европейское дерево года» за неподобающее русское расположение. Официальный представитель МИД России Мария Захарова русофобию, которая набирает обороты в европейских странах, назвала «адским флешмобом». Кадрами этого «флешмоба» в последние дни пестрят все социальные сети. Вот лишь некоторые из них. Блогер belinka поделилась на своей странице в Инстаграме сообщением о том, что в Женеве толпа детей избила русскую девочку за то, что она русскоговорящая. «Господи, что происходит! Почему страдают мирные, непричастные ко всему люди!.. В St’George’s international school на мою крёстную дочку напали с обвинениями и оскорблениями! А родители и учителя смотрели на это и смеялись! За то, что она русскоговорящая! Детям 10–11 лет! Итог – сломанный нос, порванная губа, выбито два зуба, сотрясение мозга», – пишет автор сообщения»[3].

Подобный результат – закономерное последствие проводимой в России с разной степенью интенсивности политики, подрывающей национальную идентичность и искажающей историческое, культурное и духовное наследие страны. Для этого использовались как государственные (министерства науки и образования, министерство просвещения, культурны и другие), так и негосударственные институты развития человеческого капитала (ИР НЧК) с конца 80-х годов прошлого века. Они не только разрушали прежние советские институты, но и препятствовали созданию новых, российских национально ориентированных институтов. Так, в 1987 году в ведушем международном исследовательском центре СССР того времени – ИМЭМО РАН СССР – был уничтожен очень важный отдел, который занимался изучением военно-политических и военно-экономических исследований. Именно там концентрировался научный потенциал того времени. Основной потребитель был ЦК КПСС и Минобороны, в частности, именно А.И. Подберёзкин являлся одним из основных исполнителей крупных тем по оценке и прогнозу развития ВПО «Палаш» и «Пирамида»[4].

Его исследователи, в том числе и А.И. Подберёзкин, были просто-напросто «раскассированы» по другим отделам, но – очень примечательно – был сохранен и усилен недавно созданный для А.Г. Арбатова (сына академика ИСКАН Г.А. Арбатова) отдел «Международной безопасности», который был изначально ориентирован на научное обеспечение политики «нового мышления»[5]. Именно эти кадры позже стали интеллектуально «окаймлять» горбачёвскую внешнюю политику.

Откровенная зависимость от идеологических постулатов Запада стала нормой и даже модной в конце 80-х годов, когда западные институты, прежде всего, США и стран ЕС, получили абсолютную свободу и неограниченные ресурсы, для продвижения своих идей и блокирования идей суверенитета и национальной идентичности России. В особенности в гуманитарной области. Не исключая и область военной науки и образования. Как признает преподаватель ВАГШ Л.И. Олштинский, «Подготовка военных историков школы ВАГШ – насущная государственная задача. Адъюнктура в два-три человека её не решает. Старые кадры уходят, а замены нет для Генштаба, для НИИ, для военных академий, для Института военной истории, для государственных органов, решающих военные вопросы. Научное наследство школы ВАГШ утрачивается. Это тревожно. Необходимо восстановить военно-историческое отделение в ВАГШ, преодолеть финансовый диктат. Надежды на это ещё остались. Необходимо восстановить военно-историческое образование всех офицерских кадров, ввести кафедры военной истории во всех военно-учебных заведениях. В военной академии имени Фрунзе и Военном университете необходимо воссоздать военно-исторические факультеты для подготовки преподавателей военной истории в училищах. Это будут и кадры для слушателей исторического отделения ВАГШ[6]».

Внешнее вмешательство, в том числе вмешательство ЦРУ и других разведок, в 90-е годы достигло огромных масштабов (примерно также, как в настоящее время на Украине, где ими осуществляется политический контроль), что всячески настойчиво игнорировалось и высмеивалось как «конспирологические теории», которые позже, в 2013 году, Э. Сноуден сравнит с попытками приравнять «с параноидальным бредом» и «участием межпланетных пришельцев»[7]. Подлинные масштабы вмешательства извне до настоящего времени не известны, но, очевидно, что они носили (и носят) системный и глобальный характер[8]. Достаточно вспомнить вмешательство США в события 1993 года или выборы 1996 года, которые финансировались наличными средствами по дипломатическим каналам.

Иными словами, стратегия «реформ» была сознательной стратегией ограбления населения в интересах узкой группы граждан, а также стратегией полной потери элитой национальной самоидентификации. В итоге к концу 90-х годов мы получили не только разваленное государство и экономику, но и нацию, которая в значительной степени потеряла свою идентификацию, и конформистскую в своём большинстве правящую элиту.

Медленный, очень осторожный и непоследовательный выход из этого глубочайшего кризиса происходил в 2000–2008 годы, когда решались самые срочные вопросы восстановления страны и управляемости её институтов параллельно с борьбой с организованной преступность, олигархами и международным терроризмом. Не случайно и то, что этот период совпал с попытками восстановить стратегическое планирование и представление о стратегии государства, которые вылились в серии нормативных документов – от Стратегии национальной безопасности и социально-экономического развития до отраслевых и региональных стратегий.

«Реанимация» этого умирающего во многом для самого Запада государства стала неожиданностью, в особенности, когда президент России в 2007 году в Мюнхене, на конференции по безопасности, заявил о намерении России участвовать в формировании МО.

В эти же годы практически предпринимались попытки реанимировать государственное управление с помощью новых институтов представительств президента в округах и Госсовета, и усиления старых институтов государства, которые происходили параллельно с войной на Северном Кавказе. В первом десятилетии нового века в администрации Президента и аппарате правительства доминировала точка зрения, в соответствии с которой любые попытки стратегического планирования означали на практике «полупреступную» попытку «возвратить Госплан». В те годы продолжалась политика «перетягивания каната» от новой элиты к старой, когда тактические вопросы – неотложные, субъективные и важные – не давали возможности сколько-нибудь серьезно заниматься стратегией. Во всяком случае, на наш взгляд, вся стратегия развития России и укрепления её безопасности в тот период сводилась к хаотическому (иногда талантливому) набору тактических приемов. Существовала уверенность, что новой правящей элите сама по себе стратегия национального развития была не нужна, а ценилась тактика и умение «ручного управления», иногда, впрочем, достаточно талантливого и успешного.

Ситуация стала несколько меняться в связи с потребностью разработки долгосрочной концепции социально-экономического развития страны, которая была предложена в марте 2008 года А. Клепачем (разразившийся кризис 2008–2010 гг. поставил на ней крест уже через 2 месяца). Последующие попытки вылились в сотни федеральных, отраслевых и региональных концепций, написанных, как правило, «по поручению» и за бюджет, но не имевших какие-либо последствия. Впрочем, не смотря на эти, внешне бесполезные и бессмысленные, попытки, можно говорить о тенденции проявления интереса к стратегическому планированию и вопросам стратегии развития, которые, к сожалению, не несли ни дополнительной ответственности, ни отчета, ни даже субъективных оценок[9].

Во внешней и военной политике России происходило ровно то же самое: полное отсутствие концептуальных основ, включая ясной самоидентификации в мире, и механизмов принятия и реализации решений. На деле это означало фактическое падение суверенитета России во внешнеполитической области, которое с трудом пытались компенсировать «броском в Приштину» или КТО на Северном Кавказе.

Но и позже, уже с приходом к власти В.В. Путина, ситуация не изменилась вплоть до 2007 года. В 2005 году, например, об этом прямо сказал даже такой политолог, вполне конформистски настроенный к власти (и работавший в МИД и администрации) все предыдущие годы как С. Кортунов. Он, в частности, писал: «жизнеспособная и реалистическая концепция внешней политики просто отсутствует». И далее: «отсутствует эффективный механизм подготовки, принятия и реализации внешнеполитических решений»[10]. Вполне закономерно он делает следующий вывод: «Внешняя политика России не опирается на систему стратегического планирования, которая должна обеспечить просчёт краткосрочных, среднесрочных и долгосрочных вариантов внешнеполитических решений, соразмерность целей и средств, адекватный анализ современной международной обстановки… По сути, ни одна из стратегических целей, сформулированных политическим руководством нашей страны за последние 15 лет (т. е. с 1990 г. по 2005 г.), не была достигнута»[11].

Это стало основной трудностью для обеспечения необходимых темпов и решения как социально-экономических, так и других общенациональных задач. Эта проблема нашла своё выражение, в том числе, и в том, что стратегическое планирование в современной России, как минимум, фактически дистанцировано от стремительно меняющейся военно-политической обстановки, которая характеризуется эскалацией развития военно-силового сценария международной и военно-политической обстановки и сознательным стремлением западной коалиции окончательно разрушить стратегическую стабильность[12], сложившуюся в последние десятилетия[13], т.е. позволить использовать против России многочисленные силовые инструменты политики в условиях сохранения ядерного паритета.

Статья Д. Медведева от 11 октября 2021 года в «Коммерсанте» посвящена качеству украинской правящей элиты, но её можно сопоставить с качеством современной российской элиты «образца» 90-х и нынешних лет[14].

Итак, Заместитель председателя Совета безопасности РФ Дмитрий Медведев предложил следующие тезисы:

«1. Украина находится в поиске своей идентичности и особого пути, сочиняет свою отдельную историю (хотя та же история учит, что на это требуются столетия). А вот украинские руководители, особенно первые лица, — люди, не имеющие никакой устойчивой самоидентификации. Несчастные люди. Кто они, гражданами какой страны являются, где их корни, какова их историческая идентичность, этническая составляющая, каким богам они молятся? Кем они себя ощущают? Они «щирие» украинцы? «Европейцы»? Русские? Евреи? Татары? Венгры? Караимы?».

Российская правящая элита во многом такая же.

«Нынешний президент этой измученной страны – человек, имеющий определённые этнические корни, всю жизнь говоривший на русском языке. Более того, работавший в России и получавший значительные средства из российских источников. Тем не менее в определённый момент, став руководителем государства, из страха получить очередной «майдан», направленный против его личной власти, полностью поменял политическую и нравственную ориентацию. А по сути – отказался от своей идентичности. Начал истово служить наиболее оголтелым националистическим силам Украины (которые, надо признаться, там всегда были, но составляли от силы 5–7% активного населения)».

А наш Борис Николаевич, не поменял политическую и нравственную ориентацию, а вместе с ним и успешная часть правящей элиты? Только не на националистическую, а на вульгарно либеральную.

Можно только представить, сколь омерзительно ему было совершить подобное нравственное «сальто-мортале». Это напоминает безумную ситуацию, когда представители еврейской интеллигенции в нацистской Германии по идейным причинам попросились бы на службу в СС.

Конечно, такое положение вызывает ежедневный «когнитивный диссонанс» в его душе и поступках. Тем более нельзя быть уверенным, что в какой-нибудь момент при изменении политической конъюнктуры за тобой не придут, чтобы нашить на спину желтую звезду. Он должен бесконечно маневрировать между различными силами: радикальными националистами («нациками», как их принято там называть), мусульманской частью населения, прежде всего татарами, умеренными аполитичными украинцами и русскими, представителями других этносов, — чтобы ему не сломали шею. Именно поэтому и появляются ублюдочные документы типа «закона» о коренных народах Украины. Именно поэтому он показывает себя большим националистом, чем наиболее радикальные из них.

Ему надо было встроиться в «пантеон героев» этой части украинского общества. Крикнуть вместе с ними: «Героям слава!» Принять безусловный авторитет таких мерзавцев в качестве «великих украинцев». Молиться о блаженной памяти террористов и юдофобов Бандеры и Шухевича, последователями которых называет себя сегодня значительная часть политэлиты Украины.

«Пантеон героев» у нас построен в Екатеринбурге и строится в Москве.

Всем известен скорбный календарь бандеровцев и полицаев того периода: лето 1941 года, когда после взятия частями немецкой армии города Львова в двух самых крупных еврейских погромах погибло около 6 тыс. человек. Это уничтожение русских, украинцев, евреев, поляков в Яновой Долине, Подкамне. Это Белая Церковь, Бабий Яр и Волынская резня.

«2.Украинские руководители нынешней генерации – люди абсолютно несамостоятельные. Об этом уже много сказано и написано, в том числе в известной статье В.В. Путина. Страна находится под прямым иностранным управлением. Причём управление - это гораздо жёстче, чем взаимодействие СССР с отдельными социалистическими странами в известный период. СССР давал достаточный простор в формировании внутренней политики своим геополитическим союзникам, понимая, что иначе это может закончиться трагическими событиями типа венгерских выступлений в 1956 году или Пражской весны 1968 года. Простая прагматическая логика. На Украине же зависимость полная – от денежных вливаний в их экономику (подачки со стороны США и ЕС) до прямого руководства украинскими спецслужбами (со стороны их американских патронов). Но если СССР были нужны добрые отношения со странами социалистического лагеря и Варшавского договора (в том числе и для совместного «построения социализма»), то США ничего не нужно от Украины, кроме противостояния с Россией, тотального сдерживания нашей страны и создания того, что было метко названо «Анти-Россией». А значит, такое союзничество крайне непрочно и в какой-то момент разлетится в прах. Надежды на членство в НАТО и Евросоюзе так же эфемерны, по вполне очевидным причинам. Сама Украина не имеет никакой ценности на линии прямого противостояния западных сил (в том числе потенциально военного) с нашей страной. Дураков сражаться за Украину нет. А нам с вассалами дело иметь бессмысленно. Дела нужно вести с сюзереном».

Россия также находилась, под прямым иностранным управлением и мы не знаем насколько это влияние сохранилось сегодня

3. Во главе Украины стоят слабые люди, которые стремятся только к тому, чтобы набить свои карманы. Причём желательно, на всякий случай, сохранив деньги в заграничном оффшоре…. С такими слабыми людьми контакты непродуктивны. Они в любой момент продадут за пятиалтынный.

4. Бессмысленность и даже вредность отношений с нынешними руководителями Украины состоит ещё и в том, что во главе этой страны стоят невежественные и необязательные люди. Они постоянно меняют позицию в угоду своим заокеанским хозяевам и политической конъюнктуре. Так они понимают искусство дипломатии. Доморощенные талейраны. Подписывают Минские соглашения, договариваются в «нормандском формате», а потом – после внутренних бурлений в Раде, на площади или ЦУ из-за океана – разворачивают позицию совсем в другую сторону. Да, в политике возможны компромиссы, иногда некоторые отступления от сформированной линии, но не в такой степени, когда согласованный подход меняется на диаметрально противоположный. А нам и нашим партнёрам беспрерывно лгут и уходят от принятых решений. И дело не в конкретной фамилии того или иного руководителя. Это позиция всех украинских участников переговоров, их линия поведения, modus operandi. Таким «партнерам» в международных отношениях, которые соревнуются в постоянной брехне, нет и не может быть доверия. А значит, и переговоры с ними абсолютно бессмысленны.

5. Тогда встает извечный и главный вопрос: что делать в этой ситуации? А ничего. Дождаться появления на Украине вменяемого руководства, которое нацелено не на тотальную конфронтацию с Россией на грани войны, не на организацию дебильных «Крымских платформ», созданных для оболванивания населения страны и подкачки своих мускулов перед выборами, а на выстраивание равноправных и взаимовыгодных отношений с Россией.

А мы что делаем???