Системная безопасность России в XXI веке

Сущность политики заключается в умении управлять будущим … сильному может противостоять только более сильный[1]

К. Райс, бывший  Государственный секретарь США

… всем нам нужно трезво оценивать существующие угрозы глобальной, региональной, региональной и национальной безопасности[2]

С. Нарышкин, Председатель Госдумы ФС РФ

 

Изменения в формировании МО и ВПО в XXI веке, политике ведущих ЛЧЦ и стран неизбежно ведут их изменения в стратегии обеспечения безопасности России, корректировке ее концепции. В свою очередь анализ и прогноз развития концепции системной безопасности России (в нормативной форме публикуемой в Указе Президента России Стратегии национальной безопасности) представляется не абстрактным процессом, а в связи с эволюцией конкретной внешней политики Запада от официальной дипломатии[3] в направлении формирования политики «новой публичной дипломатии»[4], которая произошла в начале XXI века. Эта политика явилась, по сути, новой стратегией Запада, целью которой является сохранение установленного в XX веке западной ЛЧЦ контроля   в мире в финансово-экономической и политической области, с помощью широкого спектра средств и способов силового принуждения («the power to coerce»).

Выбор в тот или иной конкретный исторический период и в конкретных исторических, политических, экономических и иных условиях наиболее эффективных средств и способов воздействия политики, как известно, — прямая обязанность и ответственность тех, кто принимают политические решения, т.е. политических и государственных деятелей, финансовых и культурных лидеров, объединенных в правящую элиту страны. Этот выбор изначально обусловлен самыми разными условиями и обстоятельствами, — существующими и потенциальными национальными возможностями, прежде всего качеством национального человеческого капитала и его институтов, возможностями экономики и уровнем развития технологической базы и т.д., он основан на обеспечении интересов той или иной части правящей элиты и продвижении ее системы ценностей, которая обосновывает необходимость соблюдения тех или иных норм и правил. Иными словами изначально в основе любой политики находятся интересы (потребности) и система ценностей той или иной части правящей элиты, общества и нации, которые в основном[5]:

—           во-первых, отнюдь не всегда и во всем совпадают у всех представителей правящей элиты и у остальной нации, а тем более интересами правящих элит других государств;

—           во-вторых, выстроены в строгой приоритетности в зависимости от представлений той или иной части правящей элиты о степени важности этих интересов;

—           в-третьих, понимаются по-разному и формулируются в разных (порой очень противоречивых) представлениях в конкретные политические цели и задачи политики;

—           в-четвертых, находятся под влиянием самых разных внешних условий, вызовов и обстоятельств;

—           в-пятых, находятся под прямым влиянием имеющихся реальных и потенциальных ресурсов у нации и правящей элиты;

—           наконец, в-шестых, качеством политической и военной науки и искусства, умением эффективно формулировать и достигать поставленных целей[6].

Таким образом, концепция системной безопасности России  и разрабатываемые ею средства и методы обеспечения находятся под влиянием множества групп объективных и субъективных факторов, большинство из которых являются переменными величинами, а также субъективных, а нередко и иррациональных представлений правящей элиты, которая отнюдь не является однородной и не разделяет одинаково основные ценности и интересы нации и государства.

В целях некоторой формализации этих основных групп факторов, формирующие политику целесообразно использовать модель, предлагавшуюся в свое время профессором МГИМО МИД СССР М. Хрусталевым. Эта модель поможет нам лучше понять характер формирования МО и ВПО, вытекающий из современной политики, и место концепции системной безопасности России, вытекающей из сути характера и особенностей МО–ВПО современной западной ЛЧЦ. Базовые интересы (потребности) ценности определяются их приоритетность в представлении правящей элиты, которая может меняться в различных странах и в различные периоды времени, что немедленно отражается на стратегии развития государства и обеспечения его безопасности. Так, Д. Трамп в период избирательной кампании неоднократно декларировал мысль о том, что интересы безопасности США лежат в основе всей системы интересов и ценностей, которые без эффективной политики безопасности не существуют. Другой пример приоритетности политики безопасности — решение России сократить в 2017–2020 годах относительные и абсолютные расходы на обеспечение своей военной безопасности. Естественно, что политика безопасности любого государства зависит как от внешних условий угроз и опасностей, так и от представлений и стратегического прогноза правящей элиты об этих угрозах, а также имеющихся ресурсах и возможностях.    Яркий пример — стратегический прогноз до 2030 года, который несколько раз делал Национальный Совет по разведке США, в котором, в частности, делается прогноз роста численности среднего класса в мире с 1 млрд до 2 млрд человек и даже 3 млрд человек. Авторы, в частности пишут: «Все изученные нами прогнозы предполагают наиболее стремительный рост среднего класса в Азии, при этом Индия будет немного опережать Китай в течение длительного пе- риода». По утверждению Азиатского банка развития, если Китай

«выполнит плановые цели по повышению бытовых расходов, по меньшей мере, так же быстро, как по ВВП, доля среднего класса в стране буквально взорвется». При этом «75% населения Китая будут иметь уровень жизни среднего класса, а бедность при доходах 2 доллара в день значительно снизится». «Голдман Сакс» в своем исследовании среднего класса в мире, подчеркнул, что даже без учета Китая и Индии, «количество новых контингентов, вступа- ющих в средний класс, будет больше, чем отмечалось в мире за многие десятилетия»[7].

Рис. 1. Рост численности среднего класса

 

Рис. 2. Логическая модель политики западной ЛЧЦ «новой публичной дипломатии»

Если говорить очень коротко и упрощенно, то модель политики «новой публичной дипломатии» западной ЛЧЦ в XXI веке демонстрирует, что:

1.            В основе ее политики лежат интересы и система ценностей западной ЛЧЦ (что многократно подтверждалось в самых разных обстоятельствах ее лидерами).

2.            Субъекивное понимание этих интересов и целей правящей элитой западной ЛЧЦ трансформируется в политические цели и задачи, которые в деталях (иногда значимых) могут отличаться друг от друга (Б. Обама — Д. Трамп; интеграция ЕС — дезинтеграция ЕС; отношения с Россией и т.д.).

3.            Представления о внешних угрозах западной ЛЧЦ и вызовах формируются как под воздействием объективных факторов — интересов западной ЛЧЦ, — так и субъективных представлений различных частей правящей элиты западной ЛЧЦ.

4.            Стратегия западной ЛЧЦ и ее политика в мире находятся под влиянием субъективно сформулированных политических целей и ресурсных возможностей западной ЛЧЦ. И первое, и второе может существенно отличаться друг от друга. Политически цели могут быть агрессивными, «универсалистскими», либо достаточно консервативными, «изоляционистскими», а затрагиваемые ресурсы (например, на военные цели) — от 0,5% от ВВП до 30% от ВВП.

Естественно, что для обеспечения максимально эффективной политики стратегического сдерживания и концепции (стратегии) национальной безопасности России необходимо[8]:

—           тщательно проанализировать объективное состояние и развитие этих факторов и тенденций в политике западной ЛЧЦ и, возможно, других ЛЧЦ;

—           попытаться сделать стратегический прогноз развития этих факторов на долгосрочную перспективу, который может стать основой для стратегического планирования;

—           рассмотреть объективную возможность адекватности представлений обо всех группах этих факторов у российской правящей элиты, т.е. влияние субъективных, иррациональны и др. обстоятельств;

—           наконец, рассмотреть основные стратегии всех вероятных противников. В нашем случае это западная ЛЧЦ и ее    политика «новой публичной дипломатии».

Только после завершения этих обязательных действий можно приступать к созданию эффективной собственной стратегии противодействия. К сожалению, необходимо констатировать, что при разработке современной редакции Стратегии национальной безопасности России (от 31 декабря 2015 г.) и Концепции внешней политики России (от 1 декабря 2016 г.) этой работы по многим направлениям сделано не было. В частности, ни в Стратегии, ни в концепции вообще нет никакого стратегического прогноза развития МО и ВПО[9].

Также стратегические прогнозы обязательны, в том числе и для процесса стратегического планирования в области разработки сил, средств и способов силовой политики России. Необходима своего рода постоянная «инвентаризация» всех средств и методов политики, которые меняются достаточно быстро, либо уступают место более эффективным новым политическим средствами и методам.

Именно это произошло в начале XXI века при переходе Запада  от традиционной публичной дипломатии к политике «новой публичной дипломатии», основанной на синтезе средств и способов силовой политики.

>>Полностью ознакомиться с учебно-методическим комплексом А. И. Подберзкина “Современная военная политика России ”<<


[1] Труш М. И. Кондализа. Путь к Олимпу. — М.: «Редакция Исторической газеты», 2009. — С. 117.

[2] Нарышкин С. Е. Вступительное слово // Подберезкин А. И., Султанов Р. Ш., Харкевич М. В. [и др.]. Долгосрочное прогнозирование развития междуна- родной обстановки: аналитич. доклад. — М.: МГИМО (У), 2014. — С. 3.

[3] Официальная дипломатия — зд. совокупность средств и действий, совершаемых официальными органами, в интересах внешней политики государства.

[4] «Новая публичная дипломатия» — зд. совокупность всего спектра всех средств, форм и методов, совершаемых официальными и неофициальными органами государства и ЛЧЦ, для достижения решительных внешнеполитических  целей  посредством  формирования   решающего влияния на правящие круги и общественность зарубежных стран.

[5] См. подробнее: Подберезкин А. И., Соколенко В. Г., Цырендоржиев С. Р. Современная международная обстановка: цивилизации, идеологии, элиты. — М.: МГИМО–Университет, 2014. — 464 с.

[6] Подберезкин  А. И.  Стратегия  национальной  безопасности  России  в XXI веке. — М.: МГИМО–Университет, 2016. — С. 272–278.

[7] Глобальные тенденции 2030: альтернативные миры / Факторы, меняющие правила игры / Национальный Совет разведки США. 2012. Декабрь. — С. 2 / www.dni.gov/nic/globaltrends

[8] Проект долгосрочной стратегии национальной безопасности России  с методологическими и методическими комментариями: аналит. доклад / [А. И. Подберезкин (рук. авт. кол.) и др.]. — М.: МГИМО–Университет, 2016. Июль. — 86 с.

[9] Путин В. В. Указ Президента Российской Федерации «О Стратегии национальной безопасности Российской Федерации» №683 от 31 декабря 2015 г.

 

15.11.2017
  • Аналитика
  • Военно-политическая
  • Органы управления
  • Россия
  • XXI век