Когда превосходство Запада исчезнет…. остаток будет рассеян по региональному признаку между несколькими основными цивилизациями и их стержневыми государствами[1]

С. Хантингтон

Роль ЛЧЦ и их коалиций до сих пор остаётся (как уже говорилось выше) не бесспорной в оценке большинства политиков и исследователей. По самым разным, в том числе политическим и иным причинам, не имеющим отношения к реальному и практическому анализу. Между тем, игнорируя эту роль, мы можем остаться в стороне от точных ответов на вопросы об основных закономерностях в развитии современных МО и ВПО. И, наоборот, адекватное понимание роли ЛЧЦ даёт неоспоримые преимущества. Также, впрочем, как и адекватное понимание Ганнибалом необходимости разгрома Рима на территории Апеннинского полуострова (на что он потратил более 12 лет), пытаясь создать свою коалицию на базе карфагенской ЛЧЦ, развалив коалицию италийцев во главе с Римом. Если бы Ганнибалу удалось развалить италийскую коалицию на Апеннинском полуострове и, наоборот, завершить формирование своей коалиции с Македонией, галльскими племенами и недовольными племенами в самой италлийской коалиции, то вполне возможно, что история современной Европы была бы другой.

Сегодня США выполняют по сути ту же роль, что и Рим (а до него Карфаген и Македония), формируя на базе одного государства-лидера («стержнегого» государства) западную (торгово-экономическую) ЛЧЦ  и военно-политическую коалицию, направленную против других ЛЧЦ и их государств-лидеров. Причём эту стратегию особенно наглядно продемонстрировал Д.Трамп, который открыто обозначил «стратегические цели» в виде «ревизионистских государств-лидеров ЛЧЦ: Китая, России, Ирана.

Идея Д.Трампа «Америка фёрст» отнюдь не означает простого лидерства США (которое в чистом виде в нашем веке уже невозможно). Эта идея может быть реализована только при условии использования США всех ресурсов формируемой ими коалиции, т. е. цивилизационных ресурсов, где страны, которые традиционно не относящиеся к западной культуре (КСА или Япония), играют подчиненно-второстепенную роль «партнера». Эту роль США, как и роль ЛЧЦ в целом, в конце ХХ века попытался сформулировать С. Хантингтон в одной фразе, обозначив сразу три последствия развития отношений между подконтрольной США ЛЧЦ для будущей МО в мире:

– исчезающее превосходство Запада (которое, правда, он, «Запад», пытается сохранить силой);

– распределение «остатков мощи» по региональному признаку между несколькими основными цивилизациями (грубо говоря – Австралия отойдет к КНР, а Европа – к исламской ЛЧЦ?);

– вычленяются «стержневые государства», вокруг которых формируются ЛЧЦ. Таким «стержневым государством» может выступать локальная человеческая цивилизация с политико-экономическим центром в виде государства-лидера[2].

[3]

На мой взгляд, даже такое очень условное выделение значения ЛЧЦ для будущей МО , а также формирующихся на их основе центров силы и военно-политических коалиций, – хороший и обоснованный методический прием, позволяющий сохранить концептуальность и, главное, последовательность в практической политике, насыщенной множеством деталей. Особенно когда речь идёт о таких крупных системах как МО и ВПО. Как раз этого и не хватает сегодня современной российской политике, которая по сути отрицает необходимость долгосрочной и последовательной национальной стратегии, ограничившись оперативными, «прагматическими» задачами обеспечения государственного суверенитета.

Именно поэтому, прежде всего, теоретически и методологически, анализ МО и ВПО, на мой взгляд, должен начинаться с анализа состояния отношений между ЛЧЦ и центрами силы, а анализ эффективности внешней политики России – с анализа и прогноза развития возможностей и намерений противостоящих ей военно-политических коалиций, созданных на базе ЛЧЦ и центров силы[4].

В этой связи предлагается следующая логическая последовательность анализа будущих сценариев развития МО, основанная прежде всего на роли ЛЧЦ в формировании МО в мире:

1-й этап – общая (глобальная) оценка  состояния и перспектив развития всей человеческой цивилизации, выделение основных тенденций в развитии наиболее важных тенденций, трендов, факторов, субъектов и акторов, прежде всего, ЛЧЦ, стран-лидеров («стержневых») и их коалиций.

Предполагается, что делается анализ современного этапа экономического, технологического и политического развития человечества и его отдельных представителей, сконцентрированных в формирующихся ЛЧЦ, а также реального места в нём разных ЛЧЦ, их коалиций и России (которое сокращается в мире в последние 30 лет).

Так, (только в качестве примера) огромное значение имеет характер экономического, социального и  научно-технологического развития человечества на современном этапе, в частности, развития науки, образования и информационных технологий, которые создают эшелонированные информационные системы:

– на уровне коалиций;

– на уровне государств;

– на уровне министерств обороны и безопасности;

– на оперативном уровне ВС;

– на тактическом уровне ВС;

– на уровне отдельных подразделений и даже отдельных военнослужащих[5].

На этом этапе первоначальный вывод заключается в том, что в ближайшие десятилетия ключевыми субъектами, влияющими на формирование МО, будут западная ЛЧЦ (США и  коалиция), китайская ЛЧЦ (Китай и будущая коалиция), Индия (и возможная коалиция), а также исламская ЛЧЦ (во главе с одной или несколькими странами-лидерами)[6].

При этом роль западной ЛЧЦ неизбежно будет снижаться, что постепенно будет признаться всё большим числом политиков. Так, в августе 2019 года президент Франции Эммануэль Макрон заявил буквально следующее: «эпоха западного доминирования в мире завершается в силу геополитических изменений. Сейчас идет укрепление новых держав. Китай выдвинулся в первый ряд, а Россия добивается большего успеха в своей стратегии»[7], – подчеркнул Э. Макрон на совещании послов республики во вторник, 27 августа 2019 года.

2-й этап – изучаются изменения в соотношении сил в мире, прежде всего, между ЛЧЦ, центрами силы и их коалициями, которые формируют МО и ВПО. Государственная, военная и коалиционная мощь и потенциалы традиционно являются главными показателями военно-политических и военно-экономических возможностей государств. Как правило, аналитические и разведывательные службы, соответствующие генеральные штабы государств концентрируют эту информацию, систематизируют и обобщают все данные соответствующие выводы.

Собственно такие характеристики и являются основными параметрами, характеризующими как ВПО, так и его отдельных субъектов и акторов. Так, формирование западной военно-политической коалиции радикально меняет всю ВПО в мире. Конкретный пример: достаточно посмотреть на соотношение сил коалиций (России и Западной, например) на море, из которого следует:

1. ВМФ РФ необходимо делить на четыре изолированных театра, при том что межтеатровый маневр затруднен и ни один из театров нельзя оголять полностью;

2. Совершенно невозможно себе представить, что США ввяжется в вооруженное противостояние с РФ в одиночку, не вовлекая в конфликт ни одного из своих потенциальных союзников.

С точки зрения коалиции западной ЛЧЦ это означает: если на стороне США выступит одна только Турция, то ВМС США получат ощутимую прибавку в виде 13 ПЛ, 16 фрегатов, и 8 корветов. Если на стороне США выступит Англия, то ВМС США получат поддержку 6 АПЛ, авианосца, 19 эсминцев и фрегатов. Если на стороне США выступит Япония, то действующий против нас флот усилится 18 ПЛ, 4 вертолетоносцами (скорее – малыми авианосцами), 38 эсминцами и 6 фрегатами. А если ВМС всей западной военно-политической коалиции будет противостоять только ВМФ России, то это будет означать, что даже использование ВКС РФ и береговых возможностей страны будет недостаточно для её обороны.

Надо иметь ввиду, что эта область – сопоставления и сравнения ВС противоборствующих сторон – является наименее проработанной с точки зрения теории и методологии исследований потому, что даже достаточно полные знания о количественных параметрах ВС не означают точных представлений об их тактико-технических возможностях, качестве ВВСТ и военном искусстве, таких характеристиках как возможности экономической мобилизации, моральном духе, готовности к вооруженной борьбе и пр. характеристикам государственной и военной мощи.

С точки зрения коалиционной борьбы ЛЧЦ огромное значение имеют военно-политический и политико-дипломатический потенциалы, возможности и готовность потенциальных союзников. Так, например, примерное равновесие военных сил Рима и Карфагена было бы значительно изменено не в пользу Рима, если бы Македония (обладавшая такими же военными возможностями как Рим и Карфаген) вовремя поддержала бы своего союзника против Рима.

Напомню, что ВС Франции в 1940 году были вполне сопоставимы с ВС Германии (примерно по 2 млн. чел. и одинаковое количество бронетехники и самолетов), однако даже помощь британского корпуса не спасла французскую армию от полного разгрома за несколько недель.

Другой пример. В 1943 году наступление советских войск после Курской битвы развивалось очень успешно не смотря на примерное равенство сил с германскими войсками и их союзниками (1:2 по численности солдат и 1:1,1 танков), а прорыв на Днепре был осуществлён не с помощью огромного военного превосходства советских войск, а при относительном равенстве сил.

Как правило, при оценке ВПО и СО именно эти данные и возможности играют важнейшее значение, хотя опыт войн показывает, что попытки свести успех к  равенству или превосходству – заведомое упрощение. Необходим многофакторный анализ и учёт важнейших показателей, среди которых особенно важное значение имеет качество человеческого капитала – военнослужащих и командного состава, - его профессионализм, образованность и готовность идти на самоотверженную борьбу.

3-й этап – изменения в политике, средствах и способах субъектов и основных акторов ВПО: прежде всего ЛЧЦ, их военно-политических коалиций, основных («стержневых») государств. Речь идет о военной политике, стратегиях и средствах их достижения в современной ВПО, то, что и является собственно военной политикой и военной стратегией государств и коалиций.

Этот анализ требует конкретных исследований как относительно количества и качества ВВСТ, так и в отношении особенностей их использования, т.е военного искусства, которые стремительно сочетаются с политическими и информационно-дипломатическими средствами и особенностями применения военной силы в мире в XXI  веке.

Строго говоря, это качество государственного и военного управления, которое в войне определить крайне сложно из-за их высочайшей субъективности оценок. Важно однако подчеркнуть, что именно этот этап нередко определяет не только изменения в СО, но и изменения в ВПО. Так, использование ВКС России в Сирии показало высокую эффективность не только существующей ВВСТ, но и их недостатки и устранить их в ходе операции, через которую прошло более 80% личного состава ВКС и образцов ВВСТ.  Результат – коренное изменение к 2019 году СО на большинстве фронтов, а в целом – изменение ВПО в Сирии и даже изменение МО в стране и в регионе.

4-й этап – на этом, заключительном этапе, наконец, с учётом выводов и сделанных определений (или без оных), происходит выбор ответных мер, действий и стратегий со стороны России, включая и учёт в том числе и будущего развития МО и ВПО.

Это – очень крупные периоды и объекты исследования, данные в заведомо упрощенном, агрегированном, виде, которые требуется упростить, либо свести к неким простым определениям потому, что для того, чтобы описать точное состояние ВПО (например, на 1 января 2019 года) потребуется учёт десятка тысяч факторов. Это в принципе возможно, но требует ресурсов и времени, которых, как правило, всегда бывает недостаточно. Поэтому мы ограничимся предложенной логикой и простым алгоритмом:

– общее описание состояния человеческой цивилизации и глобальных процессов в мире;

–  состояние МО, определяемое многими факторами и тенденциями, среди которых большое значение имеют отношения между ЛЧЦ и их военно-политическими коалициями;

– вытекающее из него во многом состояние ВПО и конкретных вариантов его развития, а также реализации этих вариантов в сценариях развития СО;

– политики и стратегии коалиций и основных государств;

– действия (политика и стратегия) России.

Всё это сложное взаимодействие факторов и их последовательность может быть изображено на следующем рисунке.

Необходимые комментарии и пояснения к приведённому рисунку:

Во-первых, формирование ВПО в решающей степени определяется отношениями между ЛЧЦ и состоянием МО, т. е. несколькими группами факторов и тенденций, оказывающих друг на друга разное по силе и направленности влияние. Этот процесс формирования ВПО протекает как следствие процесса формирования МО, его относительно частное явление. Поэтому важно изначально определиться с решающими группами факторов, влияющих на формирование МО, а именно это группы:

– включают основные субъекты МО (государства, локальные цивилизации, нации);

– основные акторы МО (коалиции, международные, национальные, религиозные, пр. негосударственные субъекты);

– глобальные, региональные, национальные и местные тенденции развития;

– качество НЧК, институтов развития и состояние когнитивных возможностей правящих элит.

В зависимости от имеющихся информационных, организационных и иных возможностей, можно вычленить сотни, тысячи и даже сотни тысяч таких факторов только в одной из групп. Поэтому анализ, как правило, ограничивается анализом состояния и прогнозом наиболее важных факторов, тенденций и участников (например, 3–4 ЛЧЦ, их коалициями и 10–12 государствами).

Во-вторых, формирование военно-политической обстановки (ВПО) в основном предопределяется в текущим состоянием и особенностями развития МО, а также конкретными особенностями развития стратегической обстановки (СО), войн и конфликтов, а не искусственно придуманными факторами, о которых нередко любят рассуждать некоторые политики и политологи. Так, бывший посол России в США В. Лукин, например, искренне считал в 1992 году, что «совместная работа по демократическому возрождению России – первейшая задача складывавшегося российско-американского партнерства»[8]. К слову сказать, подобных «благоглупостей» и в 90-е годы, да и в настоящее время можно наслушаться немало. Проблема в том, что те, кто их озвучивают, нередко действительно (как В. Лукин) влияют на внешнюю политику России.

Последняя группа факторов – наиболее динамична и мало предсказуема, но её последствия возможно прогнозировать на основе формирования ВПО в решающей степени определяется отношениями между ЛЧЦ и состоянием МО, т.е. несколькими группами факторов и тенденций, оказывающих друг на друга разное по силе и направленности влияние. Этот процесс формирования ВПО протекает как следствие процесса формирования МО, его относительно частное явление. Поэтому важно изначально определиться с решающими группами факторов, влияющих на формирование МО, а именно это группы:

– включают основные субъекты МО (государства, локальные цивилизации, нации);

– основные акторы МО (коалиции, международные, национальные, религиозные, пр. негосударственные субъекты);

– глобальные, региональные, национальные и местные тенденции развития;

– качество НЧК, институтов развития и состояние когнитивных возможностей правящих элите анализа имеющихся потенциалов и концепций их использования («возможностей» и «намерений»). Поэтому системный анализ государственной и военной мощи ЛЧЦ, коалиции или государства является основой для оценки реальных – материальных и иных – возможностей того или иного субъекта, а анализ концепций (стратегий, доктрин, политики) их использования может существенно дополнять такой анализ возможностей.

В-третьих, важно помнить, что развитие всей МО происходит хотя и хаотично – под влиянием разнонаправленных групп факторов, – но всегда по одному из наиболее вероятных сценариев, состоящих из нескольких, достаточно ограниченных (возможностями и намерениями) конкретных вариантов, реализация которых будет определяться конкретными субъективными факторами, которые прогнозировать трудно, либо вообще невозможно. С точки зрения анализа ВПО такой сценарный подход имеет смысл потому, что «общие рассуждения» метафизического плана бессмысленны с точки зрения нужд реальной внешней и военной политики, где требуются достаточно конкретные ответы на вполне конкретные вопросы. Поэтому нужно продумать самые разные сценарии и их варианты, выбрав из них наиболее вероятный вариант развития МО, который и станет базовым для будущего варианта развития ВПО.

Учёт с самого начала значения и роли ЛЧЦ, как наивысшего этапа развития человечества, имеет огромное значение, хотя нередко именно этого в международных анализах мы и не наблюдаем. Такое соперничество между ЛЧЦ и их коалициями, не рассматривалось в новом столетии специалистами в качестве решающего фактора формирования МО и ВПО. Вместе с тем, не прямо, в современный период политическая оценка международной и отчасти военно-политической обстановки (МО и ВПО), роли ЛЧЦ, как новых субъектов и центров мировой политики, была дана (и неоднократно), например, В.В. Путиным и многими политиками и учёными, в том числе и мною в различных работах.

В ней (оценке состояния МО–ВПО) противоборство ЛЧЦ не выделялось в качестве решающей тенденции, хотя и стало признаваться с 2014 года, что произошло резкое обострение МО. Мои попытки явно подчеркнуть эту особенность оставались в числе немногих[9]. Например, мною в работе, как достаточно пессимистичная перспектива развития отношений между ними, которая реализуется в военном сценарии: «…наиболее вероятным сценарием развития МО до 2050 года является сценарий «Глобального военно-силового противоборства западной локальной цивилизации с другими цивилизациями…»[10].

Особенно важное значение приобретают в наши дни отношения между ЛЧЦ, возникающие в результате соперничества – экономического, политического, но, главное, в конечном счёте, цивилизационного, – которого не могут не видеть политические лидеры. Так, В.В. Путин в своём послании ФС РФ 1 марта 2018 года подчеркнул по сути дела цивилизациионное значение ускоренного развития России, необходимости преодоления отставания, прямо заявив: «Именно отставание – вот главная угроза и вот наш враг»[11]. Необходимость учитывать разницу в темпах развития между ЛЧЦ и новыми центрами силы, её преодоления опережающими темпами[12], он сформулировал также в своём первом указе в качестве нового президента России, в форме поручения правительству России, прежде всего, в области «укрепления национальной идентичности» и развитии человеческого капитала[13].

Таким образом, в первой половине 2018 года В.В. Путин в своих важнейших документах, обращённых к законодательной и исполнительной власти страны, фактически недвусмысленно сформулировал политико-цивилизационную задачу эффективной конкуренции России с другими ЛЧЦ (хотя в таком виде и такими терминами он в данном случае и не оперировал). То, что подобная задача абсолютно реально отражает действительность, подтверждают, например, беспрецедентные по масштабам военные учения, которые проводились формально только странами-членами НАТО вблизи границ с Россией в 2018 году. В этих учениях, подчеркну, принимали участие не только страны-члены блока, но и их «партнёры». Размах военных маневров НАТО, проводимых на территории Литвы, Латвии, Эстонии и Польши с 3 по 15 июня, превышает нашумевший «Запад–2017»: в учениях Альянса принимает участие более 18 тысяч военнослужащих из 17 стран НАТО, а также двух «государств-партнеров» (Македонии и Финляндии) и Израиля.

Иными словами, состав участников выходил за формальные рамки участников военно-политического блока, отражая скорее политический и цивилизационный характер формирующейся на цивилизационной основе новой военно-политической коалиции. Официальная цель учений «Saber Strike» (Удар саблей) состояла в отработке взаимодействия подразделений стран НАТО и государств-партнеров альянса, в проверке готовности к участию в международных миссиях и военных операциях[14]. Какого рода могут быть «миссии» и «военные операции» вблизи границ с Россией можно вполне определённо предполагать.

При этом исключительное значение в этой связи приобретает способность исследователя к тому, что А.А. Свечин называл «двумя основными компонентами» анализа, а именно – оценка самого себя и оценка вероятного противника[15]. Положение России в мире и её роль в формировании МО и ВПО будет во многом зависеть от адекватного восприятия и последующей точной оценки её возможностей и самих возможностей, которыми она будет обладать в ближайшем будущем на фоне возможностей других ЛЧЦ, коалиций и государств[16].

Можно сказать, что с начала нового века популярный в своё время в российском обществе тезис, часто использовавшийся Е. Примаковым о многополярности постепенно получал всё большее распространение. При этом предполагалось, что многополярность – прямое последствие ускоренного экономического м финансового развития некоторых стран, которое трансформируется в политическое влияние. Действительно, тезис многополярности был связан прежде всего с опережающими темпами социально-экономического (а не цивилизационного, демографического или иного) развития новых центров силы, характеристика которых, например, С.В. Лавровым была дана следующим образом: «Сейчас мы переживаем переломный этап в международных отношениях. Уходит прошлая эпоха, которая характеризовалась тем, что несколько столетий Запад доминировал в международных делах, и объективно формируется то, что мы называем полицентричным миропорядком. Это естественный процесс, потому что жизнь идет. Наряду с теми, кто были пионерами в развитии мира, наряду с западными странами появляются новые центры экономического роста и финансовой мощи, а со всем этим, конечно же, приходит и политическое влияние»[17].

Подобный подход, на мой взгляд, не только существенно суживает угол зрения и масштаб проблемы, но и в конечном счете даёт о ней неправильное представление: мощь коалиций, ЛЧЦ и центов силы в новом веке определяется уже не только (и не столько) финансово-экономической мощью, сколько качеством и количеством национального человеческого капитала (НЧК)[18] и его институтов, а также вытекающим из этого уровнем развития технологий: чем больше и лучше качество человеческого потенциала, тем больше и лучше изобретения и быстрее их внедрение, а сам человеческий капитал сформирован на основе системы ценностей – цивилизационных, национальных, групповых.

На Западе эта тенденция также в полной мере была не только оценена, но и из неё были сделаны практические выводы. Так, например, в очередном докладе Национального Совета по разведке США, получившем распространение накануне инаугурации Д. Трампа, говорилось: «Основу этого этапа мирового кризиса (в ближайшие 5 лет – А.П.) составят различия в подходах на местном, национальном и международном уровне в вопросах «правильного понимания» роли правительств в решении проблем от экономики до экологии, религии, безопасности и прав человека. Споры о моральных ценностях, «кто кому и чем обязан», станут всё более явными и будут угрожать международной безопасности»[19]. Более того, в официальных документах администраций Б. Обамы и Д. Трампа последнего десятилетия, посвященных национальной безопасности, обращается внимание на «усложнение глобальной безопасности», связанной с появлением «долгосрочного соперничества между нациями», которое Д. Трамп охарактеризовал как «ревизионизм»[20].

В основе стремительного нарастания неравномерности развития человечества лежат ещё более общие законы, когда качественные изменения в экономике, обществе, технологиях наступают всё чаще, а «фазовые переходы» между ними становятся всё короче и короче, фактически сливаясь в единый процесс в нашем столетии[21]. Это означает, что человечество в своём развитии (или деградации) вступает в период «скачков», качественных перемен сегодня чаще чем это было сто или триста лет назад. В конечном счёте наступает период сингулярности[22], когда качественные изменения сливаются в единый поток. Именно это стало происходить в новом веке прежде всего из-за технологических «прорывов», которые, в свою очередь, стали результатом развития НЧК и его институтов[23]. Последовательность в эволюции развития становится ограничителем развития ЛЧЦ. В этом смысле идеи «скачков» Сталина, Мао Дзедуна, Хрущёва являлись отражением общего представления о неравномерности развития.

Но сама суть «технологических прорывов» лежит в их цивилизационно-научном фундаменте, который создается тысячелетиями и столетиями, развиваясь стремительно в периоды, когда для этого создаются наиболее благоприятные условия ЛЧЦ или нацией. Именно национальные (цивилизационные) научные школы становятся основными двигателями развития в наши годы – уровень НИОКР, технологий и производств становится прямым следствием такого цивилизационного развития, его базой. Именно национальная наука и технологии, а не зарубежные заимствования,  являются основой «скачка».

Не случайно то, что в основных документах США при Д. Трампе главными принципами американской политики заявляются сохранение системы ценностей и технологического лидерства, коалиционность и опора на военную силу. Именно эти качества в наибольшей степени будут влиять на изменения, вызванные «фазовыми переходами» человеческой цивилизации от одного периода к другому.

Математически и эмпирически это было многократно доказано, но политически из этого не было сделано выводов (если и было кем-то, то не сказано публично). В частности расчёты показывают, что «точка» слияния таких переходов выпадает на 2026 год, что означает отсутствие вообще фазовых переходов в фундаментальных общественных и технологических изменениях, равных, например, по своему масштабу изобретению колеса, способности поддерживать огонь или появлению персонального компьютера. Иныче говоря, человечество в среднесрочной перспективе ожидает новое качество. Естественно, что лидера – глобального лидера – в такой гонке ожидает главный приз, который может быть обозначен как контроль над мировой ситуацией, ВПО и всеми основными процессами в мире.

Автор: А.И. Подберёзкин