Итоги выборов в трех германских землях стали ожидаемой сенсацией. Все знали заранее, что Христианско-демократический союз Ангелы Меркель будет терять голоса на фоне растущего недовольства немцев её иммиграционной политикой. Все предсказывали успех крайне правой партии «Альтернатива для Германии» (AfD). Но мало кто ожидал, что поражение потерпит не только партия нынешнего канцлера, но и вся политическая система федеративной республики.
Три земли, избиравшие свои ландтаги в прошедшее воскресенье, представляют собой, по сути, модель всего немецкого общества. Две западные провинции — Рейнланд-Пфальц, где доминируют социал-демократы, и более консервативная Баден-Вюртемберг, где правила партия Ангелы Меркель, правда, с 2011 года вынужденная вступить в необычную коалицию с «зелеными». Третья земля — Саксония-Ангальт, депрессивная территория Восточной Германии, где основная борьба за голоса в последнее время шла между христианскими демократами и левыми, которые на предыдущих выборах стали там второй по влиянию партией, отодвинувшей социал-демократов на третье место. Если в землях Рейнланд-Пфальц и Баден-Вюртемберг Левая партия (Die Linke) из года в год не может преодолеть пятипроцентный барьер, оставаясь на уровне ниже 3%, то, наоборот, в Саксонии-Ангальт на грани маргинальности находятся либералы (свободные демократы) и «зеленые». Последние, правда, представлены в ландтаге, но каждый раз проходят в него с трудом.
Миграционный кризис, начавшийся после того, как правительство Ангелы Меркель открыло границы страны для многотысячного потока беженцев с Ближнего Востока, резко сместил вектор политической дискуссии. Если прежде на первом месте были вопросы экономики и социальной политики, теперь именно вопрос о миграции вышел на передний план, а копившееся на протяжении многих лет недовольство вырвалось на поверхность.
Вполне естественно, что в Германии, где всё ещё не забыта травма нацистского режима, политическая корректность на протяжении многих лет блокировала публичное обсуждение подобных тем, а политика интеграции новых иммигрантов была гораздо более успешной, чем принято считать в России. Немецкая экономика остается одной из немногих в Европе, где по-прежнему развивается промышленность. А это означает, что изрядная часть вновь прибывающих людей находит себе место в индустриальной системе, которая на протяжении многих лет успешно превращала турецких крестьян в немецких пролетариев (во втором поколении порождавших собственную немецкоязычную интеллигенцию — техническую и гуманитарную).
Проблема в том, что промышленное развитие замедляется, тогда как иммиграционный поток нарастает. Соответственно, усиливается и конкуренция за рабочие места. Значительная часть вновь прибывших остается на обочине, формируя иммигрантские гетто, фактически исключеные из жизни общества. Именно здесь развиваются и воспроизводятся навыки поведения, которые благопристойный немецкий бюргер воспринимает как антисоциальные.
Приток ближневосточных беженцев, начавшийся в ходе сирийской войны, был бы не столь серьезной проблемой, если бы не накладывался на противоречия, уже давно копившиеся, но не получавшие серьезного осмысления в обществе. Теперь как будто прорвало. Все понимают, что рабочих мест для вновь приезжающих беженцев нет, что нагрузка на систему социальной помощи резко увеличивается, а люди всё прибывают и прибывают.
Хуже того, все видят, что значительное число направляющихся в Германию людей совершенно не похоже на жертв войны. Они приезжают не только из Сирии, но также из других стран, в надежде получить социальные пособия и как-то устроиться в Европе, однако, для того, чтобы их надежды сбылись, нужен динамичный экономический рост, которого нет.
Раздражены «коренные» немцы, но разочарованы и беженцы, ожидавшие совершенно другого. Две группы всё более агрессивно противостоят друг другу. А главное, немецкие граждане винят канцлера в возникновении кризиса. И это вполне соответствует логике толерантности — винить надо не приехавших людей, а правительство, которое их позвало, не отдавая себе отчета в том, что эти люди будут делать в стране.
Расчет Меркель тоже был отнюдь не гуманистическим. Приток иммигрантов давит на рынок труда, заставляя немцев соглашаться на более низкие зарплаты и менее выгодную работу. В конечном счете,поощрение иммиграции является одним из механизмов разрушения социального государства. Причем очень эффективным, поскольку левые, социал-демократы и «зеленые», которые очень резко протестуют против любых антисоциальных мер правительства, по этому вопросу не решаются высказываться: они слишком привержны принципам политкорректности, чтобы признать, что приток новых людей из стран «третьего мира» усугубляет социальные проблемы для общества.
Неудивительно, что обсуждение вопроса об иммиграции стало монополией крайне правых. Поскольку другие партии по этому поводу молчат, отделываются общими политкорректными фразами, либо утверждают, будто проблемы не существует вовсе, у крайне правых появляется полная свобода интерпретации происходящего. С ними, естественно, никто из «серьезных» политиков не соглашается, но никто по делу и не спорит. Вопрос из социального превращается в этно-культурный, рациональное обсуждение заменяется эмоциями.
Результатов не пришлось ждать слишком долго. Главным победителем на выборах во всех трех землях стала «Альтернатива для Германии».
История этой партии тоже по-своему поучительна. Учреждена она была довольно умеренными людьми, пытавшимися придать немецкому национализму респектабельное лицо и всячески дистанцировавшимися от нацистского прошлого. Основной своей темой они видели отнюдь не иммиграцию, а критику Европейского союза, подрывающего немецкий суверенитет. Никакой ксенофобии, никаких разговоров о «крови и нации», а только апелляция к великой культуре Гете, Шиллера и Гегеля.
Увы, под влиянием растущего кризиса ситуация в партии резко переломилась. Крайне правые толпами пошли вступать в AfD, вытеснив умеренных, которые вынуждены были покинуть партию. После того как к руководству пришли радикалы, организация не только не ослабела, но, напротив, стала резко набирать популярность. Культурно-поколенческий сдвиг, произошедший в Германии за последние 20 лет, позволил нарушить целый ряд негласных табу, определявших поведение всех немецких политиков. Прямо апеллировать к наследию «Третьего Рейха» по-прежнему нельзя, а вот вдохновляться идеями немецкого национализма и размышлять о «защите расы» уже можно.
Успех AfD на земельных выборах оказался значим именно потому, что крайне правые добились резкого роста во всех трех землях, независимо от различий между ними. Разумеется, в более благополучных землях их победа была не столь значительна, как в Саксонии-Ангальте (24,2%), но и на западе она была впечатляющей. В Баден-Вюртемберге AfD получила 15,1%, а в земле Рейналнд-Пфальц 12,6%. Что ещё важнее, крайне правые сразу вышли на лидирующие позиции, чего не удавалось ранее партиям, прорывавшимся через пятипроцентный барьер — и «зеленые» и «левые» долго топтались на уровне около 5% прежде, чем приобретали вес общенациональной политической силы. Напротив, «новая» AfD с первого же захода превращается в одного из лидеров политической борьбы. В Саксонии-Ангальте это уже вторая партия, в западных землях — третья. «Зеленые», либералы и левые оказались далеко позади, да и социал-демократы пострадали изрядно.
Победы AfD одержаны не только за счет ХДС, но в равной степени за счет всех прочих партий. Разумеется, в некоторых случаях на выборах были и другие победители. Например, «зеленые» в Баден-Вюртемберге прирастили голоса и обошли ХДС, став первой партией в ландтаге. Но это компенсируется их впечатляющими поражениями в других провинциях.
Главными проигравшими на самом деле явились социал-демократы и левые. Первые не только потеряли голоса в двух землях из трех, но и утратили в этих землях статус ведущей партии, переместившись на унизительное 4-е место. Что касается левых, то они серьезно потеряли голоса только в Саксонии-Ангальте, а на западе «остались при своих», но это не слишком большое утешение на фоне того, что в данных землях их позиции и без того были маргинальными. Поражение левых является особенно тяжелым на фоне их предыдущих успехов.
В начале десятилетия именно Die Linke привлекали к себе протестный электорат, причем не только на востоке, но и на западе страны. Значительная часть голосов, отданных к AfD, могла бы при иных обстоятельствах отойти к ним. И в очень большой степени виноваты в этом сами лидеры и идеологи партии. Из критиков правительства они, по сути, превратились в его защитников и союзников по вопросам миграционной политики. Когда два ведущих левых политика — Оскар Лафонтен и Сара Вагенкнехт — решились негативно высказаться по поводу действий Ангелы Меркель, на них с негодованием обрушились собственные сторонники и фактически заставили замолчать. Вместо того, чтобы предложить альтернативный анализ ситуации и подвергнуть политику правительства критике, оценивая негативные социальные последствия принятых решений, но одновременно разоблачая расистские интерпретации кризиса, левые просто молчали или поддерживали канцлера.
Вся идейная борьба с крайне правыми свелась к хождению по улицам с плакатами «Нет расизму» и «Refugies Welcome», что, естественно, скорее раздражало обывателя, чем убеждало его в необходимости более взвешенного отношения к проблеме иммиграции. Поскольку рядовой немец видит конкретные проблемы, вызванные притоком беженцев, а левые упорно пытаются убедить его, будто этих проблем в принципе не существует (а всякий, кто упоминает о них — нацист и расист), то люди просто теряют доверие и интерес к левым.
Победа AfD на земельных выборах делает германскую политику более фрагментарной, создавая необходимость причудливых коалиций и комбинаций. В эпоху расцвета Федеративной Республики 1950-70-х годов западногерманская политическая система состояла из 3 партий (консерваторы, социал-демократы, либералы), потом к ним добавились «зеленые», затем «левые». Теперь картина ещё более мозаична.
Успех AfD создал кризис управления во всех трех землях. Ни в одной из них нет партии, обладающей стабильным большинством мест в ландтаге. В Бадене коалиция консерваторов с «зелеными» будет восстановлена, но уже при руководящей роли последних. В Рейнской области социал-демократам снова придется пойти на «большую коалицию» с консерваторами. Но хуже всего обстоит дело в Саксонии-Ангальте. Здесь устойчивое большинство складывается лишь в том случае, если консерваторы и социал-демократы объединятся с левыми (а возможно, и с «зелеными»). Даже если будет «большая коалиция» СДПГ и ХДС, без голосов левых она в ландтаге не устоит. Это ещё один парадокс выборов — потеряв каждого третьего избирателя, Die Linke по раскладу сил в земельном парламенте заняли более сильную позицию — при условии, конечно, что никто не будет сотрудничать с AfD.
Главный итог мартовских выборов 2016 года для остальной Германии состоит в резком изменении политических раскладов. По сути дела, это конец политической стабильности и предсказуемости в стране, которая на протяжении последнего полувека была образцом и того и другого.
Между тем приближаются общенациональные выборы. Смогут ли системные партии, включая левых, извлечь уроки из произошедшего до того, как наступит момент общегерманского голосования? Этот вопрос остается пока открытым.
Автор: Борис Кагарлицкий, Источник: УМ+
