Противоборство и управление: две стратегии национальной безопасности

 

В политическом и военном руководстве США сформировалось стратегия войны нового типа, нацеленная не на разгром противника, а на его «удушение»[1]

А. Гилёв, военный эксперт

 

Стремительно меняющаяся международная обстановка во втором десятилетии XXI века ставит совершенно по-новому важнейшие вопросы, связанные с формированием стратегии национальной безопасности. К числу таких наиболее принципиальных вопросов следует отнести следующие:

—           формирование стратегии национальной безопасности базируется на оценке угроз и внешних опасностей или национальных интересов?

—           защита от угроз (или отстаивание интересов) происходит исключительно ответными средствами противоборства или выбором стратегии поведения, при которой такие опасности и угрозы могут даже игнорироваться?

—           каким образом защититься от угроз (или отстоять интересы), обладая заведомо более слабыми возможностями?

—           наконец, что будет означать в будущем успешная (эффективная) стратегия национальной безопасности?

Ситуация меняется качественно, что хорошо видно на примере такого феномена как террористическая борьба (рис. 1)[2].

Рис. 1. Количество террористических атак за 1970–2015 годы

Совершенно справедливое замечание А. Гилёва, как и другие предупреждения, относительно современной стратегии «удушения» России, к сожалению, не стало поводом для серьезной публичной дискуссии о стратегии развития и национальной безопасности России в XXI веке в условиях, которые ограничились спорами    о социально-экономической политике России и бюджете страны.

Между тем остались в стороне вопросы, от которых зависит будущее существование государства, когда:

—           сложилось абсолютное экономическое и технологическое превосходство западной ЛЧЦ, которое не только превышает возможности России в десятки раз, но и;

—           прогнозируемо сохранится на будущее;

—           будет увеличиваться еще больше при сокращении военных издержек западной ЛЧЦ относительно своего ВВП;

—           будет сопровождаться продолжающимся увеличением научно-технологического отставания России.

Важно принципиально понимать, что распределение стран  и коалиций по их экономическим потенциалам в мире в будущем будет определяться, прежде всего, по двум группам факторов, которые будут определяться по двум основным критериям:

■             качеству национального человеческого капитала, который,

в свою очередь, будет преимущественно определяться:

—           уровнем образования;

—           творческих возможностей (креативности);

—           уровнем науки, технологии;

—           уровень душевого ВВП;

—           продолжительности жизни.

■             качеством институтов развития человеческого капитала во всех секторах деятельности и управления, а именно:

—           в государственном управлении;

—           бизнес-управлении;

—           управлении и степени развития общественных институтов;

—           развитом самоуправлении личности.

Рис. 2.[3]

Покупая, например, иностранную компьютерную программу или технологическое оборудование вы покупаете не технологию, а зависимость от иностранного производителя. Настоящие технологии создаются в стране или передаются от человека к человеку. Так было, например, в 30-е годы прошлого века, когда западные специалисты приезжали в Советскую Россию и передавали свой опыт советским инженерам и рабочим.

Традиционные показатели и критерии влияния субъектов МО (ВВП, численность населения, Вооруженные силы и ВВСТ, и т.д.) будут занимать постепенно все менее важное значение.

Прогнозируя сегодня, будущее соотношение сил в мире, требуется учитывать стремительно усиливающееся влияние именно этих факторов, которое к 2030 году разделит всех субъектов и акторов МО в мире на три неравные группы:

Группа субъектов и акторов МО №1: группа стран, обладающих развитой национальной научно-инновационной системой, способной самостоятельно развивать основные направления науки, техники и технологий, в которую смогут войти несколько стран-лидеров.

Группа субъектов и акторов МО №2: группа стран, способных использовать достижения научно-технического прогресса (приобретая, покупая, воруя и пр.).

Группа субъектов и акторов МО №3: группа стран, не использующая, либо слабо использующая достижения техники и технологии субъектов из группы № 2.

Соответственно основное внимание в социально-экономическом развитии и стратегии национальной безопасности требуется сделать именно двум группам факторам. Именно в этих направлениях должны быть сконцентрированы все основные финансовые, материальные, информационные и административно-организационные ресурсы. Впервые категорично об этом президент России заявил 1 декабря 2016 года в послании Федеральному Собранию.

Примечательно, что именно такую стратегию избрали Соединенные Штаты в период второго срока управления Б. Обамы.

Так, если рассмотреть все расходы федерального бюджета США, то собственно на безопасность планируется потратить 25% из 3 трлн. долл., а подавляющая часть, так или иначе, направляется на развитие НЧК США — прямо (образование, здравоохранение и т.п.), либо косвенно (пенсии и т.п.)[4]. При этом собственно доля этих расходов относительно ВВП постоянно снижается.

Рис. 3.

Традиционная  стратегия  отношений  между  государствами в МО и ВПО на протяжении тысячелетий исходила из базовых положений силового, прежде всего военного противоборства, которые предполагали, что политические цели достигаются в результате использования различного вида противоборства между субъектами международных отношений. На первое место, как правило, выносилось соотношение сил (военных, финансовых, экономических), которое и предопределяло исход противоборства. В соотношение сил вносило поправку умение политиков и военное искусство военачальников, которые могли повлиять на результат противоборства.

В XX веке Россия перенесла несколько этапов в развитии стратегии противоборства, которые отличались друг от друга, прежде всего инициативой и выбором места, средств и способов противоборства. Тогда, когда это происходило, Россия, как правило, достигала серьезных политических результатов. В противном случае (когда она только реагировала) результаты были существенно хуже, либо вообще отрицательные. Так, русско-японская и Первая мировая война явились для России по своей сути вынужденными, она была спровоцирована и втянута в эти войны, получив отрицательный результат.

Наоборот, активная политика СССР в 1930-е и 1940-е годы  в мире, которая определялась собственной, а не навязанной, стратегией, дала фантастические результаты — формирование про- советской политико-экономической системы в мире. Со второй половины 1970-х годов СССР и его союзники вновь вступили    в фазу «пассивного противоборства» — борьбы за права человека и т.п., — которая в итоге привела к окончательному подчинению воле противника при М. Горбачеве — Б. Ельцине.

К сожалению, и сегодня мы медленно отходим от этого алгоритма поведения, выстраивая свою стратегию из оценок внешних опасностей и угроз, а не национальных интересов.

В XXI веке для России наступило время, когда необходимо перейти от стратегии противоборства к стратегии управления,   от состояния постоянной борьбы  и  противостояния  с  вызовами и угрозами противника, к стратегии улучшения условий для выживания и развития. Разница между двумя стратегиями — принципиальная.

«Победа»  в   результате  противоборства  всегда  связана с огромными жертвами и потерями. Колоссальные победы СССР в XX веке — включали его огромные демографические и материальные потери, которые рассматривались в качестве неизбежной платы.

Стратегия «управления» основана на четком представлении о национальных приоритетах и соответствующих целях, а не на внешних вызовах и угрозах, которые нередко не имеют прямого отношения к национальным интересам, либо могут иметь отсро- ченный характер.

Одно из важных условий стратегии управления заключается в том, чтобы рассматривать потенциальную внешнюю опасность или угрозу как благоприятную предпосылку или даже возможность для повышения эффективности собственной стратегии. Речь идет не просто об асимметричности ответных действий, а о возможностях использования гораздо более широкого диапазона средств и действий:

—           ответных действий;

—           нейтрального отношения;

—           «включения» в процесс.

При выборе любого вида действий, однако, необходимо обязательно исходить не из необходимости автоматического ответа, а из собственных интересов и собственной стратегии. Так, например, с этой точки зрения далеко не все переговоры по ограничению    и сокращению вооружений являются благом для России. Если исходить и, того, что затраты на СНВ и ВКО составляют не более 20% военного бюджета, а гарантируют сохранение суверенитета и контроля, то необходимы ли нам вообще эти переговоры?

Можно допустить, что переговоры могут быть полезны в области ограничения ВВСТ на море, но именно там наши потенциальные противники их никогда и не будут вести потому, что их превосходство, как минимум, в несколько десятков раз больше.

Если исходить из интересов стратегии «управления», то для России высшим приоритетом является развитие национального человеческого капитала[5], о чем впервые со всей определенностью заговорил В. Путин только в послании ФС в декабре 2016 года[6], то следует в обязательном порядке и стратегию национальной безопасности России формировать исходя не из опасностей и угроз (как это сделано в существующей Стратегии)[7], а из интересов развития НЧК России. В этом случае совершено по иному будут выглядеть и другие базовые документы, на которых основаны внешняя и военная политика государства — Концепция внешней политики и Военная доктрина России[8]. В частности, в Концепции внешней политики России («представляющей собой систему взглядов на базовые принципы, приоритетные направления, цели и задачи внешней политики Российской Федерации»[9] говорится о том, что

«обеспечение национальных интересов и реализация стратегических национальных приоритетов» … «направлена на выполнение следующих основных задач»:

а) обеспечение безопасности страны, ее суверенитета и территориальной целостности…;

б)    создание благоприятных внешних условий для устойчивого роста и повышения «конкурентоспособности экономики России…»;

в) упрочнения позиций Российской Федерации как одного из влиятельных центров современного мира;

г) укрепление позиций России в системе мирохозяйственных связей … и т.д.[10], но нигде (за исключением подпункта 4), где говорится о «популяризации достижений национальной культуры» и наследия, не говорится о высшем приоритете стратегии — развитии НЧК.

>>Полностью ознакомиться с аналитическим докладом А.И. Подберёзкина "Стратегия национальной безопасности России в XXI веке"<<


[1] Гилёв А. Многомерная война и новая оборонная стратегия // Россия в глобальной политике, 2014. — Т. 12. — №5.

[3] Чернавский Д. С., Щербаков А. В. Социальный и экономический кри- зис в России. Промежуточные итоги». 10.07.2016 / http://spkurdyumov.ru/ economy/socialnyj-i-ekonomicheskij-krizis-v-rossii-promezhutochnye-itogi/

[4] Where Your Income Tax Money Really Goes FY2017 / Lafayette Street. NY, NY 10012. 212–228–0450 / https://www.warresisters.org/store/where-your- income-tax-money-really-goes-fy2017

[5] Подберезкин А. И. Национальный человеческий капитал. — М.: МГИМО– Университет, 2011–2013. — Т. 1–3.

[6] Путин В. В. Послание Президента Федеральному Собранию. — М. 2016. 1 декабря / http://www.kremlin.ru/

[7] Путин В. В. Указ Президента Российской Федерации «О Стратегии национальной безопасности Российской Федерации» №683 от 31 декабря 2015 г. / http://www.kremlin.ru/

[8] Путин В. В. Указ Президента Российской Федерации «Об утверждении Концепции внешней политики Российской Федерации» №640 от 30 ноября 2016 г.

[9] Там же.

[10] Там же.

 

11.11.2017
  • Аналитика
  • Военно-политическая
  • Органы управления
  • Россия
  • Глобально
  • XXI век