На самом деле наше время – век одновременно и конкуренции, и кооперации[1]

В. Трубников, начальник СВР РФ 1996–2000

Основные проблемы политики стратегического сдерживания:

1. Особенности и характерные черты развития военно-политической обстановки (ВПО) во втором десятилетии ХХI века;

2.  Неизбежность выбора Россией новой стратегии развития и обеспечения безопасности;

3.  Возможные варианты такой стратегии на среднесрочный и долгосрочный периоды;

4.  Особенности современной (2018–2019 гг.) Стратегии развития и обеспечения безопасности России;

5.  Необходимость смены парадигмы развития России.

Россия в 2018 году в очередной раз за последние десятилетия встала перед необходимостью выбора эффективной долгосрочной стратегии[2], от которой зависит её будущее не только как государства, но и   как нации. Речь идет уже не только о развитии или укреплении безопасности, а о выборе стратегии выживания, которая будет таковой на ближайшие 5–7 лет. В той или иной форме к этому вопросу В. Путин обращается регулярно, требуя (как, например, на встрече 21–23 ноября  с представителями ВС и ОПК) «конкретных результатов в выполнении майских (2018 г.) указов», которые, кстати, не заложены для реализации в большинстве положений принятого 27 сентября общего плана правительства.

Проблема решительного выбора связана с резким обострением ВПО в мире, усилением силового давления на Россию, целью которого является политическая капитуляция и смена правящей элиты страны[3]. Это же связано с потерей экономической и военной мощи Россией в последние 30 лет, которые восстанавливаются с трудом и, к сожалению, медленнее, чем этого бы хотелось. Просто для примера — современные Сухопутные силы России (которыми когда-то пугали страны НАТО) фактически можно сравнить с сухопутными войсками Турции по количеству и в меньшей степени по качеству и боевой эффективности. Как признаёт один из экспертов, сегодня Сухопутные войска РФ имеют в своем составе примерно 280 тыс. чел. и порядка 2 300 танков (по штату, с учетом возрождения дивизий, возможно, их число увеличилось, но, конечно, не на порядки). По численности это примерно соответствует тому, чем располагают вооруженные силы Турции (260 000 чел. и, приблизительно, 2 224 танка в войсках). Конечно, по своим качествам  и вооружению отечественные войска куда как превосходят турецкие, но сравним территорию Турции и России… Другими словами, российская сухопутная армия вовсе не велика и, признаться, даже не совсем ясно, как подобной численностью могут быть решены задачи в сколько-то масштабном конфликте.

Поэтому выбор стратегии развития  и  сдерживания  объясняется как внешними, так и внутренними условиями и возможностями, которые для России качественно ухудшились по сравнению с советским периодом, что, к сожалению, пока ещё далеко не всеми осознаётся. Прежде всего, сторонниками либерального лагеря из правящей элиты страны, влияние которых в политике, не смотря на все провалы, остаётся сильным.

Основные цели и политические инструменты США и возглавляемой ими коалиции те же, что и были в ХХ веке, но акценты несколько смещены в направлении обеспечения информационно-когнитивной победы в области сохранения национальной системы ценностей и суверенитета, которая поддерживается гарантиями военного превосходства и лидерством в военно-промышленной области США[4]. Эти стратегические цели — сохранение контроля — финансово-экономического и военно-политического — скорректированы в направлении   расширения союза и коалиции сторонников США, с одной стороны, и повышения их зависимости от США, с другой.

Необходимость выбора стратегии всё больше диктуется и политико-идеологическими мотивами. Она связана с кризисом в политике России последних лет, завершением выборов Президента и части управленческой элиты осенью 2018 года, которые формируют курс развития страны до 2024 года[5]. Более того, именно судьба В.В. Путина и части правящей элиты страны стала главной тактической политической целью западной военно-политической коалиции, которая сформулировала политику «силового принуждения» России к отказу от суверенитета и национальных ценностей. Иными словами, вплотную встаёт проблема эффективной защищённости нации, государства и её правящей элиты, которая связана с внутриполитической стабильностью и сохранением контроля в стране со стороны части путинской правящей элиты, а также той части либералов, которая до определённого времени её поддерживает.

Сценариев развития России и избранной (волей или неволей) стратегии не так уж, и много. Основных из них, на мой взгляд, всего-навсего три. Первый сценарий, нынешний, стагнационно-инерционно-инфляционный, неизбежно ведет к дальнейшему ослаблению стратегического сдерживания (хотя и будут предприниматься попытки реанимации институтов государств и его экономики). Это сценарий очень медленного выздоровления и относительного отставания от темпов развития других государств, когда средний уровень душевого валового внутреннего продукта (ВВП) гражданина и его индекс человеческого капитала (ЧК) всё дальше скатывается за границу 50-и государств.

Второй сценарий — скатывания к либерально-коррупционному государству «образца 90-х годов» — не так уж и малореалистичен, как это может показаться: значительная часть правящей элиты не связана с Россией ни местом проживания, ни активами, ни семьей. Поэтому она может относительно легко продолжить и даже усилить процесс разграбления страны, который В.В. Путину как-то удалось местами остановить.

Третий сценарий развития России — мобилизационный, предполагающий изменения в стратегии не только развития, но и безопасности. Это сценарий опережающего развития и укрепления национальной безопасности.

 Для многих ясно, что период до 2024 года будет периодом, когда Россия либо дальше будет отставать от быстро развивающихся государств, как это было последние 40 лет, что превратится уже в откровенную капитуляцию, либо её правящая элита сможет, наконец, найти в себе волю и силы, чтобы вернуться в число стран — мировых лидеров. Необходимость этого выбора недвусмысленно сформулировал В.В. Путин в своём послании ФС РФ 1 марта и в указе от 7 мая «О национальных целях и стратегических задачах развития Российской Федерации до 2024 года», в котором он поручил Правительству РФ до 1 октября утвердить основные направления деятельности, прогноз социально-экономического развития, «предусмотрев механизмы и ресурсное обеспечение достижения национальных целей…»[6]. Этот документ был утверждён Правительством РФ 27 сентября  2018  года  под названием  «Основные  направления деятельности Правительства Российской Федерации на период до 2024 года» (далее — ОНДП[7]), который декларировал, что они направлены на реа- лизацию положений Указа Президента Российской Федерации от 7 мая 2018 г. № 204 «О национальных целях и стратегических задачах разви- тия Российской Федерации на период до 2024 года», определяют цели, основные задачи и приоритеты деятельности Правительства Российской Федерации «по осуществлению прорывного научно-технологического и социально-экономического развития».

Рис. 1  Выбор стратегии развития России до 2024 года

Таким образом, ОНДП являются ключевым документом стратегического планирования Правительства Российской Федерации на период до 2024 года, определяющим основные механизмы, меры и действия по реализации своих полномочий. ОНДП разработаны в соответствии с положениями Федерального конституционного закона от 17 декабря 1997 г. № 2-ФКЗ «О Правительстве Российской Федерации», Федерального закона от 28 июня 2014 г. № 172-ФЗ «О стратегическом планировании в Российской Федерации».

По данным Минфина России, на реализацию указов Президента Российской Федерации от 7 мая 2012 г. № 596, 597, 599, 601, 604, 605    и 606 года (далее — указы) законопроектом предусматриваются бюджетные ассигнования федерального бюджета: в 2019 году — в объеме 1 088 114,0 млн. руб., в 2020 году — 1 118 525,4 млн. руб., в 2021 году — 1 246 704,0 млн. руб. Данные о планируемых бюджетных ассигнованиях федерального бюджета на реализацию задач, определенных указами, в 2019 году и плановом периоде 2020 и 2021 годов. Увеличение в целом объема бюджетных ассигнований федерального бюджета на реализацию положений указов в 2019 году связано в основном с предусматриваемым увеличением бюджетных ассигнований федерального бюджета на выполнение задач Указа № 596 «О долгосрочной государственной экономической политике» на 125 773,6 млн. руб., или на 87,2%, Указа № 597 «О мероприятиях по реализации государственной социальной политики» — на 36 296,8 млн. руб., или на 11,3%, Указа № 601 «Об основных направлениях совершенствования системы государственного управления» — на 43 151,5 млн. руб., или на 33,4 %, Указа № 606 «О мерах по реализации демографической политики Российской Федерации» — на 20 374,4 млн. руб. или на 104,9%, по сравнению с бюджетными ассигнованиями федерального бюджета, предусмотренными на эти цели в 2018 году[8].

В представленной Минфином России информации о бюджетных ассигнованиях на реализацию в 2019–2021 годах указов основные факторы, оказавшие влияние на изменение объема бюджетных ассигнований на реализацию указов, не содержатся. Отмечено лишь, что цели, задачи и показатели социально-экономического развития Российской Федерации, определенные указами, формировались на основе прогнозных параметров 2012 года и отражали целевое  состояние экономики к 2018 году, а национальные цели развития российской экономики на период с 2019 по 2024 год определены Указом Президента Российской Федерации от 7 мая 2018 г. № 204 «О национальных целях и стратегических задачах развития Российской Федерации на период до 2024 года»[9]. По результатам анализа представленной Минфином России ин- формации о расходах федерального бюджета, предусматриваемых законопроектом в 2019 году и плановом периоде 2020 и 2021 годов на реализацию указов, отмечается следующее:

Указ Президента Российской Федерации «О долгосрочной государственной экономической политике» (далее — Указ № 596) 4.3.3.1. На реализацию Указа № 596, по данным Минфина России, законопроектом предусматриваются бюджетные ассигнования федерального бюджета: в 2019 году — в объеме 269 989,0 млн. рублей, что на 125 773,6 млн. рублей, или 87,2%, больше по сравнению с предусмотренными сводной бюджетной росписью на 2018 год, в 2020 году — в объеме 211 163,8 млн. рублей, что на 58 825, 2 млн. рублей, или на 21,84%, больше по сравнению с планируемыми бюджетными ассигнованиями в 2019 году, в 2021 году — в объеме 223 963,5 млн. рублей, что на 12 799,7 млн. рублей, или на 6,1%, меньше по сравнению с 2020 годом[10].

Подобная постановка проблемы, на мой взгляд, выглядит уже достаточно запоздалой — за последние 30-40 лет Россия отстала от ведущих государств, в своём развитии на целые десятилетия. Некоторые (напри- мер, В. Иноземцев) считают, что эта отсталость измеряется столетия- ми. Представляется заведомо заниженными и цели, которые сегодня формулирует правительство: как предлагается в бюджете на 2019–2021 годы, можно будет выйти на прирост ВВП в 3% только в 2021 году, что изначально программирует отставание уже существующее три десятилетия. Примечательно, что такие темпы роста ВВП в ОНДП гарантируют «сокращение разрыва между Германией и увеличение отрыва от Индонезии в темпах роста», что выглядит, по меньшей мере, на взгляд нормального человека странным: «сокращение разрыва» с Германией такими темпами может происходить бесконечно долго потому, что темпы развития и состояние национального человеческого капитала (НЧК) этой страны намного опережают российские, а сравнивать Россию с Индонезией, которая по численности населения уже более чем в 2 раза превосходит нашу страну, — натяжка.

Но, что ещё хуже,  — даже  такая  сверхскромная  постановка  задачи в России, как показывает практика, отнюдь не гарантирует её решения. Даже, как показывает история, частичное — практически все предыдущие задачи, стратегии и концепции, сформулированные российской властью, оказались в итоге не реализованы, прежде всего, из-за отсутствия механизма реализации и мотивации правящей элиты. Надо сказать, что чисто бюрократически в ОНДП такая задача вроде бы и поставлена, когда все направления закреплены за конкретными заместителями правительства, но и здесь доминирует установка на некие «планы» и «программы» федерального, регионального, отраслевого и местного значения.

Можно сказать заранее, что даже эти скромные амбиции не будут реализованы, на мой взгляд, в силу прежних причин:

—        бюрократические «планы правительства» останутся в лучшем случае планами исполнительной власти, которые (даже с учётом их скромных масштабов) выполнены не будут;

—        акцент на развитии информационных технологий запоздал, как минимум, на несколько десятилетий: этим надо было занимать- ся в 80-90-е годы прошлого века, а не «перестройками». Сегодня пытаться догнать — значит не догнать никогда. Можно попытаться сделать «технологический рывок» на новых направлениях, в том числе информатики и связи, которые должны базироваться на достижениях национальной фундаментальной науки, но эту науку многие годы гнобили в России;

—        нужна общенациональная мобилизация человеческих, материальных и финансовых ресурсов, чего в ОНДП нет.

Тем не мене, надо признать, что объективно В.В. Путин стоит перед выбором определения вектора опережающего (даже, на мой взгляд, мобилизационного) развития страны, в связи с чем он поручил Правительству разработать достаточно конкретную стратегию, механизмы её реализации и соответствующие ресурсы на среднесрочный период. Как эта стратегия будет сформулирована — отдельный разговор, который требует специального исследования[11]. В этой работе я хочу подчеркнуть, что эта стратегия будут реализовываться в постоянно усложняющейся международной и военно-политической обстановке, что предполагает, во-первых, неизбежно сочетание решения задач опережающего развития и укрепления безопасности, а, во-вторых, принципиально новой базовой концепции безопасности, которая сегодня основывается на идее стратегического сдерживания[12].

Это вывод обусловлен, прежде всего, политикой США, которые не только контролируют 25% мирового ВВП, но и формируют широкую подконтрольную военно-политическую коалицию, ориентированную на увеличение промышленного и технологического разрыва с Россией уже в ближайшие годы. С этим связано, например, поручение Д. Трампа МО и ряду министерств подготовить доклад о влиянии нового (4- го) этапа промышленной революции на развитие промышленности и ОПК США[13].

В доктринальном документе верхнего уровня — Стратегии национальной безопасности, принятой в декабре 2017 года, — обозначены четыре национальных интереса США:

1.         Защита территории страны.

2.         Содействие процветанию Америки.

3.         Сохранение мира с помощью силы.

4.         Усиление влияния США в мире.

США планируют достичь энергетической независимости к 2025 году и сконцентрировать на своей территории не только научно-исследовательские центры и структуры по разработке новых технологий, но и производства, на которых инновации будут внедряться и превращаться в базовые технологии нового промышленного уклада.

Соединённые Штаты для того, чтобы сделать свою собственную экономику «неуязвимой» для внешних угроз, сохранить лидерство и притормозить конкурентов и соперников, будут пытаться создать на американской территории автаркию и обеспечить там рост национального благосостояния, концентрацию капитала, ресурсов и производственных мощностей, чтобы полностью удовлетворить внутренние потребности в настоящем и не зависеть от импорта товаров или сырья, особенно критически значимых категорий, в будущем. Полиотраслевая структура собственной экономики, установленные вокруг границы и барьеры, высокий уровень развития технологий, финансовая и военно-политическая независимость, система стимулирования внутреннего спроса и стратегия выхода на внешние рынки — все эти меры помогут в будущем не опасаться воздействий извне, региональных кризисов и возводимых барьеров со стороны третьих стран, пусть даже очень сильных в экономическом или военно-политическом плане. Этим целям служит и резкое увеличение расходов на национальную оборону, и поддержка военно-промышленного комплекса. Приоритетной целью промышленной политики становится «поддержка создания динамичного внутреннего обрабатывающего сектора».

«Трампономика» будет создавать условия для «возвращения ключевых для национальной безопасности отраслей на американскую территорию». Одновременно с этим внешняя политика будет направлена на создание очагов напряжённости в различных регионах мира, для того чтобы расширять объёмы поставок американских вооружений и военного оборудования своим союзникам. Таким образом, концепция Трампа «мир через силу» будет содействовать мобилизации промышленности и трансформации экономики для перехода к новому техно- логическому укладу.

Данные экономической статистики за 2017 год свидетельствуют, что в первый год президентства Д. Трампа произошло улучшение состояния американской экономики. Она стала обладать большей стабильностью. Позитивная динамика реального ВВП в 2017 году подтвердила положительный эффект от роста личных расходов на потребление, экспорта, инвестиций в коммерческую недвижимость и в основной капитал, местных расходов и расходов  федерального  правительства, что отчасти компенсировало сокращение инвестиций в материально- производственные запасы.

 Показатель внутреннего спроса подскочил на 4,6%, и этот рост оказался самый быстрым за три года, что подчёркивает силу экономики. Потребительские расходы, на которые приходится более двух третей экономической активности США, выросли на 3,8% в четвёртом квартале, и это также оказалось самым высоким показателем с четвёртого квартала 2014 года. Сильный внутренний спрос поддерживается ожиданиями пролонгированного положительного эффекта от снижения налогов. Также росту благосостояния домашних хозяйств помог подъём стоимости акций на фондовом рынке, увеличение цен  на недвижимость и рост заработной платы, поскольку компании начали конкурировать за квалифицированных рабочих, а некоторые штаты повысили минимальную заработную плату на местном уровне. Всё это продолжит поддерживать потребительские расходы[14].

Но именно этого в ОНДП и нет. Формально вопросам безопасности отводится одна-единственная последняя страница, на которой говорится о ежегодном уточнении государственного оборонного заказа (на 2018–2027 годы) и выполнении его требований, включая и фразу  (на одну строчку из всего 100 страничного документа), посвященную развитию военно-технологической мощи российского ОПК. Прежняя острота проблемы сохранения эффективности стратегического сдерживания в условиях эскалации военно-силового давления на Россию со стороны Запада, к 2018 году превратилась в неотложность её решения.

Можно выделить два принципиальных подхода, которые существенно отличаются в своих основах.

Первый — отвечать на силовые действия и нарастающую эскалацию политики «силового принуждения» силовыми методами и средствами, к чему призывают часть российской элиты.

Второй — продолжать стратегическое отступление, отражая логику, сформулированную В.В. Путиным в Сочи 18 октября 2018    года:

«Россия никогда не поставит мир на грань кризиса для удовлетворения собственных целей»[15]. Об этом заявил президент РФ Владимир Путин на пленарном заседании Международного дискуссионного клуба «Вал- дай». Означает ли это, что Россия не будет защищать свои интересы     и цели с помощью военных, а не только политико-дипломатических средств?  Видимо  именно  эти  средства  президент  имел  в виду, когда говорил: «Это плохая идея. Нагнетание обстановки, истерики — это не наш метод», — сказал Путин о возможности спровоцировать масштабный кризис в мире для решения задач во внешней политике». В частности, глава российского государства «не считает возможной эскалацию внешнеполитической  ситуации  в  целях  оздоровления  отношений    с другими странами». В.В. Путин прямо говорит: «Вообще поставить весь мир на грань какого-то всеобъемлющего, с труднопрогнозируемым результатом кризиса — это безответственная политика. Мы никогда такую политику не проводили и проводить не будем»[16], — заверил Путин.

Вместе с тем он оставил открытым вопрос о действиях России в условиях кажущейся неизбежной эскалации. Дальнейшее усиление эскалации, которое может происходить по разным направлениям, не получив эффективного ответа со стороны России, может привести к началу процесса дезинтеграции страны: падение уровня жизни, низкие темпы роста и угрозы внутриполитической дестабилизации, вкупе с нарастающим внешним военно-политическим давлением, могут привести к кризису российской власти, который в этих условиях неизбежно перерастёт в кризис государственности. Нужна более эффективная концепция системного противодействия силовой политике Запада, нежели только опора на стратегическое сдерживание, фактически не работающее в новых условиях, но которая традиционно считается гарантией безопасности[17].

Уникальность и опасность этого периода (2018–2024 годов, который я назвал «переходным периодом»), объясняется, на мой взгляд, несколькими принципиальными и общими обстоятельствами, суть которых сводится к cмене парадигмы развития России, которую я коротко изложил на круглом столе Изборского клуба 28 августа 2018 года, а до этого опубликовал в специальной работе[18].

Первое. Самая главная проблема современной России — отсутствие адекватной оценки её правящей элитой международных и внутри- политических реалий, не способность увидеть страну и мир в комплексе, во взаимосвязи различных тенденций и факторов, формирующих МО. Одной из таких реалий является противоборство с Россией возглавляемой США западной военно-политической коалицией, объединяющей более 60 государств и сотни тысяч негосударственных акторов. Как пример политики такой коалиции, — в Сирии против России   выступают «три круга» государств во главе с США, которые в разной степени участвуют в антиасадовской и антироссийской политике.

Новая парадигма МО. Этап № 1.

1          Реальность силового и военного противоборства с Западом и неизбежность войны.

2          Война вместо позора (потеря суверенитета и идентичности), либо война и позор.

3          Отстранение либерально-прозападной элиты от власти и публичное осуждение результатов ее привлечение.

При этом сохраняются отчасти иллюзии, а иногда и вполне эгоистические расчёты части правящей элиты страны на «врастание» в западную цивилизацию, её систему ценностей и условия существования, сложившиеся в период «романтического» восприятия Запада конца 80-х и середины 90-х годов. Западная военно-политическая коалиция продолжает в целом исходить из радикального представления о России как главной угрозе своей цивилизации. Более того, необходимости уничтожения России как государства и нации, включая раздел её территории и природных богатств. Последние попытки цивилизационного вмешательства в раскол РПЦ — яркий пример приоритетов такой политики.

К сожалению, сохраняется и в 2018 году традиционный подход Запада к оценке политики России, характерный к упрощенному восприятию времён доминирования КПСС. Так, в документе влиятельного Института по исследованию проблем международной безопасности США в сентябре 2018 года современная структура внешнеполитической деятельности рассматривалась в качестве продолжения структуры КПСС.

Вот как описал это отношение Запада к России известный французский учёный Дел Вал, «Первый вывод, который отсюда напрашивается: западные страны не смогут защититься от этой многоликой и многообразной угрозы, если они полностью не пересмотрят свои геополитические союзы и партнерства (как во внешней, так и во внутренней политике). А первым шагом к такому пересмотру должно стать требование   к нашим своеобразным партнерам (исламским государствам — А.П.) прекратить действовать как враги и выбрать один из двух лагерей —западный или исламистский. При этом они не должны скрываться под маской обидчивости или уверять нас, что их правая рука (прозападная) не знает, что делает левая (проджихадистская). Второй вывод: мы не сможем победить такого «асимметричного» врага до тех пор, пока наши политические и стратегические элиты не откажутся от парадигмы Холодной войны, побуждающей их по-прежнему предпочитать исламистские государства Персидского Залива и Турцию, входящую в НАТО, постсоветской России, рассматриваемой многими влиятельными атлантистами как угрозу худшую, чем исламский терроризм»[19].

Правящей российской элите, наконец, надо не просто осознать это обстоятельство, но и публично, политически, медийно и нравственно сделать критические выводы из своей прозападной политики. Отделив и отстранив в том числе ту свою часть, которая продолжает ориентироваться на западные, а не национальные интересы. Видимо, необходима компания, которая проходила и проходит в большинстве стран Европы по «декоммунизации» и «десоветизации», в результате которой часть правящей элиты должна будет дистанцирована от власти (в особенности та, которая пре- успели в карьере в последние десятилетия), а также от системы западных ценностей. Без этого, т. е. Без своего рода «пересмотра правил» политического сосуществования в России, говорить о её опережающем развитии    и суверенитете бессмысленно: все критерии и оценки будут иметь своим источником западную систему и так или иначе апеллировать к ней.

Второе. Необходимо просто и ясно сформулировать главную цель национального развития, включая частные задачи, например, обеспечение безопасности, укрепление суверенитета и т.д. Это — политико-идеологическая задача огромной важности, означающая формулирование главного общенационального приоритета. Во все времена — от Московского государства и имперской России до СССР — такая цель была смыслом существования народа, которая не может быть сведена к примитивной идее «комфортного существования», которая регулярно озвучивается теми или иными представителями власти сегодня.

Новая парадигма. Этап № 2.

1.         Человек, его творческие возможности — главная национальная цель.

2.         «Технологический скачок» — главное средство развития.

3.         Институты развития НЧК — приоритет.

В качестве варианта предлагается идея развития и максимальной реализации творческого потенциала человека и всей нации, ускоренного развития национального человеческого капитала, по уровню которого Россия в 2018 году заняла 59 место в мире[20].

Этот потенциал, по мнению многих экспертов, является и главной силой развития экономики и общества, основой государственной и во- енной мощи. Для России также важно, что, только качественно увели- чив этот потенциал, она сможет компенсировать консервативные тем- пы и отставание в развитии демографии и традиционной экономики. Этот же политико-идеологический выбор будет означать, что мы (пусть с опозданием в 32 года) вернулись на единственно эффективный путь развития — научно-технологический.

После отказа летом 1985 года горбачёвского руководства СССР от проведения Пленума ЦК КПСС  по  ускорению  научно-технического прогресса, развитие страны пошло в ложном направлении. В итоге за последние 30 лет мы не только не смогли реализовать сценарий опережающего национального развития (который был необходим и возможен), в основе которого лежали бы быстрые темпы технологического развития и качества человеческого потенциала, но и разрушили большинство из того, что было в экономике. Развитие страны превратилось в постоянный процесс — то медленного, то быстрого — разрушения и стагнации.

В этой связи необходимо напомнить то, что всячески игнорируется сегодня: в 2018 году Россия только-только вышла на уровень развития экономики РСФСР по объёму ВВП 1989 года, но при  этом:

—        были разрушены или уничтожены наукоёмкие отрасли экономики;

—        за эти же годы США, КНР, Индия и целый ряд других государств увеличили свои экономики в 8–20 раз при качественных изменениях в развитии.

Во втором десятилетии нашего века отчётливо проявилось главное противоречие: потенциал России совершенно не соответствует необходимой мощи и влиянию в современном мире. Среди мировых центров силы Россия занимает только периферийное место. К сожалению, с точки зрения современной МО и ВПО Россия превратилась фактически в региональную державу, обладающую глобальными геополитическими   интересами в силу своего географического, исторического и ресурсного значения, обладающую несколькими сохранившимися атрибутами великой державы:

—        природные ресурсы и территория;

—        членство в Совбезе ООН и других организациях;

—        военная и ядерная мощь;

—        главное — сохранилось отчасти высокое качество национального человеческого капитала и его культурного, исторического и духовного наследия.

Поэтому вопрос темпов её социально-экономического развития превратился в вопрос о сохранении суверенитета и национальной идентичности.

Третье. Основные универсальные «драйверы» социально-экономического развития к началу нового века — демография и прирост объема ВВП — себя исчерпали. Будущее государств будет зависеть не просто преимущественно, но и в основном от темпов технологического раз- вития и способности нации к быстрому и качественному повышению НЧК. От этого же будет зависеть и её способность защищать национальные интересы и суверенитет. Именно поэтому задачи опережающего социально-экономического развития и повышения способности противостоять военно-силовому давлению извне совмещаются[21].

Новый алгоритм. Этап № 3.

1.         Прогноз и планирование.

2.         Новые механизмы реализации.

3.         Новая правящая элита.

Сказанное означает, что стратегические прогнозы и планирование, все правовые и нормативные документы должны исходить из общей системы политико-идеологических взглядов, в основе которых лежит установка на максимально быстрые темпы развития человеческого капитала нации, прежде всего, в таких областях, как:

—        увеличение душевого дохода с нынешних 15 тыс. долларов до 60–70 тыс. долл. США;

—        увеличение продолжительности и качества образования до уровня передовых стран мира;

—        увеличения продолжительности и качества жизни;

—        увеличения творческого и интеллектуального потенциала нации;

—        созданию условий для опережающего развития творческих (креативных) групп населения.

Четвёртое. Есть все основания полагать, что стратегии развития и обеспечения безопасности России были либо катастрофическими, либо, как минимум, неэффективными. Более того, не смотря на послание В.В. Путина 1 марта 2018 года, действия правительства и план деятельности до 2021 года вызывают обеспокоенность. Учитывая отсталость России   и её рост в последние десятилетия, предлагаемы планы означают консервацию отставания, которая в нынешних условиях обострения ВПО будет означать уничтожение России. Необходимо сменить стратегию развития и обеспечения безопасности страны на более эффективную, отвечающую, прежде всего, требованиям, указанным выше. Используя выражение Б.Л. Гарта, «полезно построить на свежей основе здание стратегической мысли»[22]. Нельзя допустить, чтобы инерция стагнации 2014–2018 годов продлилась до 2024 года, когда произойдёт окончательное формирование системы МО и ВПО. В этом случае социально-экономический кризис неизбежно перерастёт во внутриполитический и смену правящей элиты.

Правящей элите страны и лично В.В. Путину неотложно нужен адекватный стратегический прогноз развития МО и ВПО, а также России, стратегический план и реализация опережающего сценария развития России, в основе которого лежит сознательное стратегическое планирование мобилизационного варианта развития. Всё это возможно только при смене существующей стратегии и кадрового потенциала исполнителей.

Пятое. Этот мобилизационный сценарий развития предполагает опережающие темпы экономического роста и социального  развития при одновременном обеспечении необходимого уровня безопасности. Другими словами, стратегия России до 2024 года — это стратегия «технологического рывка» в сочетании с укреплением безопасности не только государства, но и нации.

Подобный «технологический рывок» предполагает, прежде всего, опережающие темпы развития НЧК и его институтов, которые дадут резкий «выброс» творческого потенциала нации, ещё более резкое увеличение её силовых — военных и не военных — возможностей.

Новый алгоритм. Этап № 4.

1.         Выбор мобилизационного сценария развития.

2.         Создание соответствующих механизмов.

3.         Переход от государственных методов и общенациональным.

По сути дела предлагаемая работа уже, в более развернутом виде, раскрывает эту логику рассуждений, которая параллельно посвящена попытке решения двух крупных и важных, но практически не решаемых в настоящее время в прикладных исследованиях и научной литературе задач, к которым ещё только-только приступают (причём с заметным опозданием) в России:

Во-первых, определения особенностей влияния современного ВПО на ситуацию и политику России, т.е. интегрированного влияния, синтеза всех процессов, факторов и тенденций, составляющих военно-политическую обстановку, на Россию, не только внешние, но и внутренние условия её существования со второго десятилетия нового века[23]. До недавнего времени в планах и стратегиях развития России это влияние почти не учитывалось, в лучшем случае, как в Концепции социально-экономического развития марта 2008 года, рассматривалась цена на нефть.

Это влияние и даже этот феномен не может быть просто перечнем всех (или многих) относительно постоянных и переменных величин, составляющих МО и ВПО, тем более, что влияние субъективных фак- торов и переменных прогнозировать практически невозможно. Таким постоянных и переменных величин, формирующих ВПО, — десятки тысяч, а субъективных — бесконечное количество[24]. Современная ВПО представляет собой именно такой синтез сотен и тысяч факторов, тенденций и процессов, полный учет которых в полном объеме невозможен, хотя отдельные аспекты и области уже поддаются количественному анализу и даже моделированию.

Современная ВПО и коалиционная стратегия США и их союзников определённо угрожают России, причём эти угрозы развиваются   по эскалации, которая постепенно, но уверенно переходит от силовых спектров политики к военно-силовым. Такой переход фактически уже произошёл; сегодня мы наблюдаем завершение этого этапа. И нам нужны новые средства и меры для эффективного противоборства уже на данном этапе развития ВПО. Они уже применяются, но де-факто, без системного осмысления и организационного начала, что серьёзно ослабляет их эффективность[25].

Поэтому в предыдущих разделах стояла задача значительно скромнее: попытаться выделить только те из них, которые в наибольшей степени влияют на формирование наиболее вероятных сценариев и вариантов их развития с тем, чтобы максимально аргументировано обосновать основные варианты развития ВПО до 2050 года. К сожалению, даже эту задачу полностью решить не удалось — чем дальше продвигался анализ, тем большее количество всё более новых и важных факторов проявлялось и казалось критически важным[26]. Поэтому пришлось, в конце кон- цов, просто остановиться, не закончив в ряде случаев начатое.

Во-вторых, не менее важно также критически и адекватно определить масштабы и степень влияния уже самой России на формирование ВПО в мире и на степень влияния на политику западной коалиции, т.е. попытаться максимально реалистично оценить возможности сдерживания России критического нарастания напряжённости в мире, исходя из обоснованных вариантов сценария будущего развития ВПО. Здесь важно, как и всегда в политике, не только не переоценит влияние России, но и не недооценить его, что не менее опасно. Именно реальные возможности и задачи России в современной ВПО представляются главным фундаментом для построения эффективной системы национальной безопасности, реалистического гособоронзаказа на длительный период и программ развития НЧК.

Прежде всего, было практически важно предложить некоторые соображения относительно мер по повышению эффективности политики безопасности России в её силовом и даже военном спектре, которые мне показались наиболее важными и неотложными[27].

Автор: А.И. Подберёзкин