… если принять во внимание, что Совет безопасности России, к примеру, анализирует угрозы с горизонтом не более 12 лет, то есть ниша «военно-технической и военно-политической прикладной футурологии» остается, по сути дела, вакантной[1]

А. Фролов, Главный  редактор журнала «Эксперт вооружений»

Переходный период в развитии человеческой цивилизации сопровождается стремительным возрастанием значения или иного субъекта МО. Мы наблюдаем, например, как такая переменная величина как «темпы развития экономики» в короткие исторические отрезки времени изменила соотношение сил в мире и всю политическую палитру: возникли и быстро усиливаются новые экономические гиганты (КНР, Индия, Бразилия, Иран, Турция, Индонезия, Малайзия и др.), но в то же время быстро уходят на второй план такие прежние бесспорные лидеры как Великобритания, Франция, Япония (не говоря уже о таких бывших метрополиях, как Италия, Нидерланды, Бельгия)[2].

Есть все основания полагать, что на будущий сценарий развития России уже сегодня влияют такие важнейшие новые переменные факторы, как:

— появление и развитие новых технологий и производств, качественно меняющих структуру и характер современной экономики стран;

— изменение социальной структуры общества, прежде всего, стремительное порождение десятков и сотен миллионов представителей среднего класса, его «креативных слоев» и «креативной экономики»;

— резкий рост значения всех факторов, связанных количеством и качеством человеческого капитала[3].

Так, например, увеличение значения здравоохранения в XXI веке привело:

— во-первых, к быстрому превращению здравоохранения в ведущую экономическую отрасль, опережающую такие отрасли в развитых странах, как авиастроение, автомобилестроения и приборостроения вместе взятых;

— во-вторых, к чрезвычайно высоким темпам роста этой отрасли экономики, которая в 2013 году достигла по своему удельному весу 10% ВВП в мире. По оценкам ВБ, расходы в странах Евразийского содружества (отстающие от общемировых) составили следующие величины[4].

Таблица 1. Расходы на здравоохранение в странах ЕАСТ, % к ВВП

Ключевое значение среди группы факторов, формирующих или влияющих на политику государств, имеет система национальных ценностей и интересов, которая относится к наиболее важным долгосрочным факторам в современный период оказывает решающее влияние и на развитие переменных факторов влияния. Простой пример: если вы делаете ставку на развитие фундаментальной и прикладной национальной науки, качество влияния СССР, т.е. на национальную систему ценностей, то у вас есть возможность выйти на самые передовые мировые рубежи развития науки и технологий. Если же вы ориентируете науку (образование, здравоохранение, культуру) на внешние заимствования, т.е. отказываетесь фактически от национальной системы ценностей (как во времена М. Горбачева и Б. Ельцина), то вы становитесь зависимыми от импорта не только товаров и технологий, но и знаний и навыков. Именно это произошло в России, опасность чего была признана только после введения санкций. С практической точки зрения это признание имеет наиболее важное, объективное, даже стратегическое значение. Мировой опыт показывает, что такая система ценностей и национальных интересов носит достаточно и стабильный характер и создает уникальность любой нации и сохраняет ее идентичность. Иногда существует десятилетиями и даже столетиями. Поэтому относя её влияние на переменные факторы в качестве решающего имеется ввиду, что она постоянно, находится в динамике, и влияет на развитие всей нации, однако в то же самое время достаточно традиционна и привержена старым парадигмам[5].

Другими словами, суть успешного сценария развития России в XXI веке заключается в том, чтобы сохраняя традиционную систему ценностей, и интересов интегрировать в нее наиболее современные достижения человечества, что дает возможность для создания качественно нового продукта, основанного на оригинале национальной ценностной системы. Подобный подход не исключает целиком мировой опыт и внешние заимствования, но ставит их в подчиненное национальной системе координат состояния. Создание принципиально нового продукта предполагает, что он может быть создан только на национальной или кооперационной основе.

Так, примером возвращения к традиционным ценностям на базе новых парадигм можно назвать практику И. В. Сталина конца 1930-х и начала 1940-х годов, когда в армию СССР вернули постепенно не только форму, звания и должности, но и ордена, традиции, структуру вооруженных сил, а в управление страной — министерства. Это уводило страну от троцкистской анархии. То же самое фактически произошло в последние десятилетия и в России, когда вернулся гимн, должности губернаторов, сенаторов, премьеров и пр., что постепенно способствовало преодолению хаоса 1990-х годов.

Среди многочисленных переменных факторов и величин, определяющих тот или иной сценарий развития России, очень важное значение имеет такой субъективный фактор как качество принимаемых решений правящей политической элитой страны. Опыт последних десятилетий СССР и России показывает, что именно субъективный выбор элитой того или иного сценария развития оказывался в конечном счете решающим фактором успеха. Так, в 1928 году восстановленная «только-только» на уровне 1913 года экономика России по индустриальному потенциалу составляла 72% от экономики Великобритании 1900 года (США — 533, Англии — 135, Германии — 158), а ВВП СССР составлял 5,3 мирового (США — 39,3%)[6]. Но уже через две пятилетки, т.е. 10 лет, её объем и качество соответствовали второй экономике мира.

И наоборот. Реформы 1990–2017 годов, т.е. реформы, занявшие 27 лет (!), дали абсолютный прирост ВВП не более 30%. Причем именно в эти 27 лет экономика других стран, прежде всего Китая, Индии, Бразилии, развивалась опережающими темпами.

Среди традиционно важных переменных величин также особое место занимают те, которые связаны с неравномерностью экономического, социального и научно-технического развития государств, о которой писали еще К. Маркс и В. И. Ленин. Подобная неравномерность в развитии отдельных субъектов МО в определенные исторические периоды проявляется особенно остро из-за неожиданных появлений новых парадигм. Прежде всего в технологическом и экономическом развитии, но и порой, из-за появления других неожиданных переменных. Так, появление железного оружия в Древней Греции дало мощный толчок внешней экспансии, новых географических открытий — финансово-экономическому расцвету Испании, ремесленных и промышленных нововведений — революциям в Нидерландах и Англии и т.д.

В 2017–2050-е годы ожидается, что эта закономерность не только сохранится, но и усилится: неравномерность в развитии технологий, науки и образовании отдельных стран, регионов и цивилизаций приведет к радикальному изменению в соотношении мировых сил между иными ЛЧЦ и отдельными центрами силами. Так, появление сотен миллионов китайских и индийских граждан, получивших высшее образование, сделает мир во многом совершенно иным. Исследование последствий такого изменения в соотношении сил становится важнейшим направлением современного политического, социального и философского анализа, которому посвящены фундаментальные работы не только в США, но и в Великобритании, Австралии, а также России[7].

Эти обстоятельства связанные с динамикой в развитии переменных факторов, накладывают свою особенно важную специфику на развитие геополитической ситуации вокруг России до 2050 года: можно говорить о формирование новой МО и ВПО. При этом позволительно выделить достаточно определенно три наиболее важных стратегических направления, определяет которые необходимость обеспечения безопасности России: западное, южное и восточное. Именно динамику развития МО по этим направлениям необходимо учитывать в сценариях развития России. Но которая, пока что, не учитывается в прогнозах и оценках возможных сценариев и их вариантов развития.