Не обольщайтесь: не с каждым врагом возможен компромисс, с некоторыми
нельзя идти ни на какие уступки[1]

Р. Грин, военный теоретик

Переход от стратегического сдерживания к стратегическому управлению предполагает замену ответных действий на инициативу, нередко компромиссного характера, когда очень важно определить реальное значение того или иного фактора и действия, а не его мнимый, номинальный характер.

В действительности переход от концепции стратегического сдерживания к концепции стратегического управления уже начался. Это очень хорошо видно на примерах политической практики и решений В. Путина, например, отказаться от симметричной высылки 35 американских дипломатов, хотя традиции и форма поведения США требовали именно таких действий. Своего рода публичным «лозунгом» такой стратегии стали определения «партнеры» и»коллеги», которые использовались руководством России в отношении Запада даже в самых критических ситуациях.

В XXI веке для России наступило время, когда необходимо перейти от «стратегии противоборства» к «стратегии управления», от состояния постоянной борьбы и противостояния с субъективно понимаемыми вызовами и угрозами противника, к стратегии улучшения условий для выживания и опережающего развития нации. Думается, что можно привести несколько примеров того, как «стратегия противоборства», в основе которой лежит концепция «стратегического сдерживания», базирующаяся на субъективных политических оценках и целях, привела к крупным внешнеполитическим ошибкам в политике России в XXI веке.

Прежде всего это то, что заявленные политические цели страны, которые можно отнести к «послемюнхенскому» (2007 г.) периоду, еще не соответствовали ее реальным возможностям. За 7 лет после Б. Ельцина в России не удалось полностью стабилизировать социально-экономическую ситуацию и выйти на путь развития. «Тучные годы» (2001–2007 гг.) вскружили голову российской элите, которая не смогла сохранить концентрацию на главном национальном интересе – преодолении кризиса и возвращении в ряды лидеров научно-технологического прогресса. Последовавший за этим кризис и стагнация окончательно дезориентировал элиту «острова стабильности», которая до сих пор не смогла выйти на путь устойчивого развития: 2008–2016 годы оказались «провальными» для развития НЧК и экономики. Опираясь на эту «базу», мы продолжаем стратегию сдерживания.

Разница между этими двумя стратегиями – принципиальная, хотя «стратегия управления», безусловно, и включает в себя весь спектр средств и способов силового противоборства, более того, постоянно и настойчиво работает над их расширением. Но – и в этом её принципиальное отличие – «стратегия управления» ими не ограничивается и не исходит из их приоритетности.

Противоборство, включая свою современную форму стратегического сдерживания, – не самая эффективная стратегия национальной безопасности, ибо предполагает изначально выделение значительных ресурсов не в целях национального развития, а в целях борьбы. Пусть даже оборонительной, которая может быть только частью стратегии управления, используемой в случае неэффективности стратегии управления. Принципиальную разницу между двумя стратегиями с точки зрения их применения можно представить следующим образом.

Таблица 1. Сопоставление двух стратегий

«Победа» в результате противоборства всегда связана с огромными жертвами и потерями – будь то наступление, оборона или сдерживание. – Колоссальные победы СССР в XX веке включали его огромные демографические и материальные потери, которые рассматривались в качестве неизбежной платы: «мы за ценой не постоим». В любом смысле такая «победа» сегодня не в интересах национальной безопасности России и её главного приоритета – национального развития – просто потому, что под угрозой находится ее человеческий капитал и идентичность.

Необходимо понимать, что понимание «успеха» в политике «стратегического сдерживание» может вести не просто к огромным потерям, но и (в современных условиях) к уничтожению нации и, как неизбежное следствие, – государства. «Праздновать победу» будет просто некому, если успех будет требовать все новых и новых ресурсов, отрываемых от развития.

В этой связи требуется вновь вернуться к Стратегии национальной безопасности России, которая формально была утверждена Указом В.В. Путина 31 декабря 2015 года[2]. Этот документ декларирует, но не обеспечивает реальной взаимосвязи двух основных блоков документов, конкретизирующих Стратегию, – «блока развития» (в основе которого лежат неудачные варианты концепций социально-экономического развития отраслевые и региональные долгосрочные концепции) и «блока безопасности» (который конкретизируется в документах «Военной доктрины», Концепции внешней политики.

Складывается устойчивое впечатление, что один блок готовился и реализуется в абсолютном отрыве от другого. При очевидном непонимании того, что в условиях «переходного периода» развития нации и государства является таким же важным условием сохранения нации, как и обеспечение ее безопасности.

Таблица 2. Управление — как альтернативная стратегия

Стратегия «управления» основана на четком представлении о национальных интересах и приоритетах и соответствующих целях, которые вытекают из этих интересов, а не на внешних вызовах и угрозах, которые нередко не имеют прямого (а, иногда, даже косвенного) отношения к национальным интересам, либо могут иметь отсроченный, второстепенный характер. Примеров ложных вызовов и угроз, как и примеров недооцененных интересов в истории России можно привести немало. Так, на мой взгляд, не в интересах России были ложно понятые Александром I угрозы со стороны Наполеона после его изгнания из России. Кутузов был прав, когда не спешил переходить границу и отправляться в «европейский поход», спасая Австро-Венгрию и Пруссию, которые во время Крымской войны отплатили России неблагодарностью. Если бы Россия поступила иначе, то, вероятно, Англия и Франция еще долго воевали бы друг с другом, развязав руки России в Средиземном море и Средней Азии[3].

На мой взгляд, И. Сталин также слишком спешил с освобождением Европы, где СССР только в Польше потерял 400 000 человек, а тем более с операцией в Арденнах, помогая союзникам, которые до этого не спешили помогать СССР ни в 1941, ни в 1942 годах.

В современный период абсолютно не соответствовало интересам СССР разрушение Социалистического содружества (СЭВ и ОВД), а затем и самого государства, которые были «мотивированы» угрозами демократии и т.п.

Одно из важных условий «стратегии управления» заключается в том, чтобы рассматривать потенциальную внешнюю опасность или угрозу как благоприятную предпосылку или даже возможность для повышения эффективности собственной стратегии. Речь идет не просто об асимметричности ответных действий, а о возможностях использования гораздо более широкого диапазона средств и действий:

– ответных действий;

– нейтрального отношения;

– «включения» в процесс.

При выборе любого вида действий, однако, необходимо обязательно исходить не из необходимости автоматического ответа, а прежде всего, из собственных интересов и собственной стратегии. Так, например, с этой точки зрения далеко не все переговоры по ограничению и сокращению вооружений являются благом для России. Если исходить и, того, что затраты на СНВ и ВКО составляют не более 10% военного бюджета, а гарантируют сохранение суверенитета и контроля, то необходимы ли нам вообще эти переговоры по их сокращению? Можно допустить, что переговоры могут быть полезны в области ограничения ВВСТ на море, но именно там наши потенциальные противники их никогда и не будут вести потому, что их превосходство, как минимум, в несколько десятков раз больше.