В соответствии с таким вариантом сценария США увеличат абсолютно и относительно свое научно-технологическое и экономическое превосходство, как в рамках западной коалиции, так и в мире в целом до 2025 года. Этот рост будет сопровождаться усилением влияния США как в мире в целом, так и   в рамках созданной США широкой военно-политической коалиции. Этот вариант сценария олицетворяет сегодня, прежде всего, подход значительной части консервативной американской элиты, возглавляемой Д. Трампом. Точнее — частью республиканского истэблишмента, ориентированного на то, чтобы США превратились из лидера Запада (несущего за многие страны коалиции бремя ответственности) в безусловного гегемона. Не случайно главные его лозунги: «Больше покупайте!» и «Больше производите в США!» нашли отклик у значительной части истэблишмента.

Скорее всего, в рамках реализации этого варианта  сценария, можно говорить о постепенном формировании общего знаменателя между установками Дональда Трампа об ориентации на национальные интересы США в их узком понимании и глобалистскими традициями республиканского консервативного истеблишмента. При этом по целому ряду вопросов (односторонность, максимизация военного превосходства США, максимальная свобода рук по части оборонной политики, утилитарный подход к союзническим отношениям) эти два компонента вполне совпадают друг с другом. И не только в рамках республиканского, но и демократического и даже общенационального консенсуса.

В соответствии с этим общим знаменателем, а также исходя из выступлений Пенса и Мэттиса в Мюнхене, стратегическую цель внешней политики администрации Трампа можно определить следующим образом: обеспечить новое усиление Запада — и прежде всего США, как его центра, — возродить его глобальное первенство в материальном плане. Данная формулировка, призванная вызывать аналогии с рейгановскими временами, полностью соответствует лозунгам Трампа о возрождении величия США и проведении политики «Америка, прежде всего».

И Трамп, и представители истеблишмента внутри администрации сходятся в одном: невозможно лидировать и успешно бороться с угрозами, не будучи самым сильным. Оба лагеря соглашаются, что активное перераспределение силы в пользу незападных великих держав и «проседание» США происходило  в последнее десятилетие потому, что Америка слишком много тратила на попытки переделать другие страны и слишком мало занималась собственной экономикой и военной мощью. Пришло время заняться самоусилением, сфокусироваться на доминировании, а не лидерстве как таковом. Отсюда — экономический национализм администрации Трампа, ее намерение существенно нарастить военные расходы и требование к европейцам  делать то же самое.

В настоящее время сформировалось относительно внятное представление об иерархии угроз национальной безопасности США — как она понимается новой администрацией.

На первое место выдвинута угроза: «международный исламский терроризм» в целом (примечательно, что с приходом Трампа прилагательное «исламский» в словосочетании «международный терроризм» перестало быть табуированным) и прежде всего ДАИШ (террористическая организация, запрещенная в РФ).

На второе — Иран, который рассматривается и как главный спонсор терроризма, и как распространитель оружия массового поражения и ракетных технологий.

На третье место были отнесены Северная Корея и распространение ОМУ и ракетных технологий в целом.

Россия подразумевалась как вызов европейской безопасности и НАТО, но не была названа угрозой национальной безопасности США открыто и прямо. В этом — серьезное отличие от подхода администрации Обамы, официально ставившей Москву на одну планку с ДАИШ и вирусом «Эбола». При этом, то время, которое Пенс и Мэттис уделили в своих выступлениях терроризму и Ирану на конференции по безопасности в Мюнхене в начале 2017 года, несопоставимо больше того, что было посвящено России»[1].

Впрочем, не исключено, что такое перераспределение приоритетов является лишь тактической уловкой с целью дезориентировать Москву, притупить ее бдительность, сформировать ложные иллюзии по поводу возможности нормализации отношений   с США и тем самым парализовать внешнеполитическую активность России.

Рассмотрим основные характеристики (ключевые параметры) развития США по «Варианту №1» Сценария до 2025 года. Прежде всего, в области государственного управления США наблюдается неожиданное для многих нарастание противоречий, граничащих с социальными потрясениями, во внутренней политике по осям:

• американское общество, бизнес и бюрократия, которую Трамп сделал своей мишенью в ходе избирательной кампании, но с которой ему не удается справиться;
• новые и старые классы и социальные слои, представляющие традиционную и новую экономику США;
• этнические группы и сообщества, особенно быстро растущие латиноамериканские, которые формируют потенциальную угрозу внутриполитической стабильности США;
• креативные и традиционные слои правящего класса и американского истэблишмента, отношения между которыми приобрели достаточно конфликтный характер, что наглядно проявилось в ходе избирательной кампании.

Эти противоречия особенно наглядно проявились после победы Д. Трампа на выборах президента страны, когда традиционные социальные слои, этнические группы и часть истэблишмента в основном поддержали нового президента.

К 2017 году в результате настойчивых усилий политологов и глобалистской элиты сложилось достаточно ложное впечатление о том, что «Нация-государство сегодня не правит бал, но и не выходит из употребления ни в качестве реальности, ни в качестве идеала»[2]. Как справедливо отмечают критики, насчет «правителей бала» следует заметить, что далеко не бизнес-корпорации, не международные организации и не НПО определяют траектории современного развития. Образование, профессиональная культура и даже «не имеющая границ» наука существуют и поддерживаются в рамках национальных государственных институтов и за счет страновых налогоплательщиков.

Системы здравоохранения, социальных служб защиты и поддержки — это также государство. Но самое важное — это определение, именно государством, правовых норм человеческого общежития, от правил дорожного движения до наказания за насилие и другие формы девиантного поведения личности или группы. Государства, при наличии склонности к соперничеству, экспансии или изоляционизму, тем не менее обеспечивают безопасность граждан от внутренних и внешних угроз, включая противодействие международным террористическим сообществам.

Даже в сфере экономики, где, казалось бы, правит бал «невидимая рука» рынка, налицо данные, опровергающие предположения об отмирании государства и размывании суверенитета. Так, например, в условиях мирового финансового кризиса 2008-2010 гг. именно политика ведущих государств позволила справиться с кризисом… «в своей стране, в сопредельных с ней регионах и в мире»[3].

Рис. 1. Дискуссия о роли США в мире (2000 – 2012 гг.)[4]

Территория США до 2025 года не предполагает существенного изменения. Здесь, однако, следует иметь в виду, что понятие «территория» для США во многом сводится к понятию контроля над какой-то территорией, который в последние годы может осуществляться не только непосредственно через военно-политическое и иное присутствие США, но и через опосредованное. Есть основания полагать, что будут продвигаться до 2025 года следующие два направления такой политики:

• создание новых членов военно-политической коалиции западной ЛЧЦ из числа новых государств и акторов;
• формирование за рубежом «облачных противников», продвигающих интересы США, в том числе с помощью военной силы (по примеру «Правого сектора» на Украине, антиасадовской коалиции в Сирии и т.д.).

Природные ресурсы будут играть до 2025 года все возрастающую роль, несмотря на успехи ресурсо- и энергосберегающих технологий. Также и демографические факторы будут иметь возрастающее значение, причем уже в среднесрочной перспективе, в двух основных аспектах:

• в качестве и количестве человеческого капитала, который во все большей степени определяет динамику развития и мощь государства;
• в качестве и количестве институтов человеческого капитала, определяющих эффективность государственного и общественного управления.

Экономика, которая всегда в последние два столетия играла определяющую роль в политике и позиции США, будет развиваться достаточно динамично, что объясняется сохранением американского лидерства в науке, технологиях и образовании, основы которого закладывались в предыдущие десятилетия.

Быстрее других стран будет изменяться структура американской экономики, в которой доля нового технологического уклада будет увеличиваться динамичнее, чем в других странах. США смогут сохранить за собой уникальную возможность развивать все основные направления научно-технического прогресса. В целом это обеспечит прирост американской экономики (нового качества) на 60-75% до 2050 года.

Сохранится, вместе с тем, и определенная зависимость США от внешних заимствований, значение которой, однако, не стоит преувеличивать. Темпы роста этой зависимости (в случае их сохранения) не выйдут за рамки возможностей США. (Рис. 2.) Культура и религия в XXI веке стали играть исключительно важную роль в политике США, и постепенно будут превращаться в главное поле противоборства. В конечном счете, победит та страна и ЛЧЦ, которая сумеет убедить остальные страны и ЛЧЦ в том, что ее система ценностей лучше, эффективнее и универсальнее. При этом средства и методы убеждения являются лишь частью всего спектра средств и методов принуждения в политике западной ЛЧЦ.

Рис.2. Доля долга США в % от ВВП[5]

Доминирование систем ценностей, таким образом, совпадает по своей сути с лидерством и даже господством той или иной страны и ЛЧЦ в мире. Есть основания полагать, что правящие круги США сделают все возможное, чтобы усилить американское лидерство в мире в этой области, сделав лозунг «Америка — № 1» не только политико-экономическим, но и культурно-образовательным приоритетом.

Перенос соперничества ЛЧЦ в область систем ценностей, их уничтожение у противника, потребует для США дополнительных усилий, в частности, в области силового продвижения и навязывания системы американских ценностей и норм (правил) мировому сообществу. Это означает, что информационно-психологические операции станут не только нормой использования политических инструментов, но и военных инструментов.

В целом ожидается резкое усиление противоборства в информационно-когнитивном плане, которое в системе последовательности внешнеполитических приоритетов противоборства США и западной ЛЧЦ можно представить на следующем рисунке.

Рис. 3.   Информационно-когнитивное противоборство США с другими странами и акторами (последовательность шагов)

Как видно из рисунка, приоритетная задача — «денационализация» правящей элиты. Это означает, прежде всего, разрушение или дезориентацию национальной системы ценностей. Это — гло- бальная стратегическая задача, реализацией которой занимаются США последние десятилетия. Важная составная ее часть — разрушение идеологии других стран и препятствие созданию новой идеологической системы.

Параллельно в систему национальных приоритетов вносится хаос, превращая нацию сначала просто в «граждан», а затем и в толпу, которой можно управлять извне. Это, в свою очередь, требует разрушения национальных институтов культуры, искусства и религии. Именно на такую стадию США планируют перейти в своей политике по отношению к России до 2025 года.

Наука и образование, определяющие в XXI веке место государства в экономическом и социально-политическом мировом укладе будут оказывать решающее влияние на развитие США, которое будет, прежде всего, производным от особенностей мирового развития 2017-2050 годов — «переходного периода» - и той роли, которую в этом периоде будут играть новейшие технологии. В этой области до 2025 года ожидается усиление и без того очень активной политики США внутри и за рубежом, которая проявится в следующих формах:

• организации массовой «утечки мозгов» в США и перетока технологий;
• попытках установить контроль путем «универсализации» над мировой наукой, образованием и кадрами;
• дополнительных крупных инвестициях в новые технологии и НИОКР.

В соответствии с этим вариантом сценария предполагается увеличение роли и значения внешней политики в среднесрочной перспективе для политики США в целом, несмотря на некий эгоизм и изоляционизм, декларируемы Д. Трампом. В начале 2017 года, очевидно, что Д. Трамп выстраивает скорректированную стратегию развития США, как минимум, на следующие 8–9 лет, ориентированную на узкое (прагматическое) и даже этническое понимание американских национальных интересов, когда преемственность сочетается с более традиционным отношением «классических» республиканцев и американского истэблишмента. Первое выступление Д. Трампа перед Конгрессом — сдержанное и традиционное — подтверждает это соображение. Назначение неоконсерватора и сторонника открытой силовой политики Дж. Болтона — подтверждает этот вывод еще раз.

Иными словами, Д. Трамп никого не  удивил.  Его  политика стала продолжением политики республиканцев со времен «главного героя» Трампа президента начала 70-х Ричарда Никсона. В том числе и военной политики в отношении СССР и Вьетнама. Она стала во многом отражением общественного запроса на рост внутренних потребностей и свертывание внешнеполитической активности.

Вместе с тем не следует думать, что США перейдут к политике изоляционизма. Их смена акцента предполагает просто-напросто более эгоистическую внешнюю политику рационального использования национальных и коалиционных ресурсов. Это видно, например, на отношении Д. Трампа  к НАТО,  которое в течение   3 месяцев сменилось от системной критики («НАТО устарело») до критики финансирования («справедливо делить издержки»). Иллюстрацией этого тезиса являются социологические опросы, которые показывали, что в 2007-2016 годах сторонников и противников вмешательства США в дела других стран было примерно поровну.

Рис. 4. Опрос: должны ли США заниматься своими делами и давать делать то же самое другим странам[6]

Из этого следует, что не нужно необоснованно  рассчитывать на некие договоренности с Д. Трампом, которые могут быть исключительно следствием голых расчетов. В российской правящей элите, как и прежде в советской, остались влиятельные и настырные группы, продолжающие спекулировать на возможности  достижения  «равноправных»  договоренностей  с  США.  В памяти многих экспертов осталась «разрядка» и договоры по СНВ и ПРО, которые в действительности были просто вынужденным шагом США, боявшихся отстать в неконтролируемой гонке наступательных и оборонительных вооружений. Положительный эффект этих соглашений быстро иссяк, а ощущение обмана после этого сохранилось и особенно усилилось во времена Горбачева, заключившего сомнительные договоренности в области ограничения и сокращения вооружений.

Собственно инициативы США, особенно в области ядерного разоружения, будут направлены на консолидацию международного «общественного» мнения в антироссийском ключе под лозунгом «полной ликвидации ядерного оружия».

Возвращение к политике республиканцев Никсона–Рейгана означает, что сделана ставка на новое усиление позиции США как лидера западной ЛЧЦ и центра силы, возрождение глобального превосходства. Пафос Трампа и его команды полностью подтверждает эту стратегию — быть «самым сильным» и регулярно доказывать это.

Сказанное означает только одно: ставка на военно-силовой сценарий противоборства с Россией и другими ЛЧЦ становится не только наиболее вероятным, но и публичным средством политики, а силовое воздействие на элиту противника (которое признано как наиболее эффективное силовое средство) получает формальную поддержку. Этот вывод, в частности, находит свое прямое выражение в базовой стратегии западной ЛЧЦ, которая получила свое название «политика новой публичной дипломатии», а на самом деле стала новым вариантом политики системного использования силы — политики «силового принуждения» (the power to coerce), которая и является реальной политикой США.

Рис. 5. Новая публичная дипломатия

Ее эволюцию в 2017-2025 годы можно продемонстрировать на рисунке 5. Из него, в частности, видно, что значительно расширяется весь «силовой набор» средств принуждения — от традиционного спектра средств «мягкой силы» (о чем часто говорят) до разработки новых средств и способов военно-силового принуждения (о чем говорят значительно реже). Ожидается, что именно в этом спектре сил и средств будет в 2017-2025 годах развиваться политика принуждения США. Ее политико-дипломатическим прикрытием станет политика «новой публичной дипломатии», контуры которой просматриваются уже сегодня. В частности, речь идет о следующих особенностях:

• исключительной ориентации на дезинформацию и «сенсационность», не подкрепленную реальными фактами, но «обоснованную» псевдоаналитическими и специальными докладами, информацией и прочими поводами;
• массовой дезинформацией, использующей в своих целях превосходство США в СМИ и средствах передачи информации;
• целенаправленную мобилизацию общественного мнения через систему НПО и сетевых СМИ.

Соответственно у такой политики качественно меняется и набор силовых средств, с помощью которых планируется достичь сформулированных прежде целей. В самом общем виде эту эволюцию можно изобразить в таблице 1.

Таблица 1. Политика «Новой публичной дипломатии»

Это может значить только одно: дискредитация, политическое и физическое уничтожение представителей правящей элиты оппонентов превращается в политическую практику. В таком контексте смерти лидеров и послов приобретают совершенно иное звучание. Пока что на странные смерти Милошевича, Чаушеску, Кадаффи, Хусейна и других лидеров публично не обращают внимания, хотя уничтожение лидеров террористов и просто бойцов с помощью, в том числе, ударных беспилотников стало нормой.

Политика «новой публичной дипломатии» будет обеспечиваться военной силой и соответствующими военно-техническими возможностями. Примечательно, что в военно-стратегической области заметны определенные успехи США, которые нейтрализуют практически усилия КНР по увеличению мощи своих ядерных сил. Так, с 2003 по 2017 годы потенциал СНВ КНР вырос в десятки раз, а их способность к ответному удару практически не изменилась.

Это хорошо видно на примере сопоставления двух таблиц ниже.

Рис. 6.  Оценка «контрсилового» удара США по КНР (в 2003 г.)[7]

Рис. 7.  Оценка «контрсилового» удара США по КНР (в 2017 г.)[8]

Приоритетным направлением внешней политики США до 2025 года будет «борьба с международным терроризмом», рассматриваемая в широком международно-политическом и международно-правовом контексте. Под такой борьбой понимается все, что угодно для США, но, прежде всего, контроль над международным терроризмом. Такая политика предполагает, что в 2017-2025 годы:

• США усилят активность по созданию, поддержке и развитию террористических и экстремистских организаций, которые они используют в целях «политики новой публичной дипломатии» в качестве дешевого и эффективного политического средства «силового принуждения»;
• США будут препятствовать появлению и развитию любых террористических и экстремистских организаций, находящихся вне их контроля, потому, что те могут быть использованы против Запада;
• США будут развивать возможности своих ВС и спецслужб по ведению специальных операций, включая операции с ЧВК и террористическими организациями.

Подобная эволюция внешней политики США потребует внесения корректив в деятельность дипломатии и международных институтов.

Как видно из графика на рис. 8, войны между странами практически свелись к минимуму после 1990 года, а число внутриполитических конфликтов в 2000–2010 годы осталось на одном уровне. Смертность от террористических атак для США и их союзников была относительно незначительна, если исходить, конечно, из масштабов государственного противоборства.

Рис. 8. Глобальные тренды военных конфликтов 1946 – 2013 гг.[9]

Примечательно, что международный терроризм (как инструмент внешней политики США) фактически перенес поле боевых действий в страны «третьего мира», со всеми вытекающими из этого человеческими и материальными издержками. Это превратило огромные пространства, лежащие вне западной ЛЧЦ, в поле битвы, где главным военным средством стали террористические организации.

Рис. 9. Соотношение потерь от террористических актов 2000–2015 гг.[10]

В этой связи представляются возможными, как минимум, три стратегических направления политики «борьбы с международным терроризмом» США до 2025 года:

• во-первых, традиционное направление борьбы с исламским терроризмом на широком фронте — от Марокко до Филиппин, когда действия США будут совпадать с их геополитическими интересами в регионах Северной Африки, Ближнего и Среднего Востока, Южной Азии и Юго-Восточной Азии. Основными объектами будут международные акторы: организации и движения. При этом США будут по-прежнему избирательно относиться к международным террористическим организациям, дифференцируя их по следующим критериям:
  1. группа — откровенно враждебные, неконтролируемые США террористические организации;
  2. группа — контролируемые и поддерживаемые США организации и акторы;
  3. группа — сознательно создаваемые организации для использования против геополитических противников.

Наиболее важное значение будет приобретать 3-я группа организаций и акторов, которые будут составлять основу для структур «облачного противника» и «асимметричной войны», а в мирное время — для институтов влияния в странах-оппонентах США. Можно ожидать, кроме того, что специальные операции США, в том числе и за рубежом, за которые прежде отвечало ЦРУ, будут становиться прерогативой сил специального назначения, которые будут создавать и поддерживать террористические организации. Важное значение имеет тот факт, что «экономическая эффективность» террора очень высока, что осознается хорошо в США и является дополнительным аргументом в пользу развития 3-ей группы.

• во-вторых, военно-силовой политикой США против стран, которые они и их союзники могут причислять к субъектам МО, отождествляемым в качестве террористических, например — КНДР, но, в конечном счете, к ним может быть отнесена и Россия, а также любые государства, «не соблюдающие нормы» США.;
• в-третьих, военно-силовая, системная и комплексная «политика принуждения» против тех стран, действия которых в ряде областей будут идентифицированы в качестве «террористических». К таковым могут быть отнесены в принципе любые области. Так, в последние годы США пытаются квалифицировать действия России в области кибербезопасности, влияния на выборы и.т.д. (даже в спорте, здравоохранении и науке) как «террористические».

Военная политика и вооруженные силы США до 2025 года предполагает реализацию следующих направлений, которые определяются КНШ США в результате оценки четырех основных направлений, угрожающих безопасности США:

• новой роли быстро экономически растущих держав;
• разбалансированной системы энергетической безопасности;
• ослаблением традиционных союзов;
• возникновением новых союзов и центров силы.

1. Достаточно быстрое увеличение военных расходов, прежде всего, на НИОКР, закупки ВВСТ и содержание личного состава, которые к концу периода могут достигнуть 1000 млрд. долларов и более при росте опережающими темпами военных расходов союзников США по НАТО и по коалиции. Подобный сценарий сдержит динамику изменения соотношения военных расходов США и других стран, в первую очередь КНР и Индии.

2. Основными стратегическими направлениями военно- силового варианта развития базового сценария США будут:

• Россия и постсоветское пространство (Центральная Азия, Украина, Молдова, Прибалтика, Закавказье);
• КНР и Северо-Восточная Азия;
• Иран, Сирия и Ближний Восток в целом.

Примечательно, что в рамках этого варианта основного сценария будут регулярно вноситься коррективы в детали военной политики, которые хорошо иллюстрируются корректировками военного бюджета США в 2016 и 2017 ф.г., говоря словами бывшего министра обороны «об основных угрозах»:

1. Россия;
2. Китай;
3. Северная Корея;
4. Иран;
5. Терроризм:

Рис. 10. Изменения в приоритетах военного бюджета на 2016–2017 ф.г.[11]

При этом необходимо не забывать, что собственно бюджет МО США составляет не все расходы на оборону.

Рис. 11. Общие расходы на оборону в 2017 ф.г.[12]

Рис. 12. Сравнение числа военнослужащих и военных расходов (за 1948–2017 ф.г.)[13]

При этом на каждом из этих стратегических направлений США будут последовательно придерживаться реализации двух базовых принципов:

• коалиционной стратегии западной ЛЧЦ, привлечения максимально широкого круга из всего спектра государств к их активной политике, в особенности, непосредственного военного противоборства;
• сохранения военно-технического превосходства над всеми государствами, включая стран-союзников.

3. Основными формами военно-силовой борьбы будет комплексное и системное применение всех силовых инструментов принуждения — информационных, экономических, военных, иных — против институтов государства и правящей элиты противостоящей страны и формирование необходимого для США общественного мнения и правил поведения в мире. В этих целях будут использованы, например, стратегические вооружения США, которые должны будут обеспечить США «свободу рук» для проведения силовой политики. Логику развития подобного варианта сценария И. Попов и М. Хамзатов, например, представляют следующим образом:

Рис. 13. Основные этапы современной войны[14]

Очевидно, что это очень упрощенное представление и логика развития конфликта исключает системность в применении всех силовых средств, для которых собственно и придумана политика «новой публичной дипломатии США». В действительности наиболее важные так называемые 1-ый и 2-ой этапы войны, которые:

• во-первых, не имеют четких границ и не позволяют противнику провести необходимые мобилизационные мероприятия;
• во-вторых, фактически обеспечивают (в случае успеха) победу США в войне еще до наступления последующих этапов.

В этом смысле чрезвычайно важное значение приобретает военная мощь США, особенно стратегические наступательные и оборонительные вооружения, которые должны позволить использовать практически любые силовые средства и способы (включая террор) против потенциального противника. Из этого следует, что развитие потенциала СНВ и ПРО будет иметь решающее значение в период 2017–2025 годов, в частности, подготовлена замена новых МБР, системы стратегического управления, модернизированы ПЛАРБ типа «Огайо», а также завершены работы до 2027 года над новым типом ПЛАРБ «Колумбия».

Кроме того будут модернизированы ТБ В-52 и В-2, а также завершено создание нового ТВ В-21 «Рейдер», которые к 2025 году должны заменить старые ТБ, и их количество составит 100 единиц.

В настоящее время на вооружении ВМС состоит 14 ПЛАРБ типа «Огайо», которые поочередно несут дежурство в Мировом океане. Однако срок службы этих лодок завершится уже к концу 20-х годов текущего столетия, и их будет необходимо заменить новыми атомными субмаринами типа «Колумбия». ПЛАРБ «Колумбия» будут эксплуатироваться в течение 40 лет и обеспечат защиту США до 80-х годов текущего века. Первые из этих лодок должны будут встать на боевое дежурство в начале 2031 года. Поэтому для выполнения плана боевого развертывания ПЛАРБ следующего поколения их строительство должно быть начато в 2021 году.

Для решения задач ядерного сдерживания и обеспечения безопасности США ВМС должны располагать, по меньшей мере, десятью ПЛАРБ типа «Колумбия», находящимися в постоянной готовности к выходу на боевое дежурство. Однако для решения всего комплекса задач по поддержанию атомного флота на требуемом уровне боевой готовности на вооружении ВМС должно состоять 12 таких подлодок[15].

По словам заместителя начальника штаба ВМС США адмирала Морена, руководство ВМС принимает самые активные  меры к сокращению сроков закупок подводных лодок, снижению их стоимости и внедряет в их конструкцию самые современные технологии, главной из которых является технология снижения заметности. Это позволяет обеспечить скрытность действий ПЛАРБ и существенно снижает уровень их уязвимости. Данная технология будет использоваться в конструкции лодок типа «Колумбия».

ВВС США несут ответственность за две трети боевых элементов ядерной триады, включая более 400 МБР и 66 атомных бомбардировщиков. Примерно 75% систем управления и связи СЯС Пентагона эксплуатируется специалистами этого вида ВС. ВВС располагают и парком истребителей, способных нести тактическое ядерное оружие. Численность военнослужащих и гражданских специалистов, обслуживающих ядерные силы ВВС, составляет около 30 тыс. человек.

Заместитель начальника штаба ВВС США генерал Вильсон констатировал, что сегодня решения по ядерной триаде должны приниматься не в категориях принятия мер по модернизации существующих вооружений или продления сроков их эксплуатации, а лежать исключительно в пределах выбора между необходимостью кардинального совершенствования СЯС и риском утраты ядерного потенциала страны уже в начале 20-х годов текущего столетия[16].

Вильсон также заявил, что сегодня главным соперником США в ядерной сфере является Россия. И совершенно ясно, что она будет занимать это место и в ближайшие десятилетия. По его словам, Россия весьма активно реализует программы модернизации ядерного оружия, уделяя особое внимание МБР, строит новые ПЛАРБ, развивает стратегическую бомбардировочную авиацию  и разрабатывает КР с ядерными боеголовками. В аналогичных направлениях движутся Китай и Северная Корея.

О подходах КНШ к развитию СЯС членам КВС ПП поведал заместитель его председателя генерал Сельва. В своем выступлении он сказал, что главная задача ядерной триады ВС США состоит в предотвращении нанесения ядерного удара по Америке. Он отметил, что сегодня ядерное оружие является единственной внешней угрозой США. И эта угроза может быть демпфирована только одним способом: внушением противнику того, что ответом на нападение на Америку станет сокрушительный ядерный удар по его территории. Сельва подчеркнул, что сегодня ни у кого не должно быть сомнений в том, что ядерное оружие, системы его доставки к целям, системы управления и связи и обеспечивающие его эффективное функционирование специалисты готовы дать должный ответ противнику при возникновении любых и даже непредвиденных обстоятельств. Генерал также сказал, что безопасность нации в значительной мере зависит от способности СЯС решать стоящие перед ними задачи. По словам зампреда КНШ, Соединенные Штаты вот уже более двух десятилетий стремятся всячески уменьшить роль СЯС в своих планах и стратегиях. Но многие вероятные противники Америки, и прежде всего Россия, Китай, Северная Корея и Иран движутся в обратном направлении и принимают все меры по повышению своих ядерных потенциалов.

Сегодня США вступают в тот период, когда на повестку дня встает задача кардинальной модернизации ядерных сил и структур, обеспечивающих их функционирование. При этом первостепенное внимание должно уделяться созданию самых современных ядерных боеголовок ядерных бомб, а также совершенствованию средств доставки ядерных зарядов к целям, то есть МБР, КР, бомбардировочной авиации и ПЛАРБ. Кроме того, отметил Сельва, США необходимо развивать системы предупреждения о ракетном нападении, системы управления СЯС и самолеты тактической авиации, которые могут оснащаться ядерным оружием.

Он также сказал, что сегодня уже нельзя откладывать модернизацию СЯС на будущее. Ранее принятые решения об отсрочке планов развития ядерных сил привели к замедлению реализации соответствующих программ. Это, как подчеркнул генерал, во-первых, существенно повысило риск утраты США необходимой ядерной мощи и поставило страну в зависимость от реализации ядерных программ. А во-вторых, по оценкам специалистов, вынужденные краткосрочные, не распределенные во времени расходы на модернизацию и замену ядерных вооружений могут быть предельно велики и практически не реализуемы. Поэтому ассигнования на эти цели необходимо постоянно наращивать, но делать это постепенно. В 2016 финансовом году затраты на ядерные программы составили 3,2% от военного бюджета. До конца 2020-х годов их необходимо ежегодно увеличивать и довести до 6,2%[17].

Бывший начальник Стратегического командования ВС США отставной генерал Роберт Келер, почти три года стоявший во главе этих сил, отметил, что XXI век характеризуется большой неопределенностью и быстрыми изменениями ситуации в мире. Сегодня угрозы национальной безопасности США лежат в очень широких пределах. Они могут возникнуть в самые кратчайшие сроки и исходить как от боевиков, вооруженных автоматами, пулеметами и пушками, так и от противостоящих Америке стран, оснащенных мощным ядерным оружием. Вчерашние региональные ТВД завтра могут превратиться в глобальные пространства боевых действий, на которых кибернетическое противоборство может очень быстро распространиться на военный космос, еще до того, как в сражения непосредственно вступят воинские контингенты объединенных и специальных командований.

Как сказал генерал, текущие события свидетельствуют о том, что Америке необходимо продолжать свои действия по уничтожению формирований радикальных экстремистских группировок и постоянно быть в готовности к противодействию их ударам. Однако кроме жестоких боевиков США реально угрожают и государства — вероятные противники. Они стремятся изменить сложившуюся стратегическую ситуацию в свою пользу. С этой целью их руководители принимают меры по наращиванию возможностей обычных сил, которые должны быть способны наносить удары по противнику с больших дальностей, и развивают кибернетические средства нападения. При этом особое внимание уделяется сохранению возможностей СЯС по нанесению ядерных ударов, как в ограниченном, так и в глобальном масштабах.

Келер объяснил сенаторам, что современное понятие «интегрированная стратегическая угроза» по своему содержанию кардинально отличается от понятия, использовавшегося во времена холодной войны, и лежит в значительно более широких пределах. В те времена под стратегической угрозой понимался только ядерный удар. Сегодня в это понятие входят возможности противника по уничтожению основных элементов ВС США, таких как, например, системы разведки, наблюдения, рекогносцировки (ISR) и связи, и по противодействию развертыванию и продвижению обычных сил. Кроме того, современные противники Запада разрабатывают стратегические планы нанесения обычных ударов по территориям США и их союзников со значительных удалений. Они стремятся поднять риски и расходы Америки на ответные действия до неприемлемых масштабов, заставить федеральные войска распылять свои силы и средства по многим регионам мира и предпринимают меры по развалу существующих военных союзов западных стран. Последним звеном в этой цепочке действий враждебных США армий являются ядерные удары. Первое место в реализации интегрированных стратегических угроз генерал отвел Москве и Пекину[18].

Окончание холодной войны, как подчеркнул Келер, позволило Америке существенно снизить значение ядерного оружия для обеспечения национальной безопасности США. Пентагон значительно сократил развернутые ядерные системы и средства. Были снижены и запасы ядерных вооружений на военных складах. Он отметил, что в соответствии с действующими договоренностями количество боеголовок на стоящих на боевом дежурстве ядерных системах по сравнению со временами холодной войны к 2018 году сократится в 10 раз. Однако, по утверждению главкома, ядерное оружие будет и впредь играть основную роль в стратегии обеспечения безопасности США, их союзников и партнеров, и оставаться ключевым гарантом выживаемости наций в разных концах света, и прежде всего на западе.

Сегодня уже нет такой острой потребности в ядерном оружии, которое было самым эффективным средством защиты от массированных атак огромных танковых армад объединенных ВС стран Варшавского договора. Этот военный союз прекратил свое существование, и его войск больше не существует. Генерал подчеркнул, что роль высокоточного и некинетического (лазерного, электромагнитного, лучевого и т.д.) оружия и различных средств предупреждения о нападении на современном этапе продолжает возрастать. Однако, как заметил Калер, история показывает, что никакие обычные вооружения и вооружения на новых физических принципах не способны оказывать столь же эффективное воздействие на сдерживание агрессора, как ядерные системы. Главным парадоксом ядерной эпохи, заявил он, является то, что для предотвращения использования ядерного оружия против Америки ей необходимо быть полностью оснащенной таким оружием и готовой к его эффективному применению в любых условиях.

Как полагает генерал, сегодня Пентагон должен уделять все большее внимание угрозам использования противником кибернетического оружия, эксплуатирующим его подразделениям и БПЛА. Кроме того, необходимо сосредоточить усилия на повышении живучести космических и сетевых элементов систем управления и связи СЯС. Для сохранения и развития профессиональных навыков специалистов в области  проектирования  и производства ядерного оружия, более серьезное значение должно придаваться процессам создания его прототипов и другим мероприятиям аналогичной направленности. Не меньшего внимания, по убеждению Келера, заслуживают и меры по наиболее эффективной интеграции контингентов ВС США в смежных областях их взаимодействия[19].

>>Полностью ознакомиться с монографией «Мир в XXI веке: прогноз развития международной обстановки по странам и регионам»<<