Для последних двадцати пяти лет характерны три феномена – общество зрелищ; спутниковая связь и цифровые технологии[1]

Т. Мейсан, журналист

Наиболее эффективной в XXI веке оказывалась та внешняя политика Запада, когда удавалось объединить все три новых самых влиятельных парадигмы в развитии технологий – возможности постановки и спецэффектов, спутниковой связи и цифровых технологий. Синергетический эффект, который реализовывался в политике, оказывался огромным и очень эффективным. Так, Т. Мейсан приводит три  таких пример «новой публичной дипломатии», которые иллюстрируют этот тезис.

Например, – пишет Т. Мейсан, – чтобы представить воссоединение Кувейта с Ираком в качестве военной агрессии (1990 г.) министерство Обороны США с помощью агентство Hill & Knowlton инсценировало выступление некой санитарки. Та рассказала, что видела, как иракские солдаты выкрали в кувейтском роддоме медицинские инкубаторы, оставив на верную смерть 312 находившихся там младенцев.

В 1999 году был сделан ещё один шаг. НАТО организовала масштабное переселение людей, которое СМИ засняли и тут же его по-своему интерпретировали. За три дня 290000 албанцев мигрировали в Македонию. Подавление Югославией терроризма УЧК было представлено как истребление мусульман (план «подкова», предложенный министром Обороны Германии Рудольфом Шарпингом), чтобы после этого оправдать войну в Косово.

А в 2001 г. ещё хлеще. Два самолёта врезаются в башни-близнецы Всемирного торгового центра в Нью-Йорке, и они рушатся. Эти события сопровождаются другими необъяснимыми явлениями. Пожар полностью опустошает кабинет вице-президента, в Пентагоне гремят два взрыва, а в Нью-Йорке рушится третий билдинг. Власти прикрываются противоречивыми заявлениями, и их бессвязные речи служат тому, чтобы исключить постановку любых вопросов. В течение нескольких дней подряд по телевидению непрерывно транслируются картинки двух самолётов, сталкивающихся с башнями, так что у телезрителей голова идёт кругом. Конгресс в шоке голосует за введение постоянного чрезвычайного положения (Patriot Act), и страна ввязывается в целую серию войн.

Пропаганда достигает совершенства тогда, когда зрители в течение длительного времени наблюдают один и тот же посыл, когда их привлекают его принять, а затем им показывают, что их обманывали и вынуждали принимать чёрное за белое[2].

Эти манипуляции стали возможными потому, что стремительное развитие интернет-технологий привело к радикальному расширению социальной базы политики.

Речь идет, например, о феномене сверхбыстрого развития интернета и охвата им в короткие сроки целых новых социальных групп населения. Так, социологические опросы последних лет показывают, что в 2003 году 22,1% молодых людей проводили более 3-х часов в интернете (не считая школьных занятий), а в 2016 году – уже почти 42%[3].

При этом стремительно растет число пользователей мобильными устройствами среди всех возрастных групп населения, где, естественно, лидирует молодежь[4].

Иными словами сегодня почти у половины молодых людей ежедневно сознание «погружено» в социальные сети и общение в интернете, что, естественно, непосредственно отражается на их восприятии мира, его ценностей и интересов, т.е. формируется социальными сетями. Глубина такого «погружения» очень значительна и варьируется в зависимости не только от возраста, но и от устройств. Так, для мобильных устройств она достигает несколько часов в неделю и даже в день 9причем динамика развивается по нарастающей стремительно) по мере расширения общей численности пользователей[5].

Этот социальный аспект остается вне эпицентра внимания, когда анализируется влияние интернета и социальных сетей на общество, потому, что, как правило, на первый план выходит его технологическая и даже техническая составляющая. Вот почему необходимо подчеркнуть, что было бы неправильным рассматривать значение и роль интернет-технологий исключительно с технологической точки зрения, хотя – следует признать – именно она нередко опережает социально-политические и экономические импульсы[6]. Это опережение закладывает неизбежные сюрпризы в политическое будущее всех ЛЧЦ, но особенно тех из них, чье быстрое развитие ведет к массовому внедрению интернета и социальных сетей: их социально-политические последствия после того как 2 млрд новых пользователей к 2020 году добавятся из развивающихся стран, – не предсказуемы.

Стремительное развитие телекоммуникационных технологий на рубеже XX–XXI веков способствовало активизации процесса не только информационной глобализации, но и социально-политической активности современного мира. Сопутствующий рост проницаемости национальных границ обусловил диверсификацию форм дипломатической деятельности, проявившуюся в усилении активности негосударственных акторов международных отношений. Как следствие, выделился особый уровень воздействия на зарубежную общественность, который подразумевает продвижение национальных интересов посредством воздействия на транснациональные корпорации и бизнес вообще, неправительственные организации, а также население других стран. Данный инструмент внешней политики получил название «новая публичная дипломатия».

«Новая публичная дипломатия» обладает массой достоинств по сравнению с классической политической и дипломатической деятельностью. В частности, «новая публичная дипломатия», опирающаяся на новые возможности интернета, требует меньших затрат ресурсов и денежных средств, обладает более разнообразным арсеналом методов, отличается большей адаптированностью к конкретным социокультурным условиям и традициям. Данный вид дипломатической деятельности позволяет обеспечить лояльность собственной и зарубежной аудитории в долгосрочной перспективе и сформировать устойчивый имидж отдельной страны. Не случайно Б. Обама и многие другие политики проводят в социальных сетях больше времени, чем на встречах в личном качестве. Применение методов публичной дипломатии возможно даже в случаях осложненности официальных отношений между государствами. Примером тому может послужить открытие «виртуального диппредставительства» США в Иране в 2011 году.

На современном этапе к формам осуществления «новой публичной дипломатии» относят информационно-разъяснительную работу посредством сети Интернет, культурную дипломатию, программы помощи нуждающимся странам (aid diplomacy), научные и образовательные обмены, а также прочие мероприятия по повышению престижа государства в мире. Особое внимание уделяется восприятию ответной реакции публики и учету полученной информации при корректировке внешнеполитической стратегии в целом, что отличает публичную дипломатию от слепого навязывания своих идей, или пропаганды.

Одним из наиболее активно применяемых направлений публичной дипломатии является так называемая цифровая дипломатия, или «публичная дипломатия Веб 2.0». Как понятно из названия, данный метод осуществления публичной дипломатии подразумевает влияние на общественное мнение и процессы принятия внешнеполитических решений посредством сети Интернет. Цифровая дипломатия позволяет государственным и негосударственным акторам в максимально короткие сроки доносить свою позицию до многомиллионной зарубежной аудитории с минимальными издержками, мгновенно получать ответную реакцию общественности и гибко реагировать, изменяя содержание своей дипломатической деятельности. Основными формами осуществления цифровой дипломатии являются твитпломатия, ведение блогов и страничек в социальных сетях. Как известно, в настоящее время США располагает наибольшими ресурсами для осуществления подобной деятельности. США располагает 700 правительственными аккаунтами на разных языках мира, число читателей которых составило 89,6 миллионов человек на 2014 год. Большинство данных ресурсов расположено в Facebook, Twitter и YouTube, которые охватывают многомиллионную аудиторию по всему земному шару. Особо стоит выделить также функционирование в США Команды по внешним цифровым контактам (Digital Outreach Team), деятельность которой заключается в противодействии терроризму и продвижении американских ценностей по всему миру. Основными языками деятельности DOT являются арабский, фарси и урду.