НАТО – основа проамериканской военно-политической коалиции Запада. Часть III

Использование военной силы в прямом военном конфликте в представлении правящих кругов Запада неизбежно, но при условии минимизации рисков, т. е. сохранения за Западом способности контролировать военную эскалацию. Это означает, что на каждом из её этапов Запад должен быть сильнее своих противников – как на самых начальных стадиях, так и на уровне глобальных конфликтов.

В контроле за военной эскалацией Западу может оказать реальное содействие то обстоятельство, что отличие «переходного периода» от других периодов развития военнополитической обстановки в мире (накануне Первой мировой и Второй мировой войн, в годы холодной войны и однополярного мира) заключается в том, что это своего рода «точка бифуркации»[1], когда происходит чрезвычайно быстрая и качественная смена политических, военных и моральных представлений о возможностях применения военной силы и смена поколений ВВСТ и, как следствие, способов их использования.

Такой «технический» результат вновь поставил не новый классический вопрос[2] о соотношении основных понятий «война» и «политика», который, как казалось многим ещё в 80-е годы прошлого века, был решён достаточно определённо в пользу «бессмысленности применения военной силы». Модная в те годы мысль о том, что «военная сила потеряла своё значение», повторялась многократно и на всякие лады самыми разными политологами, которые забывали, что она была справедлива при определённых условиях, которые, как говорил Бэзил Лиддл Гарт, «непрерывно меняются». Сменились в очередной раз такие условия и в новом веке, когда появились высокоточное оружие (ВТО) и другие неядерные стратегические средства поражения как результат военно-технологической революцией.

Приобретение военно-технологического превосходства США в такой стратегии рассматривается в качестве обязательного условия её эффективности. Неслучайно во всех официальных документах именно эти два принципа – военно-технологическое превосходство и сохранение «широкого союза» – считаются основами американской внешней политики в мире.

Эти изменения создают иллюзию (а может быть, отчасти даже и реальность) того, что с помощью прямого (физического) применения военной силы можно решить накопившиеся международные проблемы – быстро и радикально, но главное – относительно безопасно для нападающей стороны.

Например, в отдельном регионе – Ближнем и Среднем Востоке и даже Европе.

Это было в Югославии, Афганистане, Ираке, Ливии и Сирии, когда собственно физические и материальные потери США и их сателлитов были сведены к минимуму за счёт использования подавляющего превосходства в воздушно-космических силах и применении ВТО.

Военная политика США в новом столетии именно вследствие такого перехода стала ясно ориентироваться на возможность глобального и прямого использования военной силы против самого широкого круга государств, включая «технологически развитых и обладающих военной мощью»[3].

Старт ускоренному развитию нового военно-технологического потенциала западных стран был положен после исчезновения ОВД и СССР в начале 90-х годов, что означало радикальное изменение в соотношении военных сил. Так, появление и быстрое развитие качественно нового состояния военно-политической обстановки привело к первой послевоенной бомбардировке европейского государства – Югославии, обеспечило победу США в Афганистане за два месяца, а в Ираке и Ливии – за месяц.

С точки зрения развития стратегической обстановки (СО) в мире у США не осталось даже потенциальных противников: Китай сможет стать таковым только через 10 – 15 лет, да и только на удалённом от США ТВД, где и ему можно будет противопоставить Японию, Республику Корею и другие страны (и своего рода коалицию мини-НАТО). Исключение составляет Россия, которая способна оказать сопротивление не только на самых «верхних уровнях эскалации». Об этом свидетельствуют события не только в Осетии и Сирии как пример её эффективной способности противоборства в локальных конфликтах[4], но и полномасштабные спецоперации весной 2022 г. на Украине.

Эффективное использование ВКС и ВС в целом России в Сирии и на Украине фактически подтвердило эту закономерность как достаточно универсальное явление. Передислокация сил США и НАТО в Европе подтверждает этот факт. Там уже не гарантируют скорую победу на начальных этапах возможного военного конфликта, который планировали развязать на Украине под самыми разными предлогами, прежде всего за счёт украинского народа, ЧВК и разного рода «облачных противников», собранных по всему миру.

Бурное развитие технологий, в том числе информационных, создало на Западе иллюзию «технологического превосходства», плодами которого стали пользоваться прежде всего в США. Приход к власти Д. Трампа намертво закрепил эту тенденцию, и до этого существовавшую десятилетия, сделав её безальтернативной: технологическое лидерство в военной области, всегда бывшее приоритетом в политике США (даже при старой политике сохранения стратегического сдерживания), стало формально закреплённой целью внешней и военной политики[5]. Так, в концепции развития ПРО (декабрь 2018 г.) стратегическое сдерживание в его классическом толковании не упоминается вообще ни разу, а ядерные силы достаточно откровенно ориентируются на нанесение первого «разоружающего» удара.