Необходимость реорганизации процесса принятия решений в интересах стратегического сдерживания

В МИД и других органах власти России не существует объединенной системы информации, которая могла бы быть аналогичной системе Минобороны России. Поэтому де-факто сложилась ситуация, когда системы данных МО и МИД существуют параллельно и во многом дисперсно, что значительно осложняет процесс принятия решений. Так, в МИД существует достаточно подробная и уникальная информация по отдельным странам и регионам, но общестратегическая информация, характеризующая, например, военно-политическую обстановку в мире, по понятным причинам, не концентрируется.

Похожая ситуация и в МО РФ, где собирается и анализируется тщательно военно-политическая информация, но внешнеполитическая информация присутствует, опять же, по понятным причинам, далеко не полностью. Так, огромное значение на развитие ВПО в последние десятилетия приобрели такие факторы как использование силовых не военных средств и мер в политике западной военно-политической коалиции, а главное — те новые политические цели, которые ей преследуются. Прежде всего, по отношению к правящей элите или системам ценностей своих оппонентов.

Так, в октябре 2018 года исполнится 20 лет с момента принятия Конгрессом США необычного законодательного акта — «Закона о международной свободе вероисповедания» (H.R.2431). Необычность этого документа заключается в том, что в соответствии с ним одна страна объявила себя «самой свободной» и на этом основании единолично присвоила себе право вмешиваться во внутренние дела других государств. Причем в качестве основания выбрала самый сакральный — религиозный фактор. Эти и другие обстоятельства не только не остановили американских парламентариев, но они пошли еще дальше. Они присвоили себе право в случае, если «будет сделан вывод о преследовании в какой-либо стране определенной религиозной группы», развязать войну[1].

Изменения в системе исходных данных и всей информации, необходимой для принятия решений в области безопасности вообще и укрепления стратегической стабильности, в частности, вытекают из качественного изменения характера современной ВПО и МО. Негативное развитие ВПО и эскалация политики «силового принуждения» со стороны Запада потребуют от России уже в самом ближайшем будущем пересмотра как своей Стратегии национальной безопасности и Концепции внешней политики, так и структуры военной организации страны, включая системы управления политикой и характера самого стратегического сдерживания, которая должна перейти с государственного на национальный уровень, охватив своей сферой ответственности не только военную и политико-дипломатическую, но и социально-экономическую и научно-технические области.

Большое значение в этой связи имеет создание единой информационной системы обеспечения внешней и внутренней безопасности страны, учитывающей как внешние угрозы, средства и способы их применения, так и все национальные (а не только государственные) возможности по их противодействию[2].

Существующая военная организация России управляет в основном отдельными министерствами и структурами, а не всеми национальными институтами. Такое управление заведомо малоэффективно потому, что игнорирует значительные ресурсы нации, прежде всего, не государственные общественные и экономические ресурсы, включая информационные ресурсы (например, социальные сети), которые играют всё возрастающую роль. В этой связи представляется неизбежным до 2024 года:

1. Вычленение нескольких основных стратегических направлений и потребностей политики страны, на базе которых должно произойти объединение всех информационных и иных ресурсов (например, направления внешней политики). Подобная интеграция исходных данных (на базе Совета безопасности из всех структур — МО, МИД, СВР, ФСБ, а также АП, институтов гражданского общества и частного бизнеса) совершенно необходима для создания общенациональной системы исходных данных для принятия политических решений.

2. Необходима консолидация функций, например, внешнеполитических, в руках одного ведомства. Учитывая, что внешнеполитическая деятельность предполагает постановку и решение общеполитических задач и использование всех видов национальных ресурсов, за которые отвечают самые разные ведомства (МО — за ВС, МВД — за органы правопорядка, Росгвардия — за внутриполитическую стабильность, ФСБ — за контрразведывательную деятельность, СВР — и т.д.), очевидно, что информация и управление должно находиться в руках Совета безопасности, точнее его постоянных членов и аппарата СБ.

В настоящее время внешняя политика страны полностью сконцентрирована в руках президента, что представляется в целом вполне оправданным. Однако, внешнеполитический аспект, за который отвечает МИД РФ и министр иностранных дел, сведены исключительно к дипломатической, а не внешнеполитической деятельности. Существует большой разрыв между президентским и министерским уровнями, которого нет, например, в ведущих странах за рубежом, где министр, как правило, координирует всю внешнюю политику и часто является вторым лицом в государстве. Так, в Германии, Великобритании и США министры иностранных дел отвечают за весь спектр внешнеполитических вопросов.

В России сложилась ситуация, когда за целый ряд внешнеполитических направлений отвечают отдельные министерства, их министры и даже крупные госкорпорации, у которых существует «своя» внешняя политика: Минобороны, Внешняя разведка, Минэнерго, Минпромторг, Внешэкономбанк, Сбербанк, Гаспром и т.д. Степень влияния министра иностранных дел и работников министерств на эти структуры крайне ограничена, что неизбежно ведёт к ослаблению общего внешнеполитического вектора.

Кроме того, отдельные страны, прежде всего, члены ОДКБ и СНГ, не всегда соотносят свою деятельность с курсом российского МИД.

В целом развитие ВПО в ближайшие годы объективно потребует максимальной концентрации внешнеполитических ресурсов потому, что она будет зависеть в возрастающей степени не столько от политико-дипломатических средств и военных мер, сколько от других политических инструментов. Достаточно посмотреть на основные направления развития ВПО, которые не являются компетенцией ни МИД, ни МО РФ, чтобы отчётливо увидеть наиболее вероятные последствия:

— во-первых, после определенного времени стратегического отступления (которое не может продолжаться бесконечно) потребуется неизбежный переход к стратегическому контрнаступлению, который будет носить гораздо более широкий характер действий, чем только политико-дипломатическая деятельность;

— во-вторых, в процессе нарастающего силового противоборства происходит стремительное расширение использования и более широкого применения всего спектра средств и мер силового, включая средств и мер вооруженного, противоборства. Происходит стремительное превращение силовой и вооруженной борьбы в единый системный комплекс «асимметричной» борьбы, предполагающей использование средств, которые не являются аналогичными средствам нападения;

— в-третьих, неизбежно дальнейшее пространственного расширения площади противоборства не только за пределы Евразии (например, в Арктику, Африку и даже, возможно, Антарктику), но и в космическое и киберпространство. Особенно важные будущие направления силового противоборства — системы ценностей, социальные структуры и когнитивные области.

Более того, всё отчётливее обозначается взаимосвязь между политическим курсом внутри страны и его внешней политикой, когда внутриполитическая дестабилизация становится главной целью внешней политики западной коалиции. Так, не может не обратить на себя внимание тот факт, что до настоящего времени действия правительства РФ иллюстрируют, что оно движется в противоположном направлении от стратегии В.В. Путина, сформулированной в послании и указе: рост цен на бензин, пенсионная реформа, замедление и без того медленных темпов роста ВВП, неудачные шаги в области здравоохранения и образования, — всё это никак не вяжется с декларируемой В.В. Путиным ставкой на опережающее развитие человеческого капитала.

Новый подход к формированию и стратегическому планированию внешней политики и политики безопасности России требуется, кроме того, потому, что переход человечества к новому этапу своего развития при сохранении старых парадигм развития международной обстановки и особенно военно-политической обстановки, сложившихся в начале XXI века, означает стремительное наступление наиболее дестабилизирующего и угрожающего периода, который характеризуется резким обострением прежних и появлением новых опасностей и угроз. В том числе и, может быть, более всего это относится к современной России, которой предстоит в 2018 году столкнуться с необходимостью ответов на опасные и вполне конкретные вызовы.

Их анализом и перечислением последние годы занимаются многие аналитики, политики и эксперты, но для целей данного исследования требуется, прежде всего, рассмотреть те из них, которые связаны с неизбежным выбором в 2018 году новой стратегии развития России[3]. Эта неизбежность вызвана, на мой взгляд, следующими обстоятельствами, которые не будут позволять в будущем, как прежде, затягивать принятие стратегических решений:

Во-первых, обострение ВПО в 2018 году, в частности, в Сирии и на всем Ближнем и Среднем Востоке, вокруг КНДР, на Украине и в более, чем 50 районах мира показывает, что прежние модели обеспечения безопасности не работают, а новых нет. Остается признать, что традиционный выход из подобных ситуаций — война, точнее — вооруженный конфликт, является наиболее вероятным политическим способом действия.

Во-вторых, Россия преодолела период кризиса и стагнации, но в неблагоприятных и ухудшающихся внешних условиях она принуждается Западом к стратегическому отставанию от других государств, всеми имеющимися у него средствами политики «силового принуждения». Выход из этого процесса может быть только при реализации мобилизационного сценария развития страны, который, как и прежде в отечественной истории, должен аккумулировать все национальные ресурсы и волю.

В-третьих, Запад пытается принудить правящую элиту страны сменить независимый политический (как внешний, так и внутренний) курс и руководство страны, используя в этих целях самый широкий набор средств силового принуждения — от экономических и политико-дипломатических до информационных и военных.

Таким образом, налицо оформление уже в 2018 году уникальной ВПО, в которой России отводится очень рискованное место оказаться на самом острие силовых конфликтов, либо признать политическую капитуляцию, заявив о смене политического курса и готовности к «корректировке» своей системы национальных ценностей и интересов. Именно эти обстоятельства, имеющие откровенно силовой, но не всегда военный характер, представляются в настоящее время наиболее важными и актуальными, а не скрупулезный (и не всегда бесспорный) перечень всех опасностей и угроз, конкретный анализ которых превратился в своего рода «специальность» среди ряда чиновников и экспертов Совета безопасности, администрации, Минобороны и МИД России[4]. В том числе, надо самокритично признать, и автора[5].

Главная проблема и важнейшее опасное обстоятельство для России в 2018 году, непосредственно зависящее от правящей российской элиты и общества, заключается в том, что действующая стратегия и существующий базовый (инерционный) сценарий развития России очевидно и прямо противоречит ухудшающейся геополитической обстановке, угрожает национальным интересам России и сохранению ее идентичности, превращая страну в заложника непредсказуемого мирового экономического и военно-политического развития.

По сути дела Россия повторяет основную ошибку ХХ века в своей истории, когда недостатки стратегического управления компенсировались природными и демографическими ресурсами российской нации. И в этом — главная проблема для современной российской правящей элиты — оказаться не соответствующей требованиям мирового развития и возможностям России.

Огромные внутренние ресурсы и возможности России, очевидно, не соответствуют убогим темпам и масштабу развития экономики и человеческого капитала в последние 35–40 лет. И это качественное и радикальное противоречие неизбежно предстоит разрешить российской правящей элите еще до 2020 года, либо смириться с нарастающей деградацией и постепенной фактической потерей суверенитета и, в конечном счете, национальной идентичности. Никакие пропагандистские и даже внешние политические успехи не смогут изменить этого вывода.

Ситуация для России во многом обостряется тем обстоятельством, что правящие западные элиты наносят удары по правящему классу России, принуждая его к капитуляции или предательству. В этих условиях, как показывает наш опыт, раскол внутри неизбежен — часть правящей  элиты может пойти против нации и общества, стать «пятой колонной» агрессоров.

Третья Мировая (цивилизационная) война, начавшись уже в настоящее время, неизбежно будет расширяться по пространственному охвату и втягивать в свою воронку все больше государств, институтов и ресурсов. Её военно-силовая составляющая будет нарастать и, вероятнее всего, приведет к полномасштабной войне сразу на нескольких ТВД, а, может быть, и глобальному конфликту. Крайне маловероятно, что развитие ВПО, как в предыдущие десятилетия, сохранится даже на ближайшие годы, хотя и сегодня в мире одновременно «сосуществуют» более 50 — внешних и внутренних — военных конфликтов.

Характер и особенности всех этих будущих военных конфликтов до конца не известны, да и вряд ли могут быть известны вообще, — слишком стремительно развиваются ВВСТ и способы их использования, слишком динамична военно-стратегическая обстановка, но уже ясно, что такое военно-силовое противоборство будет:

с военно-политической точки зрения, — борьбой военно-политических коалиций, представляющих разные локальные человеческие цивилизации, среди которых наибольшее развитие уже получила западная коалиция, аккумулирующая ресурсы более 60 государств; Россия в этой борьбе может рассчитывать на ограниченный круг союзников по ОДКБ и, возможно, некоторые другие страны;

со стратегической точки зрения, — системной силовой борьбой, в которой будут использованы все средства политики — от когнитивно-информационных до стратегического оружия и оружия массового поражения;

с политико-цивилизационной точки зрения, — бескомпромиссной схваткой, исключающей промежуточные соглашения, целью которой будет нанесение тотального, цивилизационного, поражения и принуждения противника к отказу от своей идентичности и суверенитета, навязыванию своих норм и правил;

с военно-технической точки зрения, — будут использованы все имеющиеся виды и системы оружия и военной техники, как конвенциональные, так и ОМУ, причем имеющийся опыт говорит в ­пользу того, что военные действия будут носить длительный характер,  который потребует значительных запасов ВВСТ и боеприпасов. Не случайно и своевременно, но, возможно, недостаточно высказывание Президента В.В. Путина на совещании с руководителями МО и ОПК в ноябре 2017 года о необходимости готовности предприятий к массовому производству ВВСТ и боеприпасов.

Вообще идея «национальной мобилизации» — будь то в контексте импортозамещения или повышения боеготовности — самая, на мой взгляд, перспективная в нынешних условиях. В том числе и с точки зрения сценария развития России, который должен предложить президент. В 2018 году Россия только-только вышла из достаточно глубокого кризиса и стагнации, которые усиленно стимулировались извне самыми широкими санкциями. После принятия в Конгрессе США в августе 2017 года соответствующего закона против России, Ирана и КНДР, который на три четверти состоит из санкций против России, стало окончательно ясно, что политика «силового принуждения» России имеет долгосрочный характер и нам предстоит жить с этим не один год.

Но существующая стратегия и планы развития — инерционны в своей основе. Они не могут обеспечить России необходимые темпы роста и качество экономики и человеческого потенциала. Нужна новая, мобилизационная, стратегия, сопоставимая по своей эффективности со стратегиями опережающего развития КНР, Индии, Индонезии, Малайзии, Сингапура, Вьетнама и целого ряда других стран, обеспечивающих ежегодный прирост ВВП не на 1,5–2%, а на 7–8%. Такие темпы роста (и даже больше) были в СССР в 30-е, 40-е, 50-е и 60-е годы прошлого века в условиях не менее сложной военно-политической обстановки и необходимости военно-технической подготовки к возможной войне.

Будущая опасная МО и ВПО будут развиваться в соответствии с объективной своей логикой, но они окажут еще более негативное и решающее влияние на формирование сценария развития России, который не должен быть, инерционным, ибо его сохранение уже сейчас равносильно самоуничтожению. Речь должна идти не только о новой мобилизационной стратегии, но и о новом, «мобилизационном» сценарии развития России, который предусматривал бы конкретный план мобилизационной подготовки всей промышленности (а не только ОПК) и общества, всех институтов общества и государства.

Такой сценарий должен исходить из необходимости создания новой военной организации, но уже не только государства, но и общества, и всей нации, по аналогии с существовавшим Государственным Комитетом Обороны СССР. Надо отчетливо понимать, что современное состояние военной организации страны включает только некоторые (силовые) институты государства, оставляя «за скобками» институты не силовые, а, например, образовательные и научные, а также массовые общественные институты и институты и организации частного бизнеса (в США, кстати, существует именно национальная военная организация).

Динамика неравномерного развития мировых центров силы, ЛЧЦ и ведущих стран ставит под угрозу не только будущие позиции России в мире, но и саму возможность сохранения ею государственного суверенитета и идентичности. Отставание до определенного времени может не угрожать государственному суверенитету, но когда это превращается в очевидную угрозу, которая может стать реальностью, то следует понимать, что, как правило, вслед за суверенитетом быстро исчезает и идентичность, а затем и сама нация.

Как видно из рисунка, мы сегодня находимся на втором этапе «угроза политическому суверенитету», на котором «задержались» благодаря приходу к власти В.В. Путина, хотя уже были все основания говорить, что в конце 90-х годов мы находились на третьем этапе («ликвидации институтов государства»). Процесс такого осознания должен произойти быстро и в острой форме, которая может приобрести форму социального катаклизма. Угроза такого взрыва должна серьезно рассматриваться правящей элитой России. Это означает, что разработка и реализация успешной социально-экономической стратегии, которые не удавались правящей российской элите последние 30 лет, не будет больше продолжаться потому, что неудачи привели к угрозе потери суверенитета и адекватности.

Есть основание полагать, что подобная логика лежит в основе всех сценариев развития противоборствующих ЛЧЦ в XXI веке, что, естественно, отражается непосредственно на содержании стратегического сдерживания. Субъекты ВПО конкурируют в мире не только за ресурсы, транспортные коридоры и рынки сбыта, но и за системы ценностей, нормы поведения и их продвижение в мире. Ликвидация суверенитетов,  государств и наций оставляет не только территории, ресурсы и рынки сбыта победителю, но и, главное, системы ценностей. Иначе говоря, борьба между государствами и ЛЧЦ вступает в форму борьбы за победу той или иной локальной человеческой цивилизации и сохранение той или иной идентичности Соответственно и предмет стратегического сдерживания меняется — задачей становится не сдерживание противника от военного (прежде всего ядерного) нападения, а сохранение суверенитета и идентичности, которым в большей степени может угрожать уже не вооруженная агрессия со стороны Запада.

Эти изменения должны найти свои оценки и отражение в подготовке необходимой информации для принятия решений на высшем уровне. Иначе говоря, правящей элите России предстоит скоро не просто осознать, но и публично признать всю остроту экономической, а затем и цивилизационной угрозы, чью логику развития можно изобразить следующим образом[6]. Лучше, если такое публичное признание произойдёт не само по себе, в силу объективных причин, когда придётся «обосновывать» в очередной раз запоздалую политическую реакцию, а в порядке стратегической инициативы российской правящей элиты. Алгоритм неизбежного развития МО и ВПО по отношению к России будет прост и выражен в следующей последовательности, которую надо публично озвучить.

Рис. 1. Алгоритм неизбежного развития МО и ВПО по отношению к России

Как видно из рисунка, мы сегодня находимся на втором этапе «угроза политическому суверенитету», на котором «задержались» благодаря приходу к власти В.В. Путина, хотя уже были все основания говорить,  что в конце 90-х годов мы находились на третьем этапе («ликвидации институтов государства»). Процесс такого осознания должен произойти быстро и в острой форме, которая может приобрести форму социального катаклизма. Угроза такого взрыва должна серьезно рассматриваться правящей элитой России. Это означает, что разработка и реализация успешной социально-экономической стратегии, которые не удавались правящей российской элите последние 30 лет, не будет больше продолжаться потому, что неудачи привели к угрозе потери суверенитета и адекватности.

Есть основание полагать, что подобная логика лежит в основе всех сценариев развития противоборствующих ЛЧЦ в XXI веке, что, естественно, отражается непосредственно на содержании стратегического сдерживания. Субъекты ВПО конкурируют в мире не только за ресурсы, транспортные коридоры и рынки сбыта, но и за системы ценностей, нормы поведения и их продвижение в мире. Ликвидация суверенитетов, государств и наций оставляет не только территории, ресурсы и рынки сбыта победителю, но и, главное, системы ценностей. Иначе говоря, борьба между государствами и ЛЧЦ вступает в форму борьбы за победу той или иной локальной человеческой цивилизации и сохранение той или иной идентичности. Соответственно и предмет стратегического сдерживания меняется — задачей становится не сдерживание противника от военного (прежде всего ядерного) нападения, а сохранение суверенитета и идентичности, которым в большей степени может угрожать уже не вооруженная агрессия со стороны Запада.

Эти изменения должны найти свои оценки и отражение в подготовке необходимой информации для принятия решений на высшем уровне.

Автор: А.И. Подберёзкин


[1] Городненко Ю. США объявляют мировую религиозную войну / Эл. ресурс: «Свободная пресса». 18.09.2018 / www.svpressa.ru.18.09.2018.

[2]  См., например: Шмелёв П.С., Подберёзкин А.И. И др.

[3] Путин В.В. Указ Президента Российской Федерации «О Стратегии национальной безопасности Российской Федерации» № 683 от 31 декабря 2015 г.

[4] Подберёзкин А.И. Стратегия национальной безопасности России в XXI веке. — М.: МГИМО-Университет, 2016.

[5] См., например: Подберёзкин А.И. Военные угрозы России. — М.: МГИМО-Университет, 2014.

[6] Подберёзкин А.И. Долгосрочный прогноз развития сценария международной и военно-политической обстановки в XXI веке / Международная научная конференция «Долгосрочное прогнозирование развития международных отношений в  интересах национальной безопасности России. — М.: МГИМО-Университет, 2016. — С. 11–20.

 

12.03.2020
  • Аналитика
  • Военно-политическая
  • Органы управления
  • Россия
  • XXI век