Неизбежность переходного периода к военно-силовой парадигме развития сценария МО в 2021–2023 годы

 

Когда дело доходит до политических целей, гибридные войны, скорее всего, примут вид иррегулярной войны, где ее практики стремятся подорвать легитимность и авторитет правящего режима[1]

Л. Савин, политолог

 

… сетевые структуры можно использовать не только для освобождения общества, но и для укрепления централизованного контроля[2]

Б. Макконнелл, старший вице-президент Института «Восток-Запад»

Развитие новых силовых средств противоборства, прежде всего в области информатики, связи и социальных сетей может привести к началу 2020-х годов к качественным изменениям в отношениях между ЛЧЦ, обострив их отношения до состояния полномасштабных военных действий. Пока что стратегия США укладывается в классическую формулу: а) планирования операций; б) переход в доминирующую операцию; в) победа; г) операция по стабилизации, закрепление результата. Если эта формула уже не раз использовалась в Югославии (стадия «в)»), Афганистане, Ираке (стадии «б» и «в»), то применительно к крупным участникам мировой ВПО – России и КНР – эта формула реализуется на этапе «а)». Так, примечательно в этой связи недавнее исследование, подготовленное в РЭНД, которое посвящено анализу последствий различных по масштабу войн США и КНР.

Это особое значение, которое в будущем развитии МО и ВПО будет иметь период 2021–2023 годов, может заключаться в переходе к новой силовой (открыто военной) парадигме противостояния западной ЛЧЦ с некоторыми, прежде всего, российской ЛЧЦ[3].

Опасность заключается в том, что развитие кибернетического оружия РЭБ, сетевых средств массовой информации (переход к веб 2.0 и веб 3.0 технологиям) может достигнуть некой критической точки, когда их системное применение может показаться эффективным с точки зрения установления контроля над государственными и общественными институтами потенциального противника.

Строго говоря, собственно огневая мощь и вооруженные силы в этом случае могут и не использоваться. Вполне достаточно может быть этих ресурсов для того, чтобы правящая элита противника признала свое поражение и отказалась от суверенного права на управление. Эта новая модель ведения вооруженной борьбы без собственного оружия может быть условно названа как «информационно-когнитивный вариант», когда противник постепенно, но в течение нескольких лет признает чужую систему ценностей и интересов в качестве своей. Примерно так, как это произошло в 1988–1991 годы в СССР и в 2004–2014 годы на Украине.

В этой связи огромное значение приобретает точный анализ и прогноз развития возможных сценариев развития МО и их вариантов на новых этапах существования человеческой цивилизации, и развития науки и техники, когда будут доминировать уже новые технологические и социальные парадигмы. Особенно после 2021–2022 годов, когда очень велика, даже неизбежна вероятность изменения всей парадигмы мирового технологического и экономического развития, появление возможности создания принципиально новой политической картины мира. Эти перемены в МО могут быть вполне сопоставимы с переменами после Второй мировой войны, когда в мире появились два бесспорных противостоящих друг другу центра силы. Прогнозировать возможность такой смены парадигм даже в среднесрочной перспективе (до 10 лет) крайне трудно, но необходимо, ведь от них в конечном счете зависит вся будущая МО и ВПО.

Таким образом, в течение короткого периода времени 2022–2023 годов характер развития сценариев МО и особенно ВПО может радикально измениться, хотя соотношение сил и потенциалов противостоящих сторон за этот же период времени изменится незначительно, либо даже вообще останется на прежнем уровне. Это означает необходимость учета новых рисков принципиального характера, не предусмотренных в прогнозах нашей экстраполяции развития сценариев МО и их вариантов не только до 2040 года, но и даже более раннего периода. Вероятность такой смены технологических парадигм остается для 2021–2023 годов и ее необходимо учитывать при планировании.

Таким образом, в качестве наиболее вероятного сценария будущего развития МО предлагается гипотеза неизбежности развития сценария глобального военно-силового противоборства западной ЛЧЦ с российской ЛЧЦ, которая после 2021 года будет реализовываться в трех наиболее вероятных вариантах – «оптимистическом», «реалистическом» и «пессимистическом» – в зависимости от роли, масштабов и способов использования военной силы среди других инструментов насилия новой публичной дипломатии. Модель такой гипотезы в заведомо упрощенном виде представляет собой следующую картину (рис.).

МоделГипотИнфорКогнитВарСценРазвМОГлобВоенСилПротвЗападЛокЦив

Следует отметить, что во всех возможных сценариях отношений западной ЛЧЦ усиливается силовой и военно-прикладной компонент, доля которого среди других средств взаимодействия неуклонно растет. Это отражает общую тенденцию. В последние два десятилетия отмечается резкий всплеск военных конфликтов низкой и средней интенсивности, которые несут в себе не только потенциальную угрозу перерастания в крупные, глобальные конфликты. Так, в докладе немецкого института «Глобальный барометр. 2012», например, подтверждаются следующие тенденции[4].

ГлобКонфлНизкСреднВысокИнтенс1945По2021

По сути дела современная политика в мире, но особенно в Евразии это больше цивилизационно-ценностное мировое противоборство, все более приобретающее уже не только силовые, но и вооруженные черты, а не простое соперничество государств, о котором в свое время говорили достаточно много[5].

Не случайно и то, что конфликты высокой интенсивности «растут медленнее», чем другие конфликты. Военные и экономические риски становятся в XXI веке слишком высоки, а их эффективность – сомнительна. Поэтому, предпочтение отдается «гибридным» войнам – прежде всего, сетевым и сетецентрическим «proxy», война, когда собственно агрессор скрывается за спиной управляемых им субъектов МО – как государств, так и негосударственных акторов. Последние войны в Ираке, Афганистане, Сирии, Йемене 2012–2016 годов ясно показывают, что эффективность выше, когда воюют «союзники» западной коалиции. Именно такой подход характерен и для развития конфликта на Украине в 2014–2016 годах. Если бы, допустим в него прямо вмешались ВС США и НАТО, то они получили бы решительный отпор внутри самой Украины, а русофобская политика превратилась бы в антиамериканскую.

Сказанное означает, что изменение направления в развитии сценариев или их вариантов МО имеет для эволюции ВПО и планов военного строительства – до 2021 годов очень важное, даже приоритетное значение, ибо отражает коренные изменения не только в фундаментальном характере МО и ВПО, но и в военной организации, военном планировании и военном строительстве. Такие изменения можно отчасти предусмотреть и даже сознательно запланировать, если внимательно анализировать эволюцию развития МО, а также пытаться прогнозировать ее последствия.

Не случайно в феврале 2015 года Б. Обама, презентуя конгрессу США новый вариант Стратегии национальной безопасности, подчеркнул смещение акцентов в военной политике страны с сухопутных крупных операций на другие формы использования военной силы: неудачи в военной области потребовали корректив во внешнеполитической стратегии. Это – пример того как не только изменения в МО воздействуют на ВПО, но и наоборот – изменения в ВПО и даже конкретной СО влияют на международную обстановку в глобальном масштабе.

Вот почему необходимо тщательно следить за развитием других возможных сценариев развития МО, которые неожиданно могут превратиться в единственный наиболее вероятный сценарий, конкретизированный к отдельной стране. То, что он пока что остается гипотетическим, не должно вводить в заблуждение: смена технологических парадигм, особенно в области информатики и связи, может неожиданно, «вдруг», привести к появлению нового варианта или даже сценария развития ВПО.

Более того, как показывает история, мы не можем даже категорически точно прогнозировать развитие отношений между государствами с совпадающими стратегическими интересами и с близкими социально-политическими системами. Так, Китай, помогавший Северному Вьетнаму много лет в войне с США, уже через несколько лет напал на своего союзника, развернув полномасштабную войсковую операцию, а бывшие страны Социалистического содружества в течение нескольких лет перешли из категории в течение нескольких лет перешли из категории «союзники» в категорию «противников». Необходимо помнить, что политические «намерения» меняются значительно быстрее чем «интересы», а тем более «потенциалы».

В этой связи очень важное значение приобретают средства массовой информации, связи и особенно сетевые СМИ, которые способны очень быстро изменить не только политику правящей элиты, но и симпатии общественности. Настолько быстро, что можно говорить о сознательном формировании общественно-политической обстановки и сценария развития МО в достаточно короткие сроки. Это особенно опасно в любой «переходный период», особенно когда происходит смена основных парадигм (как это может произойти в некоторых областях в 2021–2023 годы), потому, что внутриполитическая стабильность, как правило, в этот период минимальна. Достаточно вспомнить всего лишь 1989–1991 годы в СССР.

В этих условиях значение массового и целенаправленного использования СМИ (особенно сетевых) крайне дестабилизирует ситуацию и возможно радикально повлиять на развитие того или иного сценария МО. Так, если о Турции, как о враге, в 2015 году думало не более 1% граждан РФ, то в 2016 году – уже 29%. Если в 2009 году за членство в ЕС выступало 53%, то в 2016 году – только 24%. Эта стремительная динамика свидетельствует об огромных возможностях управлять общественными настроениями и даже симпатиями элиты, которые есть у новой публичной дипломатии[6].

КакМеняетсяВраждСоВремен

С точки зрения возможностей новой публичной дипломатии это означает, что их резкое увеличение к 2021 году позволит манипулировать общественным сознанием и превратит СМИ (особенно сетевые) в чрезвычайно эффективное, если ни решающее оружие. Эта тенденция может в еще большей степени обостриться, если массовое использование получат новые сетевые (прежде всего веб 2.0 и веб 3.0) технологии и системы связи, которые сделают сетецентрическую войну с помощью СМИ реальностью.

Автор: А.И. Подберезкин


[1] Савин Л. Новые способы ведения войны. Как Америка строит империю. – СПб.: Питер, 2016. – С. 114.

[2] Макконнелл Б. Сетевое общество и роль государства // Россия в глобальной политике. 2016. Март–апрель. – № 2. – С. 131.

[3] Проект долгосрочной стратегии национальной безопасности России с методологическими и методическими комментариями: аналит. доклад / [А.И. Подберезкин (рук. авт. кол.) и др.]. – М.: МГИМО-Университет, 2016. Июль. – 86 с.

[4] Conflict Barometer. 2012 / Heidelberg Institute for International Conflict. 2013. P. 2.

[5] Подберезкин А.И. Боришполец К.П., Подберезкина О.А. Евразия и Россия. – М.: МГИМО (У), 2014. – С. 22.

[6] Мухаметшина Е. Основными противниками жители России считают США, Украину и Турцию // Ведомости. 2016. 3 июня.

 

27.04.2017
  • Аналитика
  • Военно-политическая
  • Органы управления
  • Россия
  • США
  • Глобально
  • XXI век