Анализ современного бытия человечества наглядно свидетельствует о том, что основным субъектом геополитики становятся цивилизации[1]

А. Владимиров, военный эксперт

Это (цивилизационный подход) обеспечивает довольно простую и ясную систему понимания мира, позволяет определить узловые моменты многочисленных конфликтов и предсказать возможные пути развития будущего…[2]

С. Хантингтон, политолог

Уже говорилось о приоритетном значении факторов опасностей и угроз, вытекающих из противоборства локальных человеческих цивилизаций в XXI веке, которое не учитывается до настоящего времени при анализе угроз национальной безопасности России, а, значит, и фактически не участвуют в формировании стратегии противоборства. Между тем именно они являются теми новыми системными факторами, наиболее ярко характеризующими опасности и угрозы безопасности нации, обществу и личности, требующими наиболее приоритетного внимания. Еще хуже то, что не только на Западе, но и на Востоке — в исламском мире и Китае, Индии и в Бразилии — политика безопасности не только учитывает значение формирований ЛЧЦ и их коалиций, но и в полной мере пытается делать на них ставку: каждая из стран-лидеров пытается стать в той или иной мере уже и лидером ЛЧЦ или, как минимум, региональным лидером[3].

Традиционное противоборство в мире между нациями — государствами сменилось в XXI веке противоборством военно-политических коалиций, сформированных и формирующихся на основе центров силы, которые, в свою очередь, создаются на базе ЛЧЦ, входящих в них государств и отдельных акторов, объединенных цивилизационными интересами и ценностями. Появление феномена ИГИЛ (а до этого ХАМАЗа и ООП) отнюдь не случайно. Логика возникновения и развития, например, военно-политической коалиции западной ЛЧЦ, которая в последние десятилетия инициировала множество военных конфликтов от Югославии до Сирии и Йемена, — выглядит следующим образом:

Рис. 1.

Таким образом, возникновение и стремительное развитие локальных человеческих цивилизаций и созданных на их основе неких ценностных общностей и интересов военно-политических и финансово-экономических коалиций в решающей степени влияет в XXI веке на формирование МО и ВПО. Более того, в XXI веке центр противоборства субъектов международных отношений и их отдельных акторов сместился именно в сторону противоборства этих локальных человеческих цивилизаций за сохранение и продвижение ими своих систем ценностей и интересов, что однако далеко не всеми и не всегда признается и учитывается при анализе состояния и развития международной обстановки в XXI веке.

Между тем именно ЛЧЦ и созданные на их основе союзы    и коалиции стали в нашем столетии решающими системными факторами обеспечения безопасности, что открыто и постоянно признается в основных документах США, странах — союзниках и иных государствах. Так, в Стратегии национальной безопасности США, принятой в феврале 2015 года, прямо подчеркивается, что безопасность США основывается на двух важнейших факторах — военно-технологическом превосходстве и «обновленных союзах»[4]. Именно «обновленный союз» и является той военно-политической коалицией западной ЛЧЦ во главе с США, которая сегодня вы- ступает важнейшим системным фактором угрозы безопасности России.

Некоторое представление о значение системного фактора противоборства западной ЛЧЦ дают сопоставления военно-политических и военно-экономических потенциалов коалиций и ЛЧЦ, сделанные экспертами Центра военно-политических исследований МГИМО–Университета в 2013–2016 годах сделанных по методу Саати. Напомним, что выше мы рассматривали прямую взаимосвязь между понятием «потенциал» и «опасность», которые превращаются в прямую и непосредственную угрозу по мере появления соответствующих политических «намерений», Именно поэтому потенциал ЛЧЦ и перспективы его увеличения имеет решающее значение для анализа опасностей и угроз. На предлагаемой карте видно примерное геополитическое распределение ЛЧЦ, сложившееся в начале ХХI века:

Рис. 2. Геополитическое распределение потенциалов ЛЧЦ

По аналогии со значением, местом и ролью систем ценностей локальных человеческих цивилизаций, их потенциалы играют исключительно важное значение, определяя границы потенциальные возможности не только наций, но и возможных коалиций и союзов. Так, в случае реализации планов США по созданию Трансатлантического и Транстихоокеанского партнерств (ТАП и ТТП), объединенные финансово-экономические, демографические и военно-политические  ресурсы  западной  локальной человеческой цивилизации, контролируемые США, будут составлять от 50%  до 70% мировых ресурсов. Сказанное, в конечном счете, означает, что такая военно-политическая коалиция сможет какое-то время гарантировать сохранение необходимых для США и их союзников, сложившихся в ХХ веке финансово-экономических и военно-политических систем. Так, например, сравнение военно-экономических потенциалов ЛЧЦ и их коалиций иллюстрирует масштаб возможных опасностей и угроз для других ЛЧЦ:

Таблица 1. Сравнение военно-экономических потенциалов ЛЧЦ[5] (оценка  экспертов  ЦВПИ,  2015 г.)

Сказанное означает, что не только анализ и прогноз такого потенциала западной ЛЧЦ, но и сама политическая возможность создания западной коалиции имеют исключительно важное значение для формирования будущих угроз и сценариев развития МО в XXI веке. Из сопоставлений видно, например, что «сложение» потенциалов двух крупных ЛЧЦ в одной коалиции (например, Европа+США+др. страны) ведет неизбежно к неравенству потенциалов, т.е. возникновению потенциальных опасностей для любых других ЛЧЦ.

Вряд ли возможно точно оценить экономическую и иные составляющие мощи западной ЛЧЦ, но даже самые простые попытки экспертов это сделать могут иметь большое значение. В Центре военно-политических исследований МГИМО созданы подобные базы данных и сопоставления, которые, однако, из-за невозможности точного качественного анализа не вполне совершенны. В частности, если попытаться рассмотреть сопоставление военно-экономических потенциалов ЛЧЦ, которые играют все более важное значение по отношению к быстро меняющемуся соотношению экономических потенциалов государств и наций, то можно обнаружить интересные данные. Так, различия между военно-экономическими потенциалами российской и североамериканской ЛЧЦ не так уж и велики, а между арабо-мусульманской и западноевропейской практически отсутствуют.

Не менее показательны и различия между ведущими ЛЧЦ   в сравнении военно-политических потенциалов в частности, между китайской и остальными ведущими ЛЧЦ. Применительно к срав- нению российской ЛЧЦ в военно-политической области, обращает на себя внимание ее сопоставимость с другими ведущими ЛЧЦ, где отмечается единственное существенное отставание от американской ЛЧЦ. Наконец, обращает на себя внимание высокая оценка индийской ЛЧЦ и низкая — военно-политического потенциала арабо-мусульманской ЛЧЦ.

Таблица 2. Военно-политический потенциал локальных человеческих цивилизаций

Стремительное развитие информационно-технических средств обработки и передачи информации с конца XX века привело к еще большему изменению их политической роли, превратив их в главные инструменты политики всей западной ЛЧЦ, которые оттесняют довольно успешно традиционную дипломатию и военную силу, создав, по сути, новый политический феномен — «новую публичную дипломатию». Примеры того, как массово и эффективно используются СМИ и ИКТ западной ЛЧЦ показывают, что можно целиком деформировать общественное мнение практически в любых масштабах легитимизировать любые нарушения между- народного права. Именно так и происходит в Сирии и на Украине. Мы видим, также, как быстро социализируется уже не толь-

ко информационное, но и политическое пространство, а средства информации, с помощью которых можно контролировать это пространство становятся решающими политическими инструментами. Причем — и это особенно важно подчеркнуть — темпы развития информационно-технических средств значительно опережают темпы их социализации, а тем более политико-дипломатические средства, т.е. мы зачастую, просто не успеваем разработать меры использования и противодействия этому новому виду оружия. Именно так произошло в период «арабской весны», когда политические (а тем более международно-политические) усилия по стабилизации заведомо отставали от усилений по дестабилизации. Надо иметь в виду, что в XXI веке радикально изменились цели вооруженного противоборства, если прежде, до XXI века, главной политической целью войны и вооруженной борьбы был контроль над армией, столицей, промышленными районами, то в настоящее время такой главной целью становится общество, точнее, ее достаточно узкая часть — правящая элита и системы ценностей, реализуемые в интересах[6]. Соответственно меняются и средства влияния (воздействия, контроля) над правящей элитой, той или иной ЛЧЦ, которые необходимы оппоненту, т.е. главной целью противоборства становятся интересы и система ценностей правящей элиты

ЛЧЦ. В самом простом виде приоритетность этих целей можно продемонстрировать на следующем рисунке, который не раз использовался в зарубежной и российской литературе[7]:

Рис. 3.

Очевидно, что если для достижения одних целей (X–XX вв.) требовались свои специфические средства насилия (прежде всего армии), то для достижения других целей в XXI веке (а именно смены системы ценностей ЛЧЦ) требуются уже другие насильственные средства: ВВСТ здесь могут быть уже неэффективны. Их наличие и развитие становится критически важным фактором системной безопасности ЛЧЦ, наций и государств. Речь идет о СМИ, интернете и социальных сетях, с помощью которых создается не только  новая  виртуальная  реальность,  но  и  трансформируется в реальность политическую, экономическую, социальную. Как, например, на Украине, где «виртуальная реальность» русофобства стала политической реальностью.

Эти новые средства не просто новые средства силовой борьбы. Они качественно другие, а именно — «средства принуждения», которые представляют собой единую систему силовых средств коалиции, не разделенных как прежде на «вооруженные» (военные) и невоенные.

Такой подход означает, что в современном противоборстве новую и очень важную роль системного фактора обеспечения безопасности играют:

—           во-первых, коалиции и союзы государств, в частности, способных противостоять коалиции западной ЛЧЦ;

—           во-вторых, силовые средства, объединенные в систему средств нападения и защиты, когда возникает новое качество силы, имеющая синергетический эффект, от объединения «мягкой» и «жесткой» силы;

—           в-третьих, умение защищать национальную систему ценностей и интересы ЛЧЦ;

—           наконец, в-четвертых, способных противодействовать сетецентрическому характеру использования «средств принуждения».

Рис. 4. «Средства принуждения» политики ЛЧЦ и их коалиций в XXI веке

Очевидно, таким образом, что без обладания именно этими средствами (как с точки зрения нападения, так и эффективной защиты) ЛЧЦ, вы уже не можете говорить ни о какой эффективной обороне. В нашем случае — не только эффективном стратегическом или даже ядерном сдерживании[8].

Использование новых смыслов, концепций и идей, возможность и способность их внедрения в понимание обществом меняет его представления не только о политических целях и задачах, но даже о системе ценностей и национальных интересах. Именно это и произошло в странах СЭВ и ОВД, а также в СССР, где в 70-е–80-е годы изменили сначала понимание основных идеологических и цивилизационных целей, а затем и понимание ценностей и национальных интересов у значительной части правящих элит и их лидеров. Это, кстати, немедленно отразилось и на безопасности не только самих государств, но и их лидеров (Чаушеску, Хонеккера, Живкова и др.), их возможностях принимать самостоятельные решения. Это стало прямой угрозой и российской ЛЧЦ

В начале XXI века стало окончательно ясно, что парадигма безопасности изменилась. Ее важнейшим системным фактором стала безопасность ЛЧЦ, а не государств, цивилизационных ценностей и интересов которые способны защищать соответствующие коалиции ЛЧЦ. У вас может быть значительно больше ВиВСТ и лучшего качества, лучше подготовлены ВС, но ваша армия не выполнит главной задачи — она не сохранит суверенное право правящей элиты принимать самостоятельные решения в соответствии с ее национальными интересами[9]. Очень иллюстративен в этой связи пример с развернутыми в Сирии российскими средствами ВКС   и РЭБ, которые превратили значительную часть страны фактически в «бесполетную зону» и обеспечили выживание Б. Асада, но этот успех не помог решить стратегической задачи развития российской ЛЧЦ, темпы прироста ВВП которой, уровень жизни, демографические показатели, уровень развития промышленности и технологий развивались в последние 30 лет не только в 3–5 раз медленнее, чем в Китае и Индии, но и в 2 раза медленнее, чем во всем мире.

В конечном счете, это означает, что в противоборстве ЛЧЦ российская сторона уступила западной ЛЧЦ, поставив себя на грань выживания.

>>Полностью ознакомиться с аналитическим докладом А.И. Подберёзкина "Стратегия национальной безопасности России в XXI веке"<<