Логика развития сценария и вариантов ВПО

Всякий раз, когда приходится принимать решение о вступлении в войну, необходимо знать не только то, что вы способны нанести врагу военное поражение, но и иметь очень ясный план игры – план, который позволит вам поддерживать мир[1]

Дж. Тенет, бывший директор ЦРУ США

Тот или иной вариант развития сценария ВПО, как мы уже говорили, зависит прежде всего от развития конкретного варианта МО, одновременно влияя на формирование этого варианта. При этом политический вариант МО изначально выступает в качестве объективно доминирующей тенденции. В качестве иллюстрации решающего влияния первой, «политической», тенденции, которую условно можно назвать «иерархичной», можно привести два сражения, имевших в своё время огромное военное значение и результаты, но не изменивших в конечном счёте политику и состояние МО в регионе и даже в известном на то время мире. Это – классика, победа

Ганнибала при Каннах и победа Мстислава Владимировича в 1024 году над Ярославом Мудрым в ночном бою при Листвине. Обе победы, как известно, не принесли позитивного политического результата.

Битва при Каннах состоялась в 216 г. до н.э. Это было кульминационное сражение Второй Пунической войны. Римская армия в этой битве существенно превосходила карфагенскую, но Ганнибал сумел ее победить. Потери римлян достигали 70 тысяч человек, среди которых было 80 сенаторов и другие должностные лица.

В общем, для Республики Канны стали катастрофой. Суть маневра Ганнибала под Каннами состояла в том, что при атаке римлян он приказал центру своей армии планомерно отступать, а флангам растянуться и обогнуть неприятеля полумесяцем  (см. схемы 1 и 2).

Схема 1. Расположение войск перед началом битвы.

Ганнибал не только сумел сконцентрировать свои лучшие войска на главных направлениях удара, не создав сплошной линии фронта, но и окружить превосходящие силы противника. Уже вскоре после начала сражения римляне оказались сдавленными до такой степени, что из-за невероятной тесноты не могли взмахнуть ни копьями, ни мечами. Началась рубка окруженных. Среди дополнительных факторов победы иногда отмечают встречный ветер, который нес римлянам пыль в глаза и затруднял видимость[2].

Схема 2. Маневр Ганнибала.

Очень похожа по своему ходу, замыслу и результатам битва при Листвине. В битве 1024 года между двумя братьями Ярославом и Мстиславом в 1024 году при Листвине, главную силу Ярослава Мудрого составляло наемное войско варягов во главе с конунгом Якуном Слепым. У Мстислава Владимировича вместо наемников были ополченцы-северяне, жители Черниговской области, и его собственная боевая дружина. Считается, что Ярослав построил варягов на римский манер в форме фаланги. Мстислав же разделил силы на части. В центр он поместил ополченцев, а на фланги выдвинул дружину. Впервые в истории древнерусских войн Мстислав расчленил боевой порядок по фронту (то же самое сделал при Каннах Ганнибал). В итоге Ярослав был полностью разбит, был вынужден уступить своему брату земли восточнее Днепра, но вернул их все себе после смерти бездетного брата, т. е. решающая политическая победа осталась за ним[3]. Таким образом решительные и блестящие победы в сражениях двух гениальных полководцев не смогли в итоге изменить общий ход развития доминировавшего сценария МО: переход к одному из конкретных вариантов развития этого сценария МО в конечном счете закончился политическим поражением как Мстислава, так и Ганнибала. Таким образом, даже решительные и выдающиеся победы Ганнибала и Мстислава, изменившие ВПО того времени, не привели к политическим победам, которые в итоге были обусловлены другими факторами и тенденциями в развитии МО и ВПО.

Иными словами, анализ и прогноз развития того или иного сценария МО должен делаться не только для изучения основных факторов, формирующих МО и взаимоотношений между ними, но и для анализа последствий влияния конкретных сценариев и их вариантов МО на вероятное развитие ВПО и СО, которые в данном случа будут обладать своими особенностями и субъектностью, прежде всего, военно-политическими и военно-техническими. В истории нередко случалось, что решительные изменения в формировании СО, которых удавалось добиться победами или поражениями в одном или даже нескольких сражениях, более того, как мы видим, даже изменениями в ВПО, не влияли на конечные политические результаты войн и будущее состояние МО в регионе и в мире.

Развитие какого-либо варианта сценария МО представляется наиболее логичным и вероятным с точки зрения факторов и тенденций, формирующих МО, но с точки зрения существования того или иного варианта сценария ВПО (а тем более перспектив его развития) подобный сценарий оказывается не реализуемым[4]. Возникало противоречие, которое разрешалось во многом на субъективных условиях «превосходства политической власти и авторитета».

И, наоборот, нередко частные и даже не очень крупные изменения в СО могут серьезно повлиять на развитие того или иного сценария ВПО и даже МО. Попробую проиллюстрировать эту мысль на следующем примере. Как известно, после Второй мировой войны США пытались активно использовать монополию на ЯО в качестве силового инструмента своей политики в отношении СССР. При этом решающее значение имело не только количество созданных в США ядерных боезарядов, но и созданные в конце войны стратегические бомбардировщики Б-29, своего рода «чудотехники», способного донести груз порядка 9000 кг на расстояние в несколько тысяч километров. Собственно создание этой бронированной и оснащенной 12 пулеметами «суперкрепости», по мнению военных в США, гарантировало им возможность нанесения массированного удара по СССР.

Таким образом существовавшая в те годы МО и ВПО характеризовалась во многом наличием у США запасов ЯО и многочисленных и неуязвимых средств его доставки. Иными словами, США фактически контролировали развитие СО в целом ряде регионов планеты с помощью своего потенциала ЯО и стратегических бомбардировщиков. Вплоть до начала 50-х годов существование этой концепции выглядело оправданным: ни авиации СССР, ни первые ракетные комплексы ПВО не могли гарантированно защитить, как показывали учения) крупнейшие районы России от атомной бомбардировки[5]. Именно массовое развертывание ЗРК С-25, С-75 и С-125 позволило к концу 50-х годов радикально изменить не только региональную СО в Европе, но и в мире, что, в свою очередь, привело к изменению глобальной ВПО в 60-х годах. Особенно в связи с развертыванием первых БР СССР.

Эта американская концепция, однако, претерпела существенные изменения уже после того как массированные налеты Б-52 в Корее 12 апреля и 30 октября 1951 года привели к массовым потерям не только бомбардировщиков и сопровождавших их истребителей, но и не выполнением поставленной задачи. Эти «черные четверги» и «черные вторники»[6] показали, что система ПВО, созданная СССР в Корее, способна нейтрализовать американское превосходство, что полностью изменило стратегическую обстановку (СО) на Корейском полуострове, но, по сути, создало новую ВПО в регионе, когда США и их союзники уже не могли претендовать на военное превосходство.

В 1972 году во Вьетнаме и в 1970 году в Египте ЗРК СССР С-75 и С-125 продемонстрировали, что даже массированное применение самых современных самолетов уже не может дать гарантированный результат.

Одновременно произошло и изменение ВПО в мире потому, что в США поняли, что нападение на СССР с помощью стратегической авиации будет нейтрализовано силами ПВО, а на суше последует незамедлительный ответ. В свою очередь, эта констатация отразилась и на глобальной МО – США уже не могли претендовать на то, что смогут бесконтрольно использовать военную силу и угрозу применения ЯО по всему миру.

Таким образом взаимосвязь МО-ВПО и СО, существующая в реальном военно-политическом мире, как и обратное влияние развития того или иного сценария СО на ВПО и на МО, требуют самого внимательного отношения изучения не только с военно-технической, но и с политической и военной стороны. Причем, по мере развития у государств силовых (не военных) возможностей влияние того или иного сценария развития ВПО, а тем более СО, на сценарий МО уменьшается. Особенно это стало видно в самые последние десятилетия, когда финансово-экономические санкции и информационно-когнитивные средства воздействия в целом ряде случаев вытеснили чисто военные средства принуждения. Так было не только в Египте, но и на Украине, а до этого во всех странах ОВД и большинстве советских республик – от Литвы до Киргизии.

Суждения и рекомендации, вытекающие из анализа взаимовлияния этих сценариев и их вариантов, имеют огромное значение для оценки современного состояния ВПО и прогноза его развития на будущее. В этом, на мой взгляд, заключена главная трудность современного военно политического анализа и прогноза, которая особенно характерна для российской правящей элиты и экспертов: политики и эксперты политического уровня настолько далеки по образованию, используемым знаниям и даже используемому научному аппарату от военачальников и военных экспертов, что, как правило, нередко даже не могут понять друг друга. Особенно, когда возникают уже не только профессиональные, но и политико-идеологические разногласия, которые в принципе неизбежны. С этим автор нередко сталкивался не только на научных семинарах и дискуссиях в органах власти, но и в работах на НИР, которые осуществлялись совместно несколькими (иногда десятками) учреждений и организаций. В дальнейшем мы периодически будем сталкиваться с такими противоречиями, которые особенно ярко проявляются между политическими лидерами и военачальниками.

Преодоление этих противоречий в истории внешней и военной политики – от истории борьбы Карфагена и Рима до истории гитлеровской Германии – яркая иллюстрация взаимосвязи развития сценариев МО и ВПО, которая вполне актуальна и в настоящее время. Удачные для нападающей стороны действия против превосходящих сил противника могут привести к резкому изменению не только СО, но и ВПО в регионе (Сомали, Афганистан), но крайне редко в нынешних условиях военная сила становится тем инструментом, который может серьезно повлиять на формирование того или иного сценария МО. Самый яркий пример – наиболее боеспособная и мощная советская армия, превосходящая – по качеству и количеству ВВСТ, ВС и опыту военных действий, – всех государств, которая оказалась не способной защитить свой блок и своё государство на рубеже 90-х годов.

Автор: А.И. Подберезкин

>>Полностью ознакомиться с монографией "Оценка и прогноз военно-политической обстановки"<<


[1] Тенет Дж. В центре шторма. Откровения экс-главы ЦРУ. М.: Коммерсант, Эксмо, 2008, с. 495.

[2] Военная история: Учебник для военных вузов. СПб.: Питер, 2018, с. 45.

[3] Дегтярёв А.П. История России: войны и вооруженные конфликты: справочное издание. М.: КНОРУС, 2019, с. 86.

[4] См. подробнее о новых сильных субъектах ВПО: Новые военно-промышленные державы / М.С. Барабанов, С.А. Денисенцев, А.И. Лавров и др.; под ред. Р. Н. Пухова. М: Центр анализа стратегий и технологий, 2016. 168 с.

[5] Развертывание в 1955 году первых ЗРК С-25 «Беркут» и с 1959 года С-75 сделало такие концепции бессмысленными. См. подробнее: От «Беркута» до «пятисотки». Траектория лидерства. М.: ИД «Медиа Центр», 2020, сс. 50–62.

[6] 12 апреля («черный четверг») 1951 года 48 американских стратегических бомбардировщиков В-29А «Суперфотресс» попытались нанести массированный удар по корейскому городу Сингисю. Их охраняли 18 истребителей F-86 Sabre, 34 F-84 Thunderjet и 24 F-80C Shooting Star. На перехват этих 124 самолетов вылетели 44 советских МиГ-15. Потом подсчитали, что воздушный бой у берегов реки Ялуцзян шёл всего девять минут. За это время наши лётчики, по официальным данным, признанным американцами, уничтожили 12 бомбардировщиков и 5 истребителей США. А в апреле 1951-го, сообщили, что на аэродромы взлёта вернулись только 23 из 48 В-29А, остальные были подбиты и упали в море. В любом случае, таких массовых потерь техники и пилотов у США ещё не было. Они надолго прекратили посылать на бомбардировки большие группы самолетов. Вылетали поодиночке, в основном, по ночам. «Черный вторник» 30 октября того же год повторил по сути это сражение после чего США отказались от массированного применения стратегических бомбардировщиков.

 

23.04.2021
  • Аналитика
  • Военно-политическая
  • Органы управления
  • Глобально
  • XXI век