Логика эволюция развития базового сценария («Сценария № 3») ВПО в 2018–2025 годы

 

Полезно и необходимо посмотреть логику развития МО-ВПО-СО прежде всего с более «высокой», более приоритетной, точки зрения отношений между основными ЛЧЦ и их формирующимися коалициями в XXI веке[1]

 

В 2018 году в центре внимания анализа военно-политической обстановки в мире стал анализ варианта («Вариант № 3») базового сценария развития («Сценария № 3») ВПО «Нарастание элементов военного противоборства преимущественно с Россией», который стал, на мой взгляд, основной формой силовой реализации сценария развития МО «Эскалация военно-силового противоборства». Как частное проявление этого сценария МО в военно-политической области, данный сценарий отличался от других сценариев ВПО («Глобального конфликта» и «Региональных военно-силовых противоборств») достаточной универсальностью, меньшей степенью риска, но, главное, приоритетностью реализации: США и их союзники по коалиции во втором десятилетии рассматривают именно Россию и ее политику как главную угрозу сохранению своей финансово-экономической и военно-политической системы в мире. Ни КНР, ни исламские государства, ни Иран, ни КНДР, не создают альтернативы – политической и военной – стремлению к сохранению гегемонии западной военно-политической коалиции. Причем именно развитие сценария ВПО № 3 в «Варианте № 3» яснее всего подтверждает этот выбор.

Но подобный приоритет может быть сменен в 2018–2025 годы на приоритет «Вариант № 2» («Глобальный подход») или приоритет «Варианта № 1» («Ревизионисты»), либо – что также не исключается – на повестку дня могут быть поставлены Западом все три приоритета. Поэтому тактика западной коалиции в переходный период 2018–2025 годов заслуживает самого пристального внимания, что имеет особенное значение, если Россия сможет наконец в реальности реализовать идеи В.В. Путина, высказанные в послании 1 марта 2018 года о «технологическом скачке».

На мой взгляд, «Вариант № 3» сохранит свою приоритетность на весь «переходный период» потому, что силовое давление на исламские центры силы Запада вполне совместимо с теми ресурсами, которые затрагивались прежде, и не будет требовать большего. По сути дела у США и их коалиции остался единственный мощный противник – Иран, – который не требует немедленных военных действий, вполне договороспособен и не планирует сколько-нибудь серьезных проблем.

Может показаться, что нарождающийся новый центр силы – Китай – может представить военную угрозу, что в действительности маловероятно по двум основным причинам.

Во-первых, КНР потребуется ещё, как минимум, 10–15 лет, чтобы создать боеспособную армию, которая могла бы конкурировать с США. Военное развитие Китая идет быстрыми темпами, но дистанция с США еще не преодолена.

Во-вторых, США укрепляют двусторонние отношения с бывшими союзниками КНР, превращая их в своих союзников по военно-политической коалиции – Вьетнамом, Монголией, КНДР и другими странами, но прежде всего Индией.

Наконец, важен и геополитический фактор: Китай уязвим для США, их баз и союзников, А США – нет. Поэтому западная военно-политическая коалиция фактически планирует коалиционную политику силового давления на КНР, используя в этих целях партнеров, соседей и противников Китая – лот Вьетнама и Лаоса до Японии, Индонезии, Пакистана и Индии. Фактически это означает, что КНР оказывается «в кольце» потенциальных противников, сохраняя только тыл на северо-западе и севере со стороны России, что во многом и объясняет заинтересованность Китая в России.

Понять и объяснить каждый из этих потенциально возможных конфликтов или войну в Евразии можно самыми разными, в т.ч. прямо противоположными причинами, но общий «знаменатель» для них и всего процесса обострения ВПО можно не только исходя из логики конфликта западной ЛЧЦ с другими ЛЧЦ за сохранение своего контроля в мире над сложившимися по его замыслу финансово-торговыми и политическими системами, но и из логики конфликта между другими ЛЧЦ, которая «укрепляется» новыми военно-техническими возможностями[2]. Причем ВПО в динамике видится в будущем очень противоречиво.

Так, на примере сравнения ВМФ КНР и Индии, мы видим, что эти возможности после 2030 года выглядят вполне сопоставимо[3].

Соотношение ВМФ Индии и КНР в 2030

 

INDIA

CHINA

CLASS

QTY 2011/2030

QUALITATIVE JUDGMENT

QTY 2011/2030

QUALITATIVE JUDGMENT

Авианосцы

1 / 3

INS Viraat is planned for decommissioning once INS Vikramaditya and the indigenous CVs are commissioned.

0 / 3+

While the combination of the three Chinese CV are likely to have a larger complement of aircraft, the Chinese are not as advanced as the Indians in the operations of CV and task forces. By 2030, however, they will have achieved a minimum level of competency that will permit out of area operations.

Авиация ВМФ

~39 per CV

INS Vikramaditya: 24 fixed wing aircraft (Mig-29 / Tejas) and 10 helicopters. Vikrani class indigenous CV – 29 fixed wing, 10 helicopters.

~50 per CV

Varyag-class: 26 fixed wing aircraft (J-I5) and 24 helicopters. Indigenous CV – 24–26 fixed wing, up to 24 helicopters.

Эсминцы

10 / 18

The Kolkata class guided missile destroyer program will produce 10 vessels from 2012. They feature good anti-ship, anti-air capabilities and some land attack capacity.

26 / ~26

Many destroyer captains are also naval pilots.

Фрегаты

12 / 12+

 

53 / ~40

 

ПЛА

1 / 6

 

5 / 6–12

The in-service Han class are obsolescent and unlikely to be in service in 2030.

Не ядерные подводные лодки

15 / 12

By 2025, India's Kilo and U209s are likely to retire leaving a fleet of:

– 2 Akula II improved

– 6 U214 / S–80 / Marl in / Amur 1850 (Procurement under discussion)

– 6 Scorpene

49 / ~60

The majority are designed for shallow regional waters and have short ranges. Thus, they are unlikely to be used in the Indian Ocean without significant improvement to logistics. The Song class boats are being sold to Pakistan, which may result in Chinese subs being able to be supported from Pakistani naval bases. Since the 1990s China has produced an average of two new conventional attack submarines annually, and has a demonstrated industrial capacity to produce at twice that rate, if required. China also possess a significant fleet of submarine 23 support vessels.

Суда пополнения запасов (Replenishment Vessels)

3 / ~1

 

7 / ~8

 

 

Как видно, к 2030 году ВМФ КНР будут мощнее индийских, но не качественно.

Эти нормы и правила по сути имели со стороны Запада не столько международно-правовое, сколько цивилизационное обоснование. Именно поэтому он стал конфликтом не столько между старым и новыми центрами силы, сколько конфликтом между ЛЧЦ.

Таким образом, в процессе анализа и прогноза разрабатывается как логико-теоретическая схема (модель), так и эмпирическая, причем как первая, так и вторая, взаимно дополняют друг друга и не должны (в идеале) вступать в радикальные противоречия, исключающие полностью один из двух анализов. При этом изначально выдвигается условие, что в итоге должен остаться «только один», наиболее вероятный вариант сценария развития МО, который и является рабочей гипотезой для эмпирического анализа. Так, логико-теоретическая модель развития МО в упрощенном виде (как и всякая модель) представляется следующим образом: (рис.)[4]. Она доказывает, что выбор «Сценария № 3» в его «Варианте № 1» – не случаен: дальнейший ход событий после 2025 года сделает стратегию западной коалиции гораздо более сложной, ведь ей придется так или иначе ориентироваться на множественные вызовы.

Таким образом, из рисунка, отображающего логическую модель МО и взаимосвязи с ней ВПО и СО, видно, что будущий сценарий развития МО предопределяется развитием и взаимоотношениями между ЛЧЦ и формируемыми ими союзами и коалициями, а конкретный (наиболее вероятный) вариант того или иного сценария развития МО и вытекающего из него вариант сценария ВПО является следствием таких взаимоотношений. Это первое и главное исходное теоретическое положение анализа и стратегического прогноза развития МО.

Другое теоретическое положение относится к структуре собственно международной обстановки, а также факторам и тенденциям, влияющим на ее развитие. В различных работах мы по-разному, иногда достаточно подробно описывали свое видение этой проблемы[5]. В данном случае необходимо отметить, что рассматриваются три основные группы объективных факторов и тенденций, влияющих на формирование (в т.ч. вероятность) того или иного сценария МО:

– глобальных, мировых тенденций в развитии человечества – экономических, информационных, биологических, экологических, финансовых и т.д., чье влияние сказывается на всех сторонах формирования МО и ВПО;

– группа традиционных факторов – субъектов МО – государств и наций, но, прежде всего, локальных человеческих цивилизаций;

– группа относительно новых факторов – негосударственных и межгосударственных акторов, участвующих в формировании и развитии МО:

а) международные организации и институты, коалиции, союзы и пр.;

б) негосударственные акторы – общественные организации, партии, сетевые сообщества и др.

Кроме этих трех групп объективных факторов огромное значение для формирования МО в XXI веке стала играть группа субъективных факторов, связанных с национальным (цивилизационным) человеческим капиталом и его институтами, а также процессом подготовки и принятия политических решений. Эта группа факторов выделилась из группы объективных глобальных тенденций и стала играть самостоятельную, все возрастающую роль только в XXI веке, хотя и в прежней истории человечества ее было невозможно полностью игнорировать[6].

В целом все группы в совокупности представляют десятки тысяч факторов, субъектов, акторов и тенденций, большинство из которых может иметь много характеристик и параметров. Так, только один из традиционных субъектов МО – государство, – например, Российская Федерация, имеет сотни важнейших параметров и критериев – от численности населения и территории, до величины ВВП, внешнего долга и численности ВС, – которые влияют на формирование существующего и будущего сценария развития МО. Как уже говорилось, до настоящего времени традиционно используются в прогнозах в основном оценки только традиционных показателей и критериев – демографические, географические, финансовые. Поэтому конкретный вероятный сценарий развития МО неизбежно должен учитывать максимально полно не только эти «физические», реалии, но и идеологические «намерения» правящей элиты по реализации этих реалий.

Для целей анализа и прогноза такое огромное число факторов и их показателей не является принципиальным затруднением. Существующие мощности вычислительной техники позволяют, например, одному из компьютеров Концерна ВКО «Алмаз-Антей» отслеживать в реальном времени состояние более 50 000 факторов, т.е. – если применить к оценке МО – тысяч факторов, формирующих МО. Проблема заключается в построении методики и алгоритма, которых до сих пор не существует. Так, судя по всему, прогноз будущей ВПО делается до сих пор на основе анализа всего лишь двух групп факторов – количества и качества ВиВТ и численности ВС.

Автор: А.И. Подберёзкин

>>Полностью ознакомиться с учебным пособием "Современная военно-политическая обстановка" <<


[1] Подберёзкин А.И., Соколенко В.Г., Цырендоржиев С.Р. Современная международная обстановка: цивилизации, идеологии, элиты. – М.: МГИМО-Университет, 2014. – С. 58–66.

[2] Долгосрочное прогнозирование развития отношений между локальными цивилизациями в Евразии: монография / А.И.Подберёзкин и др. – М.: Издательский дом «Международные отношения», 2017. – 357 с.

[4] Подберёзкин А.И. Военные угрозы России. – М.: МГИМО-Университет, 2014.

[5] Подберёзкин А.И. Вероятный сценарий развития международной обстановки после 2021 года. – М.: МГИМО–Университет, 2015. – С. 32.

[6] Подберёзкин А.И. Раздел «Формирование целей на основе приоритетов интересов». В кн.: Формирование современной военно-политической обстановки. – LAP LAMBERT Academic Publishing, 2018. – P. 455–489.

 

11.05.2020
  • Аналитика
  • Военно-политическая
  • Органы управления
  • Россия
  • США
  • Азия
  • Китай
  • XXI век