Концепция многополярности: роль ЛЧЦ и развитие МО в мире … преобладающей тенденцией мирового развития является формирование многополярной системы международных отношений, опирающейся на несколько самостоятельных центров силы, претендующих на конкуренцию с единственным центром силы, существовавшим до этого, – западной цивилизацией[1]

Авторы ЦВПИ МГИМО

Очень многие явления общества, внедряемые модели развития – экономического, политического, духовного и т.д. – можно рассматривать как действия, оказывающие свое влияние на процесс цивилизационного развития…[2]

С. Белкин, философ

Концепция многополярности, ставшая предметом бурного обсуждения политологов в последние два десятилетия, на мой взгляд, не заслуживает такого внимания. Она в самом общем виде сводится к попыткам объяснения потери абсолютной власти США и их контроля в мире, что, на мой взгляд, не требуется. Но в этой концепции неким «краешком» оказалась использована гораздо более продуктивная мысль о нарастающем противоборстве между локальными человеческими цивилизациями и их (по Хантингтону) «стержневыми» государствами. Примером таких государств в XXI веке служат США и КНР[3].

[4]

[5]

[6]

В интересах этой работы я не считаю необходимым ещё раз останавливаться на анализе сущности такого явления как «цивилизация» или «локальная человеческая цивилизация», а тем более истории вопроса и обзору работ авторов достаточно многочисленных концепций, возникших еще в ХVIII веке. Вполне достаточно, на мой взгляд, просто «зафиксировать» этот тезис. Отмечу только, что, на мой взгляд, самое сильное влияние изначально оказали концепции В. Данилевского, С. Хантингтона и А.Тойнби, а также ряда российских учёных. Согласно некоторым теориям локальных человеческих цивилизаций, к сторонникам которых я отношу также себя, мир состоит из многообразия самых разных уникальных культур. Причём, когда я говорю культура, то имею ввиду совокупность знаний, опыта, традиций, национальных особенностей в той или иной сфере человеческой деятельности.

Каждая культура имеет свой путь развития, уникальна и неповторима, развивается своим путем, вносит свой вклад в историю мировой культуры, не существует единой лестницы культур[7]. Более того, экономические традиции и практика, политическая и социальная системы, научные школы и т.д. во многом являются продуктом развития сложившихся цивилизационно-национальных систем ценностей. Так, правовая система Киевской Руси стала результатом влияния славянской традиции, православия и творчества государственных институтов. Другими словами, каждая ЛЧЦ обладает свое собственной системой ценностей, которая, как правило, является более приоритетной, чем система ценностей национальная, государственная, классовая или групповая.

Но, главное, у каждой ЛЧЦ есть свои цивилизационные интересы (выступающие основой любой политики), которые являются более общим, а значит и более важным понятием, по отношению к национальным или государственным интересам, а, тем более, – социально-классовым, групповым или личным. Другими словами, в иерархии интересов цивилизационные интересы, «как правило», доминируют над остальными. «Как правило» – не означает всегда. Бывает и так в истории, что на какой-то период времени система ценностей и интересов более низкого порядка начинает доминировать. Так, социально-классовые интересы большевистской России доминировали в её политике над национальными и даже цивилизационными какое-то время после революции 1917 года, что хорошо иллюстрирует история СССР и современной России[8]. Иногда, групповые и личные интересы, как бывает в истории современной России, становятся более важными, чем приоритеты более высокого порядка. Так, личностные амбиции М. Горбачёва и Б. Ельцина нередко шли вразрез с интересами СССР и России.

Таким образом, общая приоритетность интересов и систем ценностей при самом общем подходе к анализу развития МО и ВПО в мире в принципе выглядит следующим образом:

Из предложенного перечня приоритетов видно что, система интересов и ценностей ЛЧЦ объективно выше не только государственных, но и национальных интересов и ценностей, что неизбежно отражается как на структуре, так и на функциях формирования МО и ВПО. Как правило, эти интересы доминируют над национальными и государственными, либо, как минимум, оказывают на них решающее влияние. Так, система ценностей и интересов шиитов и суннитов исламской ЛЧЦ (даже при всём антагонизме их отношений) является общей по отношению к другим системам ценностей и интересов, особенно западной. Война в Ираке, Сирии, в целом в «Передней Азии», показывает, что религиозная, политическая, клановая борьба между суннитами и шиитами уступают их общим интересам и ценностям по отношению к другим ЛЧЦ[9].

Конечно, важно, чтобы в правящих элитах и обществах национальная самоидентификация достигала такого уровня, когда цивилизационные интересы и национальные интересы осознаются достаточно отчётливо во всех социальных группах, что происходит далеко не всегда. Так, на Украине в последние десятилетия ложные цивилизационные и национальные интересы навязываются искусственно большинству нации, более того, идут нередко вразрез с национальными и государственными интересами.

Эти рассуждения имеют самоё прямое отношение к политике России и её политическому будущему, которое у многих российских политиков с 90-х годов ассоциировалось с будущим западной ЛЧЦ. И это сегодня является крупнейшей политической проблемой России потому, что её правящую элиту ставят перед выбором: политическая капитуляция (при сохранении некоторых преимуществ западной цивилизации и активов), либо противодействие западной ЛЧЦ (при потере от санкций и возможных преследований).

Именно ассоциация своей судьбы с судьбой страны и её будущим является, наверное, главным цивилизационным признаком, который становится и политическим условием существования России. Причём Россия, в действительности, не видится на Западе в качестве части ЛЧЦ, т. е. реального выбора у правящей российской элиты нет. Скорее наоборот, противопоставляется ей уже на протяжении многих столетий. Как справедливо отмечает С. Хантингтон, «Семь из восьми отличительных характеристик западной цивилизации – католическая религия, латинские корни языков, отделение церкви от государства, принцип господства права, социальный плюрализм, традиции представительных органов власти, индивидуализм – практически полностью отсутствуют в историческом опыте России»[10].

Из этого можно сделать, как минимум, следующие выводы:

– необходимо признать (пусть с опозданием), что горбачёвско-ельцинская политика России, ориентированная на «вхождение в Запад» на любых условиях, была ошибкой, а уступки – преступлениями. Тем более она преступна сегодня, как силовое давление стало откровенным и беспощадно-бескомпромиссным;

– будущее России, её перспективы, следует искать в развитии её системы национальных интересов и ценностей, национального человеческого потенциала, т.е. в самой России, а истоки – в её прошлом, традициях, истории, культуре;

– враждебность по отношению к России – естественная, традиционная исторически, политика западной ЛЧЦ, направленная на дезинтеграцию страны и ликвидацию в конечном счете не только её суверенитета, но и национальной идентичности;

– важно понимать, что по отношении к России будут использоваться любые, самые радикальные, меры и приёмы, но, прежде всего, зарекомендовавшие себя в политике Запада по отношению к России – русофобии, искажению реалий, что отчётливо проявилось в политике Украины, – противопоставление «украинского народа» русскому, а Украины – России.

Из этого же порядка приоритета интересов и ценностей вытекает признание того, что противоборство во всё большей степени переходит от противоборства государств-субъектов ВПО к противоборству наций и ЛЧЦ. Это хорошо видно на примере торговли оружием и военной техникой, где за последние 5 лет произошли серьёзные изменения в пользу западной ЛЧЦ, прежде всего, США, Франции, Великобритании, Израиля и ряда других государств, фактически составляющих более 75% общего объема торговли ВТС[11].

 Согласно новым данным о поставках оружия, опубликованным сегодня Стокгольмским международным институтом исследования проблем мира (SIPRI), объём международных поставок основных видов обычных вооружений в 2014–2018 вырос на 7.8% по сравнению с 2009–2013 гг. и на 23% по сравнению с 2004–2008. Пять крупнейших экспортёров военной продукции – США, Россия, Франция, Германия и Китай– обеспечили 75% совокупного объёма мирового экспорта вооружений в 2014–2018 гг. В 2014–2018 гг. поставки оружия на Ближний Восток возросли по сравнению с 2009–2013 гг., в то время как потоки оружия в другие регионы сократились. Разрыв между США и другими экспортёрами вооружений расширяется В 2014–2018 гг. экспорт оружия из США вырос на 29% по сравнению с 2009–2013 гг. Доля США в общем объёме мировых поставок вооружений увеличилась с 30% до 36%. Разрыв между двумя ведущими странами-экспортёрами вооружений также увеличился: в 2014–2018 гг. объём экспортных поставок основных видов вооружений из США был на 75% выше, чем из России, в то время как в 2009–2013 гг. – на 12%. В 2014–2018 гг. более половины (52%) объёма экспорта вооружений США приходилось на Ближний Восток. ‘США еще больше укрепили свои позиции в качестве ведущего в мире поставщика оружия, – отмечает директор Программы вооружений и военных расходов SIPRI д-р Од Флеран. – За последние пять лет США поставляли оружие как минимум в 98 стран; эти поставки часто включали в себя современное оружие, такое как боевые самолеты, крылатые и баллистические ракеты малой дальности и большое количество управляемых бомб. В 2014–2018 гг. объём российского экспорта вооружений снизился на 17% по сравнению с 2009–2013 гг., в частности, из-за сокращения импорта вооружений Индией и Венесуэлой. В 2014–2018 гг. Франция увеличила экспорт вооружений на 43%, а Германия – на 13%. В 2014–2018 гг. на совокупный объём экспорта вооружений из стран-членов Европейского союза приходилось 27% мирового экспорта вооружений. Небольшое число стран за пределами Европы и Северной Америки являются крупными экспортёрами оружия. Китай был пятым по величине экспортёром оружия в 2014–2018 гг. По сравнению с 2004–2008 гг. китайский экспорт вооружений вырос на 195% в 2009–2013 гг. В 2014–2018 гг. экспорт вооружений из Китая увеличился лишь на 2,7% по сравнению с 2009–2013 гг. В 2014–2018 гг. экспорт вооружений из Израиля, Южной Кореи и Турции существенно вырос – на 60%, 94% и 170% в соответственно. За последние пять лет импорт оружия на Ближний Восток почти удвоился В 2014–2018 гг. импорт оружия государствами на Ближнем Востоке увеличился на 87% по сравнению с 2009–2013 гг. и составил 35% мирового объёма импорта вооружений. Саудовская Аравия стала крупнейшим в мире импортёром оружия в 2014–2018 гг., увеличив объём импорта на 192% по сравнению с 2009–2013 гг. Импорт оружия Египтом, третьим по величине импортёром вооружений Press release EMBARGO 11 March 2019, 00:01 AM CET Contact: Alexandra Manolache Communications Officer Mobile: +46 766 286 133 Email: alexandra.manolache@sipri.org в 2014–2018 гг., утроился (206%) по сравнению с 2009–2013 гг. Импорт оружия Израилем (354%), Катаром (225%) и Ираком (139%) также вырос в 2014–2018 гг. Однако сирийский импорт вооружений упал на 87%. Оружие из США, Великобритании и Франции пользуется большим спросом в регионе Персидского залива, где сохраняются конфликты и напряженность, – отмечает Питер Веземан, старший научный сотрудник Программы вооружений и военных расходов SIPRI. – За последние пять лет Россия, Франция и Германия резко увеличили свои продажи оружия в Египет. Азия и Океания по-прежнему крупнейший регион-импортёр вооружений В 2014–2018 гг. доля импорта вооружений государствами Азии и Океании составила 40% в общем объёме мирового импорта вооружений. Однако по сравнению с 2009–2013 гг. этот показатель сократился на 6,7%. Крупнейшими импортёрами оружия в регионе стали Индия, Австралия, Китай, Южная Корея и Вьетнам. Австралия стала четвертым крупнейшим импортёром оружия в мире в 2014–2018 гг. – импорт вооружений увеличился на 37% по сравнению с 2009–2013. Оружейный импорт Индии сократился на 24% в 2014–2018 гг. 58% индийского импорта вооружений в 2014–2018 гг. были из России. Китайский импорт оружия сократился, тем не менее Китая стал шестым крупнейшим импортёром оружия в мире в 2014–2018 гг. «Индия заказала большое количество вооружений у иностранных поставщиков; однако многие поставки сильно задерживаются, – сообщает Симон Веземан, старший научный сотрудник Программы вооружений и военных расходов SIPRI. – Напротив, китайский импорт оружия сократился, так как Китай был более успешным в проектировании и производстве собственного современного оружия». Дополнительные факты

– В 2014–2018 гг. объём импорта оружия сократился в Северной и Южной Америке (–36%), в Европе (–13%) и в Африке (–6,5%), по сравнению с 2009–2013 гг.

– На Алжир приходилось 56% африканского импорта вооружений в 2014–2018 гг. Большинство других государств Африки импортируют небольшое количество вооружений.

– Нигерия, Ангола, Судан, Камерун и Сенегал вошли в пятерку крупнейших импортёров оружия в Африке южнее Сахары. Вместе они составили 56% общего объёма импорта оружия в субрегионе.

– В 2014–2018 гг. экспорт вооружений из Великобритании увеличился на 5,9%. В 2014–2018 гг. 59% британского экспорта оружия пришлось на Ближний Восток, основную часть которого составили поставки боевых самолетов в Саудовскую Аравию и Оман.

– В 2014–2018 гг. импорт оружия Венесуэлой сократился на 83% по сравнению с 2009–2013 гг.

– Китай поставлял оружие в 53 страны в 2014–2018 гг., в 41 страну в 2009–2013 гг. и в 32 страны в 2004–2008 гг. Пакистан был основным получателем (37%) китайского оружия в 2014–2018 гг., как и в течение всех пятилетних периодов с 1991 года.

Из этого же подхода вытекает и вполне логичный факт создания и использования специальных средств противоборства между ЛЧЦ, что, соответственно, ведет к разработке новых способов их применения. Иными словами, принятия концепции возрастания роли ЛЧЦ в формировании МО и ВПО, влечёт за собой достаточно радикальные многочисленные политические, экономические, технологические, информационные и иные последствия, требующие не просто соответственного учёта, но и смены существенных акцентов во внутренней и внешней политике.

Пока что в России наблюдается медленная эволюция в этом направлении, которая приписывается «авторитаризму Путина», хотя она, на самом деле, выражена значительно меньше, чем во Франции или в Венгрии, не говоря уже о Китае, Индии, а тем более Иране, где созданы специальные институты защиты национальной идентичности. В деформированно-искаженном виде они существуют в Польше, и на Украине, где создание автокефальной и «независимой» православной церкви происходило по инициативе власти.

Естественно, что политика, как крайне субъективная область деятельности, может выходить за рамка объективных реалий и представлений. Более того, нередко так и происходит в реальной политике. Явный пример – неадекватная, не соответствующая объективным реалиям, политика М. Горбачёва и Б. Ельцина, которые игнорировали национальные и государственные интересы России, что неизбежно крайне негативно сказалось на национальном развитии. Субъективная политика этих лидеров носила ярко выраженный антинациональный и антигосударственный характер. Исправление этих ошибок, возвращение к национальным интересам и ценностям, – длительный и тяжелый, но неизбежный процесс, в котором в настоящее время задействованы не только Россия, но и другие страны[12].

Примечательно, что только США, Великобритания, а также исламские страны, Индия и Китай, сумели не просто сохранить в предыдущие десятилетия свои национальные системы ценностей, но и существенно укрепить и развить их. В том числе и при помощи политических и информационных средств, сознательно, вкладывая в эти процессы огромные ресурсы. И именно эти страны за последние 30–40 лет дали пример динамичного развития и роста национальной мощи.

Автор: А.И. Подберёзкин