Два подхода к оценке роли ЛЧЦ: доминирующий и игнорирующий

 

Вопрос состоит в том, что необходимо разработать парадигму, которая будет рассматривать более значимые события и давать лучшее понимание тенденций, чем другие парадигмы, оставаясь на том же уровне абстракции[1]

С. Хантингтон

 

 

Существует два основных подхода к оценке роли ЛЧЦ в современном политическом мире.

Первый подход – замалчивание такой традиционной и продолжающей формироваться реальности как локальная человеческая цивилизация (ЛЧЦ), на основе которой уже сложилась западная военно-политическая коалиция, объединяющая более 60 государств. Эти государства в разных случаях по-разному, но всегда координируют свои внешнеполитические действия против других государств и центров силы. В настоящее время в наиболее очевидной форме – против Югославии, Афганистана, Сирии, Ливии, Ирана, КНДР и, конечно же, России. При этом, Запад не стремится афишировать эту коалицию в силу ряда причин, как правило, ограничивая её состав 30 членами НАТО и некоторыми союзными государствами.

В истории человечества противоборство ЛЧЦ играло огромную роль, но далеко не всегда оценивалось относительно роли других субъектов МО – государств. Так, например, противоборство греческой и персидской ЛЧЦ, римской и карфагенской рассматривалось как противоборство, прежде всего, Греции (хотя тогда и не было такого государства) и Персии, Рима и Карфагена.

Ярким примером противоборства ЛЧЦ и религий выступила борьба за Центральную Азию между преимущественно исламскими арабами и китайской империей Тан в 8 веке н.э.  К 751 году арабы завоевали Иран, Ирак, Сирию, Палестину. Несмотря на сопротивление Западно-Тюркского каганата, им удалось захватить его южную часть и включить в состав халифата. С проникновением арабов в регионе постепенно начал распространяться ислам.

В 749 году китайский полководец Гао Сяньчжи взял Ташкент. Для того, чтобы защитить арабский гарнизон в осаждённом Таразе, наместник халифа Абу Муслим послал навстречу китайцам отряд йеменской конницы, к которому присоединилось ополчение тюркских племён, прежде воевавших с арабами. К моменту сражения с обеих сторон собралось по 20—30 тысяч воинов (по другим оценкам, 50 и 100 тыс.), а сражение продолжалось целых пять дней. Китайцы потерпели поражение[2].

Результаты этого исторического сражения оцениваются, естественно, по-разному потому, что имеют очевидное историко-цивилизационное значение[3].

Как видно на карте, битва произошла на пересечении западных интересов китайской ЛЧЦ и восточных интересов мусульманской ЛЧЦ.

Битва положила конец продвижению на запад границ могущественной Танской империи, которая могла стать аналогом империи Чингиз-хана. В то же время китайским военачальникам удалось нанести значительный ущерб арабским силам, что приостановило их продвижение на восток. Арабы тоже не смогли удержаться в Таласской долине. Восстановилось геополитическое равновесие на 500 лет до прихода монголов.

Советские и среднеазиатские учёные настаивают на всемирно-историческом значении Таласского сражения как грандиозного столкновения цивилизаций, однако китайские и некоторые западные учёные видят в битве не более чем рядовую пограничную стычку, отрицая её геополитическое и цивилизационное значение. Между тем, в числе последствий этой битвы называют следующие:

– Был положен предел продвижению арабов на восток.

– Ислам начал распространяться среди тюркских народов.

– Карлуки создали независимое государство.

– Технология производства бумаги через китайских военнопленных проникла на Запад.

– Уйгуры восстановили своё государство в Восточном Туркестане.

– Танская империя начала приходить в упадок, и китайское распространение на запад было остановлено почти на 1000 лет.

– Китайская экспансия в Среднюю Азию остановилась.

В западной политологии лишь некоторые ученые и политики, в частности, З. Бжезинский и С. Хантингтон, отдавали дань и придерживались этого подхода.

Второй подход – реально существующий, но чья роль в формировании МО не случайно замалчивается, исходит из положения о том, что современная МО, как система взаимоотношений огромного числа факторов и субъектов, и результат их противоречивого взаимодействия, прежде всего, находится под сильнейшим влиянием развития основных локальных человеческих цивилизаций (ЛЧЦ), которые, как и в прежней человеческой истории, выступают концентрированным политическим выражением систем ценностей и интересов ведущих государств. К сожалению, этот подход не находит поддержки и среди российских политологов даже после того как был дан старт процессу евразийской интеграции.

По мнению адептов такого подхода, понимание и признание этой особенности позволяет понять и особенности развития современной МО, в частности, те изменения, которые стали очевидны уже в первом десятилетии нового века. Выступление В.В. Путина на мюнхенской конференции по безопасности в феврале 2007 года стало публичным признанием нового этапа в развитии МО. Чуть позже министр иностранных дел России С.В. Лавров следующим образом охарактеризовал эту особенность: «Парадигма современных международных отношений скорее определяется конкуренцией…, её предметом, помимо прочего, становятся ценностные ориентиры и модели развития. ... Запад теряет монополию на процессы глобализации ... отсюда и попытки представить происходящее как угрозу Западу, его ценностям и образу жизни»[4].

В действительности Запад не «пытается представить происходящее как угрозу его ценностям», а именно так и рассматривает происходящее – навязывание своей системы ценности и ликвидация национальной идентичности – суть процессы, которые идут параллельно с попытками ограничить и уничтожить суверенитет. Причем ослабление и потеря суверенитета всегда и неизбежно ведут к потере национальной идентичности и уничтожению нации, потере её членами общности исторической и представлений о будущем. Очень точно это состояние описал русский философ И. Ильин: «Сфера политическая начинается там, где все хотят одного и того же, и притом такого, что у всех сразу будет, или чего у всех сразу не будет»[5] (И.А. Ильин).

Развитие МО во все тысячелетия существования человечества подтверждает эту роль борьбы человеческих цивилизаций. Так, западная ЛЧЦ – система греко-римской традиции, культуры, права и религии, – во главе которой в разное время находились Греция, Рим, Византия, Испания, Франция, а в последние столетия – англосаксонские державы, – в настоящее время находится под сильнейшим влиянием США.

Другой пример – Китай и его ЛЧЦ, которые в определенные периоды захватывали лидерство и доминировали не только в Азии и Африке, но и (во времена Чингизидов) в Европе.

Эта последовательность в развитии МО, безусловно, сохраняющаяся и сегодня, не безусловна для многих, если ни для большинства экспертов и политиков, которые предпочитают иные модели развития ВПО (а иногда и их полное отрицание). Тем не менее в самом конце ХХ века ряд известных политиков и политологов – от авторов международного раздела ХХIV и ХХV съездов КПСС (в которых говорилось о формировании новых центров силы) до С. Хантингтона и А. Тойнби – вновь заговорили о том, что решающее значение на формирование международной и военно-политической обстановки приобретает соперничество нарождающихся новых центров силы и их формирующихся основ – локальных человеческих цивилизаций (ЛЧЦ)[6], – и формирующихся на их основе военно-политических коалиций[7].

Сторонники второго подхода отрицают сколько-нибудь значимую роль ЛЧЦ в современной политике, фактически нивелируя все страны и ЛЧЦ по признакам глобализации. К сожалению, в дальнейшем эти мысли отошли на второй план и перестали быть актуальными потому, что вступили в очевидное противоречие с господствовавшими идеями глобализма, в которые они (по понятным причинам) не вписывались. Кризис глобализма в 2018–2020 годы, проявивший в многочисленных явлениях, – от Брэгзита до пандемии – всего лишь напомнил в этом смысле значение ЛЧЦ и их борьбы для формирования МО. Её признаки, мешавшие «пониманию» постмодернистской политологии современного хода вещей, тщательно замалчивались. В военно-политической области с трудом отошли от наивно-романтических и не очень умных представлений о сути современного противоборства 80-х и 90-х годов, вернувшись к откровенным моделям военно-силового соперничества 2014–2020 годов. Однако далеко не всегда и не везде. В российской военно-научной мысли международной аналитике по-прежнему доминируют представления конца 90-х годов, где роль ЛЧЦ и центров силы признается с трудом. Это затрудняет военно-политическое планирование[8].

Другой аспект – в основе любой ЛЧЦ находится государство-лидер, которое доминирует и привлекает к себе на разных условиях и разными средствами и способами другие государства, подчиняя их в конечном счёте своим интересам. Самым ярким примером создания и развития основ ЛЧЦ и её влияние на формирование МО и ВПО можно считать Римскую империю, а до этого – Древнюю Грецию и Карфаген, которые по сути заложили основу современной западной локальной цивилизации в ожесточенной борьбе между собой в V–I вв. до нашей эры.

Позже, таким феноменом стала Империя Карла Великого (созданная из обломков Римской империи), Московского государства и Монгольской империи, которая сформировалась в конце XII века из небольшого монгольского племени, быстро превратившись посредством присоединения самых разных племён, народностей и народов (позже государств) в огромную империю, которая доминировала в последующие годы при формировании МО, а, как следствие, – ВПО и СО на территории всей Евразии – от Западной и Южной Европы до Юго-Восточной Азии.

Причём именно благодаря Монгольской империи процессы глобализации пошли значительно быстрее, чем они развивались до этого: почтовая и курьерская связь монголов, например, позволяла доставить сообщение от Каракорума или другой точки на востоке империи в Западную Европу за 8–9 дней, а обмен знаниями, товарами и людьми (бумага, порох, врачебные приёмы и даже научные наблюдения) стали обычным явлением.

Задолго до этого аналогичный генезис прошел Древний Рим, объединивший в III–I вв. д. н. э. сначала более 50 италийских племен, а затем и подчинивший остальные племена и народы, проживавших на Апеннинах – от этрусков до греков и галлов, а ещё позже все народы, нации и государства Средиземноморья – от Великобритании до Северной Африки и Восточной Европы, от Македонии до Египта. Примечательно, что и в Римской империи процессы глобализации резко ускорились. Прежде всего благодаря строительству дорог и коммуникаций, а также продвижению греческих и собственно римских культурных достижений, нравственных и правовых норм.

Параллельно, но не так успешно, в других регионах и ЛЧЦ проходили аналогичные процессы, когда за 100–200 лет до Рима это же пытался сделать Карфаген, контролировавший огромную территорию от Испании до Каппадокии, а ещё ранее – Греция, создавшая при Александре Македонском империю от Апеннин и Сицилии до Афганистана. И здесь ЛЧЦ Карфагена, в основе которой лежали знания и торгово-промышленные навыки семитско-финикийских народов, – письменность, денежное и вексельное отношения, торговля и земледелие – стали достижениями многих государств.

Примечательно, что каждая из ЛЧЦ продвигала, в том числе и насильственно, свои системы ценностей и правила, – нередко под угрозой физической расправы, – заставляя другие ЛЧЦ и страны принимать их. Так, весьма показателен пример, когда брюки (штаны) – предмет одежды, – который закрывал ноги, римляне видели только у диких северных народов («варваров») и называли «barcas» («бракас», «брэка», отсюда произошли и французское «брэ», и английское «бричиз», и, конечно же, наши «брюки»). Для римлян эта одежда была символом нецивилизованности и варварства, и поэтому человек, носящий штаны (даже короткие, типа шорт) для них был чужеземцем и варваром! Дошло до того, что в IV веке нашей эры римский император Феодосий издал следующий строгий указ, в соответствии с которым, грубо переводя, «В городе Риме никто не должен носить штаны. Однако если человек после того, как услышит этот закон, упорствует в ношении штанов, должен понести соответствующее наказание, лишен всех гражданских прав и изгнан из города Рима»[9].

Иными словами, человеческая история и международные отношения (в т.ч. военно-политические отношения) даже в деталях, бытовых мелочах были прежде всего производными от развития достижений тех или иных ЛЧЦ, которые находились под доминированием государства-лидера, отношений между ними и отношений их коалиций. Победила, как известно, в конечном счёте греко-римская цивилизация в той части мира, которую мы сегодня называем «Европой», а в древние времена – большей частью известного на то время мира.

В настоящее время этот процесс характеризуется обострением борьбы западной ЛЧЦ и китайской ЛЧЦ, с одной стороны, западной ЛЧЦ и российской, исламской и другими ЛЧЦ, с другой. Во всех случаях мы видим, что в центре такой ЛЧЦ находится страна-лидер (хотя могут быть и альтернативные амбиции у других государств, например, в исламской ЛЧЦ – у Турции, Ирана и Саудовской Аравии – или в российской – Украина).

Надо признать, что такое развитие не стало неким «выпадением» из общей логики развития МО и ВПО в мире за всю историю человечества. В XVII–XIX и в XX–XXI века, например, не стали каким-то особенным исключением из этой закономерности, хотя появление многочисленных теорий «наций-государств» и затушевало эту особенность вплоть до настоящего времени. «Семилетняя война» середины XVIII века и «Крымская война» середины XIX века, также как и Мировые войны ХХ века стали войнами между военно-политическими коалициями (что признаётся всеми) и их ЛЧЦ (что признаётся не многими).

И сегодня ЛЧЦ (и их страны-лидеры) формируют в основном миропорядок и нормы поведения не только внутри собственных государств, но и в коалициях. Более того, они претендуют на то, чтобы их национальные (в том числе правовые) нормы и нормы ЛЧЦ стали универсальными. Так, подобная задача откровенно сформулирована в официальных документах США и НАТО: США и их союзники придумывают свои нормы, а затем пытаются превратить их в нормы универсальные, принудив другие ЛЧЦ и страны к их соблюдению. В частности, в «Национальной военной стратегии США» откровенно признаётся: «Взаимовыгодный союз и партнерство – критически важен для нашей стратегии, обеспечивающей асимметричные стратегические преимущества, которые не соизмеримы с другими противниками… Каждый день наши союзники и партнеры поддерживают нас в защите свободы… И  сохранении правил, лежащих в основе … мирового порядка»[10].

При этом именно сила ЛЧЦ становится тем инструментом, с помощью которого пытаются привести к соблюдению этих норм. Ричард Хаас в первом номере за 2019 год журнала «Форрин Аффеарс», например, опубликовал примечательную статью под заглавием «Как заканчивается мировой порядок»[11], где он пишет: «Стабильный мировой порядок редкость… Это требует равномерного распределения мощи и общего согласия относительно правил и норм, с помощью которых регулируются международные отношения»».

Этот подход – достаточно традиционен, подтверждая вновь, что классические нормы поведения субъектов МО в мире остаются на уровне V века до нашей эры. «Вновь», потому, что еще в V веке д.н.э военное соперничество Афин и Спарты, точнее – опасения в отношении усиления того, либо другого, – превращали их отношения в «ловушку Фукидида», названную так по имени древнегреческого историка, наблюдавшего за этими отношениями.

История с соперничеством двух держав-цивилизаций повторилась двумя столетиями позже уже на уровне локальных человеческих цивилизаций (ЛЧЦ), претендовавших на лидерство в мире, – когда Рим и Карфаген, представлявшие семитскую и индоевропейскую (арийскую) ЛЧЦ и их коалиции, по сути дела начали первую мировую войну, в которую оказались втянуты практически все известные на то время страны и которая проходила на самых разных ТВД – от Испании до Сирии, Туниса и Египта. Как известно, война закончилась не просто поражением, но и уничтожением Карфагена и превращением Римского союза италийских племён в мировую империю. Этот итог – закономерный итог столкновения ЛЧЦ, который позже повторялся не раз. В XII – XII веке Русь не удалось захватить Западу благодаря не только сопротивлению Новгорода и Северо-Восточных земель, но и нашествию Татаро-монгол на Европу, которые в 1241 году разгромили 100 – тысячное венгерское войско, навсегда похоронив мощь западных рыцарских войск.

Приводятся сегодня и примеры, связанные с периодом после 1815 года, а также примерами после Первой мировой войны. Разница, однако, заключалась в том, что сегодня один-единственный субъект – западная ЛЧЦ во главе с США попыталась создать международную систему (МО), гарантирующую сохранение существующего миропорядка в мире, не смотря на стремительное появление новых центров силы. Часть такой системы – ВПО, которая должна соответствовать представлениям и возможностям Запада контролировать военно-политическую обстановку в мире.

Именно изменение экономических и финансовых соотношений сил (и, как следствие, военного соотношения сил) в мире лежало в основе растущего интереса к ЛЧЦ как новым политическим центрам силы и будущим коалициям с конца ХХ века, хотя реально на 2019 год можно говорить лишь об одной реально существующей коалиции – коалиции западной ЛЧЦ, реально участвующей под эгидой США в формировании всей военной политики коалиции[12]. Другие военные коалиции – ОДКБ, исламская, китайская, индийская, пр. – ещё только формируются. Но именно такое изменение в соотношении сил делает, по мнению правящей элиты США, сохранение и укрепление военно-политического контроля со стороны США обязательным условием.

Отдельно следует сказать об африканских странах, которые относятся к разным локальным цивилизациям, но имеют много общего, но, главное, – быструю общую динамику демографического и экономического развития.

Созданная США из более 60 государств, некоторые из которых, строго говоря, не принадлежат к западной цивилизации, западная военно-политическая коалиция фактически основывается на двусторонних отношениях с США. И именно эту особенность всячески подчёркивает и развивает администрация Д. Трампа, акцентируя внимание на двусторонних отношениях, иногда в ущерб общекоалиционным. Это позволяет отойти от «коллективных решений» в пользу односторонних, принимаемых США. Так, в Сирии, например (а до этого в Ираке и Афганистане) на стороне США участвовали в разных формах как члены НАТО, так и не члены НАТО и даже не члены ЕС, более того, на стороне США против других арабских стран участвуют даже арабские государства. Причём эта тенденция имеет глобальный характер. Так, в августе 2019 года «антитеррористическая коалиция», возглавляемая США, заявила о «смене приоритетов» на борьбу с терроризмом в странах северной Африки и Сахеля (пояса южнее африканских пустынь, пролегающего с востока на запад континента, стран, чья территория превышает 3 млн кв. км.). Фактически это означает распространение борьбы западной коалиции с другими режимами (прежде всего с целью их дестабилизации) уже за пределы Азии и Ближнего Востока на Африку. Складывается весьма пессимистическая картина развития уже глобальной МО:

– дестабилизация Европы (Югославия, Украина, Россия, Кавказ) в начале 90-х годов;

– дополнилась дестабилизацией Центральной Азии (Афганистан, Ирак, бывшие советские республики) вначале 2000-х гг.;

– усилилась «цветными революциями» в Европе и странах Северной Африки, которые вылились в конфликт на Украине и в войну западной коалиции в Сирии;

– в 2019 году получили импульсы для конфликтов в Европе и Африке.

Таким образом, для понимания принципиальной модели развития того или иного сценария МО в работе исходят из признания приоритетов развития ЛЧЦ и отношений между ними. Это – важное признание потому, что в последние годы появились и иные политические и научные концепции, пытающиеся объяснить основные тенденции в развитии человечества и, как частный случай, обосновать закономерности в развитии МО и ВПО в мире. В них роль и значение ЛЧЦ нередко вообще игнорируется, но чаще о них сегодня как-то «забывают», вспоминая когда коалиция (западная) приступает к совместным действиям – удивительно скоординированным и слаженным, даже в тех случаях, когда в них участвую не члены НАТО (Финляндия, Австралия, Австрия и др.). Цивилизационный подход, надо признать, далеко не всегда находит поддержку, более того, чаще всего вообще игнорируется, особенно в российской политике, которая иногда признаёт только некий «коллективный Запад», под которым, как правило, понимаются страны-члены НАТО, но который не включает других реальных военно-политических союзников США.

Автор: А.И. Подберезкин


[1] Хантингтон С. Столкновение цивилизаций. М.: АСТ, 2016, с. 37.

[2] Автор: SY – собственная работа, CC BY-SA 4.0, https://commons.wikimedia.org/w/index.php?curid=61320148

[3] См. подробнее: Светлов Р.В. Таласская битва (июль 751 г.) В кн.: Великие сражения Востока. М.: ЭКСМО, 2009. 416 с.

[4] Лавров С.В. Настоящее и будущее глобальной политики: взгляд из Москвы // Россия в глобальной политике, 2007, № 2, сс. 8–15.

[5] Ильин И.А. Пути России. М.: Вагриус, 2007, с. 243.

[6] Основа локальной человеческой цивилизации (ЛЧЦ) – зд.: объединение государств и акторов вокруг одного государства-лидера.

[7] Военно-политическая коалиция – зд.: одна из наиболее «мягких» форм военно-политического сотрудничества (в отличие от блоков и союзов) государств и других акторов ВПО, предполагающая самый широкий спектр сил и средств силового (не всегда военного) взаимодействия в общих интересах. Как правило, формируется на основе ЛЧЦ.

[8] См. подробнее: Концепция обоснования перспективного облика силовых компонентов военной организации Российской Федерации. М.: ИД «Граница», 2018. 512 с.

[9] Цит. по: Почему в Риме были запрещены штаны. Яндекс-дзен. 8.08.2019 / http.:zen.yandex.

[10] Summary of the 2018 National Defense Strategy of the United States of America. Wash., 2018, March, 18, p. 8.

[11] Haass R. How a World Order Ends // Forreigh Affaiers, 2019. Winter.

[12] President Donald Trump, Executivе Order 13806. URL: https://www.whitehouse.gov/ presidential-actions/presidential-executive-order-assessing-strengthening-manufacturing-defense-industrial-base-supply-chain-resiliency-united-states/

 

15.02.2021
  • Аналитика
  • Военно-политическая
  • Органы управления
  • Глобально