Долгосрочные вероятные сценарии военно-политического развития России после 2025 года

Россия — единственная глобальная сила, способная и готовая к противодействию в военном и идеологическом плане[1]

А. Гилёв, военный эксперт

 

Стратегический прогноз Российской Федерации разрабатывается по поручению президента РФ на 12 и более лет правительством РФ с учетом данных, представляемых федеральными органами исполнительной власти, органами власти субъектов РФ и Российской академией наук. Корректировка Стратегического прогноза … должна осуществляться каждые 6 лет[2]

ФЗ № 172, Ст. 23

 

На фоне амбициозных программ военно-технического строительства, озвученных В. В. Путиным в Послании 1 марта 2018 года, кажется, что в России не существует проблемы долгосрочного военно-политического и социально-экономического прогнозирования, хотя Президент России в том же послании предупреждал об исключительно важном аспекте фактически цивилизационного соперничества между Западом и Востоком. В самом общем виде оно выражается в том, что в ретроспективе 30 лет (от 1990 до 2020 года) Россия оказалась в положении стратегического аутсайдера, выйдя к 2018 году только на уровень развития РСФСР 1990 года в то время как Китай, Индия, США и новые центры силы в несколько раз увеличили не только объемы своего ВВП, но и качество экономики.

Основные сценарии военно-политического развития России и их варианты на период 2025–2050 годов, основанные на известных парадигмах и информации к 2018 году, являются обязательной областью для долгосрочного стратегического прогноза, имеющей исключительно важное прикладное политическое значение. Их нельзя заменить даже сколько-нибудь обоснованными планами военно-технического строительства или программой ГОЗ в среднесрочной перспективе, например, до 2027 года, которые ориентированы сугубо на технологические и экономические аспекты. «Горизонт» ГОЗ до 2027 года обозначен запросами на ВВСТ военных, а не развитием ВПО в мире, которое может принципиально изменить такие запросы в самые короткие сроки.

К началу 2018 года Россия подошла в состоянии высшей степени неопределенности не только с точки зрения будущей ВПО, но и своего будущего[3]. Оптимизма президентского послания В. В. Путина отражает пока что намерения, а не реальность. Хуже того, внутри большинства правящей элиты нет сколько-нибудь определенного представления о первом и втором: значительная часть правящей элиты воспитана в системе либеральных ценностей 90-х годов и унаследовала по сути антигосударственные взгляды западников. Даже проект бюджета 2018– 2020 годов свидетельствует не только об инерции социально-экономического развития России, но и отсутствии у ее элиты долгосрочных представлений о будущем, которые существенно расходятся с политическими реалиями. Тем более о долгосрочных, стратегических перспективах. В том числе и из-за политико-идеологического кризиса и из-за провалов в теоретических наработках после развала СССР[4].

Иными словами, в условиях резкого обострения ВПО в мире в 2018 году у правящей элиты страны в целом не было скольконибудь обоснованного представления о стратегической картине мира до 2050 года, будущей ВПО, а, значит, и исходных данных для стратегического планирования развития страны. Всё, чем располагало общество (не говоря о закрытых и мало известных специальных работах МО), — проекты и бюджеты страны, а также ни к чему не обязывающие

многочисленные концепции, о которых забывали еще до их публикации, а также оценками и запросами соответствующих силовых структур и ведомств, которые часто исходили из своих, узковедомственных потребностей. Ситуацию не могло исправить и послание президента В. В. Путина 1 марта 2018 года, в котором были обозначены среднесрочные перспективы развития, а не долгосрочная стратегия.

Не было и стратегического плана развития страны, рассчитанного на долгосрочную перспективу потому, что не было даже самого общего представления о «желаемом будущем» для всей нации. Ситуацию не исправила даже избирательная кампания В. В. Путина, которая была бы отличным

и своевременным поводом для представления всему обществу проекта будущего плана развития России — так, как правило, делается в ходе всех избирательных кампаний[5]. Президентское послание, скорее, было тактическим, а не стратегическим документом. Но эта норма не стала поводом.

Надо признать, что слишком медленное и непоследовательное возвращение России к стратегическому прогнозированию и планированию с начала нового столетия стало следствием двух фундаментальных причин, сохраняющих значительное влияние в 2018 году, в том числе на военно-политическое планирование[6]:

Во-первых, отказа правящей элиты от сколько-нибудь оформленной идеологии, как системы взглядов (в т.ч. по укреплению государства), означает фактически и отказа и от обоснованного (пусть политически) целеполагания, без которого стратегическое планирование лишено всего смысла. Отсутствие «национальной идеи» означает неизбежное отсутствие не только «образа будущего», даже самых общих представлений о будущем, но и сугубо практической стратегической цели и плана развития в социально-экономической и иной областях[7].

Между тем такая идея объективно не просто существует, но и требует превращения в самую приоритетную политическую цель. Причем неотложного, срочного, потребность к чему возрастает по мере обострения ВПО: если в относительно спокойных условиях развития МО и ВПО можно пренебречь стратегией и эффективным управлением, то в условиях кризиса — это становится преступлением тех, кто претендует на управление[8]. Эта общенациональная идея и стратегическая цель — развитие национального человеческого капитала (НЧК), которое стало такой целью для ведущих западных стран уже с конца ХХ века, и о котором говорил еще 30 лет тому назад А. И. Солженицын. Формально к ней обращался в своих посланиях ФС в 2016 и 2018 годах и В. В. Путин.

Во-вторых, сохранение в начале века в России влияния вульгарно-либеральных взглядов правящей элиты, предполагающей категорический отказ от советского опыта («Госплана–Госснаба»), который лежит в основе социально-экономического планирования. И, соответственно, кадров, принимающих важнейшие решения. Сложилась уникальная ситуация, когда у Минфина, Минэкономики и ЦБ есть «своё» видение будущего, «свои» приоритеты, «свои» планы, а у Минобороны и других министерств, обеспечивающих национальную безопасность, свои[9]. Эти планы основываются на фактическом отрицании любых прогнозов, планов и целеполагании, ориентации на «всесильную рыночную стихию», которая и «так все отрегулирует».

Но эти же причины (а совсем не санкции и кризис) стали основой для формирования инерционно-стагнационного курса России в 2009– 2017 годах, причем прежде всего в области ментальной, когда правящая элита согласилась с тем, что России будет развиваться медленных других стран или не развиваться вообще. Это отношение фактически стало той основой, которая легла в качестве фундамента для нынешней политики не только в социально-экономической области, когда всерьез прибавку в несколько рублей рассматривают в правительстве в качестве взноса в улучшение материального положения, но и в области промышленного, научно-технического и технологического развития, где нарастающий разрыв стал уже не просто угрожающим, но и катастрофическим.

Таким образом, в 2018 году в российском истэблишменте не существовало общего представления о будущем МО и ВПО и желаемом будущем для России (исключая самых общих слов о патриотизме и суверенитете), а также о стратегии развития страны. Попытка В. В. Путина сконструировать это будущее, опираясь на некие отдельные элементы (например, на рост душевого ВВП в 1,5 раза или увеличение продолжительности жизни) выглядят достаточно бессистемными. В основе военно-политического планирования России находились не всегда понятные и объяснимые оценки и запросы силовых министерств, прежде всего МО и Генштаба, а не будущие военно-политические условия и особенности развития мира и российской нации[10]. «Сюрпризы» В. В. Путина, сделанные входе Послания 1 марта 2018 года, подтверждаю этот вывод: общество не знает, в каком направлении развивается не только ее военно-техническая политика, но и ее принципиальные цели.

Это означало, что вероятность ошибки и негативных последствий для страны была и остается очень высока. Также как и в 1989 году для СССР, когда велась работа над редакцией военной доктрины ОВД (которая через год перестанет существовать), Россия может оказаться в таких военно-политических условиях, которые не предусмотрены ни существующими концепциями, ни ГОЗ до 2027 года, ни развитием МО, которая (как показали, например, маневры КНДР в ядерной области) может меняться не только очень динамично, но и радикально.

Автор: А.И. Подберёзкин


[1] Гилёв А. Многомерная война и новая оборонная стратегия // Россия в глобальной политике. 2014. — Т. 12. — № 5. — С. 47.

[2] Федеральный закон «О стратегическом планировании в Российской Федерации» №  172-ФЗ от 28 июня 2014 г. — Ст. 23. — Глава 6 / http://www.kremlin.ru/acts/bank/38630

[3] Кравченко С. А., Подберёзкин А. И. «Переоткрытие» знания о будущем: перспективы безопасности России до 2050 года // Вестник МГИМО–Университета, 2017. — №  4 (55). — С. 224–225.

[4] Стратегическое прогнозирование и планирование внешней и оборонной политики: монография: в 2 т./ под ред. А. И. Подберёзкина. — М.: МГИМО–Университет, 2015. — Т. 1. — 796 с.

[5] Так, в ходе избирательной кампании по выборам президента России, я, как один из кандидатов, представил свою программу, которую опубликовал в книге большим тиражом: См. : Подберёзкин  А. И. Стратегия для будущего президента России: Русский путь. — М.: ВОПД «Духовное наследие», 2000.

[6] См., например: Подберёзкин А. И. Национальный человеческий капитал. — М.: МГИМО–Университет, 2012, Т. 1. «Роль идеологии в модернизации России». — 468 с.

[7] Стратегическое прогнозирование международных отношений / А. И. Подберёзкин, М. В. Александров, К. П. Боришполец и др. — М.: МГИМО–Университет, 2016.

[8] Кравченко  С. А., Подберёзкин  А. И. Диагностика доверия к  безопасности России в условиях нового знания о рисках и уязвимостях / Гуманитарий Юга России, 2017. — Т. 6. — №  1. — С. 29–30.

[9] Подберёзкин А. И. Современная военная политика России: учебно-метод. комплекс в 2-х томах. — М.: МГИМО–Университет, 2017. — Т. 2. — С. 539–547.

[10] См. подробнее: Подберёзкин А. И. Взаимодействие официальной и публичной дипломатии в  противодействии угрозам России. В  кн.: Публичная дипломатия: Теория и практика: Научное издание / под ред. М. М. Лебедевой. — М.: Издательство «Аспект Пресс», 2017. — С. 36–53.

 

09.04.2020
  • Аналитика
  • Военно-политическая
  • Органы управления
  • Россия
  • XXI век